Эркман-Шатриан - История одного крестьянина. Том 2

• Название: История одного крестьянина. Том 2
• Автор: Эркман-Шатриан
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1967

Тетралогия (1868-70) Эркмана-Шатриана, состоящая из романов «Генеральные Штаты», «Отечество в опасности», «Первый год республики» и «Гражданин Бонапарт».

Написана в форме воспоминаний 100-летнего лотарингского крестьянина Мишеля Бастьена, поступившего волонтером во французскую республиканскую армию и принимавшего участие в подавлении Вандейского восстания и беззакониях, творимых якобинцами.

---

Марсо не мог занять эту дорогу, так как мы тогда еще не были хозяевами положения в департаменте Сарта.

В четвертом часу утра разнесся слух, что прибыл Клебер. Мы ждали, что нас снова пошлют в наступление, но оно началось лишь на рассвете: сначала в полной тишине очистили улицы позади нашей позиции, чтобы могла проехать кавалерия. Но я думаю, что неприятель уже был вконец измотан, ибо сразу же после полуночи, когда обе стороны совсем выдохлись и бой затих, множество вандейцев, даже не предупредив своих начальников, оставили женщин и священников и двинулись по дороге на Лаваль. Думаю, что я был прав, ибо около пяти утра, как только над крышами забрезжил рассвет, внезапно раздался громкий крик: «Вперед! Вперед!» — и мы выскочили из укрытия, все отчаянное сопротивление наших противников длилось не более четверти часа. Вольные стрелки из Касселя с Вестерманом во главе прошли беглым шагом по всей главной улице, из конца в конец. Из окон открыли было по ним стрельбу; даже было дано несколько залпов картечи, которые вывели из строя целые ряды солдат, и все же через десять минут мы уже были на площади.

Мы, канониры, получили приказ следовать вскачь за колонной Вестермана и занять позицию напротив торговых рядов, но они уже опустели — там остались лишь снятые с лафетов, заклепанные пушки, пустые фургоны, раненые да несчастные беззащитные люди, которых тотчас же прикончили. Вся площадь была устлана мертвецами. Вестерман, не останавливаясь, двинулся с шестым гусарским по дороге на Лаваль, следом за беглецами.

Если бы я сказал, что мы не перебили тех, кто засел в домах, что мы дали им возможность удрать и снова решетить нас пулями, что мы пощадили многих из тех фурий, которые не стесняясь собирали в мешки награбленное и без зазрения совести приканчивали раненых, — если бы я сказал так, право же, это было бы ложью. Правда, мы, канониры, приставленные к своим пушкам, чтобы дать отпор в случае атаки, — не участвовали в этой резне, но солдаты из Шербура и других краев, видевшие, как вандейцы сотнями крошили и расстреливали их товарищей, отомстили за погибших… Отовсюду неслись крики, ужасные крики!.. Но что поделаешь? Война есть война: кровь, слезы, пожары, грабежи!.. Горе тем, кто ее начинает, особенно тем, кто воюет против своей родины, — все эти ужасы падут на их головы; только они одни несут ответ за все это перед родом человеческим и Верховным существом.

Генералы приказали трубить сбор. Клебер и Марсо, депутаты Приер, Тюро, Бурбот — все пытались остановить истребление пленных: они принялись говорить о законе, о правосудии, чтобы утихомирить разъярившихся солдат. Но послушайте, мы потеряли больше ста тысяч человек в этой проклятой войне с Вандеей; уже больше года мы терпели жесточайшие лишения; в то время как пруссаки, австрийцы, немцы, итальянцы, испанцы, англичане, голландцы, — словом, вся Европа ополчилась на нашу страну, мы вынуждены были сражаться с предателями, которым следовало бы поддерживать нас против чужеземцев, а не всаживать Франции нож в спину!.. Подумайте обо всем этом, и пусть те, кто корит республиканцев за жестокость, лучше помолчат, — в глубине души они сами признают, что право было на нашей стороне и что мы верно поступили, выполнив свой долг перед родиной и перед самими собой.

Глава двенадцатая

После разгрома вандейцев армия два дня отдыхала в Ле-Мане, но Вестерман, одни из величайших кавалерийских генералов, какие только у нас были, не оставлял врага в покое, чтобы тот не мог собрать свои силы в кулак перед Лавалем, а потому, несмотря на декабрьский холод и полученные раны, он преследовал вандейцев по всем деревням, и его гусары истребили их великое множество. В Лавале жены патриотов хватали беглецов, не давали им уйти: кровь их мужей и детей, пролитая роялистами после Антрама, вопияла о мщении. Да и бретонские крестьяне, бедные люди, которые были свидетелями всех ужасов гражданской войны, наглости вандейцев, их пьянства и распущенности, встречали их теперь вилами и косами.

«Проваливай отсюда, бандит! Пусть тебя там повесят! Расстреливал исподтишка честных христиан, а сам молился!.. Проваливай отсюда, проклятый!»

Маркизы, графини, вандейские главари в женском платье, священники в гражданской одежде тщетно молили о пристанище, — им указывали на дверь. А тут являлись гусары с окровавленными саблями: «Вот они! Держи их, держи!»

О господи, да послужит это уроком всем, от кого отвернулось небо и кто восстает против собственной родины!

Да узнают они, что преступнику не суждено долгое преуспеяние, — приходит беда, и все оборачивается против него.

Когда через пять дней мы подошли к Ансени, где остатки этих несчастных пытались переправиться через Луару на плотах, которые они строили из чего попало — из досок, бочонков, балок и даже полов, — словом, ради плотов рушились целые дома, мы обнаружили гусар Вестермана на небольших высотах, по ту стороны Канде. У всех были кольца, серьги, браслеты, золотые кресты — одни нацепили свои трофеи на себя, другие спрятали в карман, третьи обмотали хоругвями эфес сабли. У всех битком набиты были патронташи, а сморкались эти паршивцы только в кружевные платки. Можно себе представить, какая участь постигла их обладательниц — маркиз и герцогинь, об этом страшно даже подумать.

Представители Конвента Бурбот и Тюро выкупили у солдат немало драгоценностей и отослали в Конвент. Многие кавалеристы даже передали их в дар республике, ибо она была бедна и нуждалась в деньгах, чтобы отразить деспотов, наступавших на нее со всех сторон.

А теперь вы увидите, что представляли собой знаменитые вожаки роялистов, этот Анри де Ла-Рошжаклен, эти де Сапино, де Лавиль-Боже, де Ланжери и другие защитники трона и алтаря. Спору нет, массы вандейских крестьян и особенно шуаны, собравшиеся под их знамена в Лавале, были виноваты перед Францией. Виноваты они были и перед своими женами и детьми, ибо, сражаясь против народа, рисковали их жизнью, — это ясно! Они вели себя не как честные люди и порядочные французы. Но виной тому была их глупость, невежество, в котором их держали столетиями и которое передавалось от отца к сыну. Эти бедняги сами не знали, что они делают, и заслуживали прощения. Другие же — те, кто увлек их за собой на тот берег Луары, — сострадания не заслуживали. Все эти дворяне, все эти священники, которые ради защиты своих привилегий ввели в обман столько тысяч людей, призывая их уничтожать своих собратьев и обещая в награду за эти преступления царство небесное, — вот кто настоящие виновники, вот кто должен был бы нести кару за этот мятеж, вот кто должен был бы пожертвовать собой, чтобы искупить свою вину перед женщинами, детьми, стариками, вот кто в эту тяжкую пору, видя, что все запасы истощились, что Луара вышла из берегов от снега и дождя и что построить мост и спасти всех людей невозможно, — эти самые дворяне должны были бы решиться на жертву, явиться к представителям Конвента и сказать:

«Мы такие-то и такие-то. Мы принадлежим к благородной расе победителей, и мы не желали подчиняться вашей республике. Мы увлекли за собой всех этих несчастных и бросили их против вас. Мы обманули их!.. Теперь сила на вашей стороне!.. Так проявите милосердие и пощадите их — ведь они такие же люди из народа, как и вы. Возьмите наши головы, и пусть на этом все будет кончено!

Пусть Франция живет по новым законам, но пусть она сохранит хотя бы память о людях благородной души, которые отстаивали против всех привилегии своего сословия и которые гордо и мужественно отдали жизнь ради спасения своей армии!»

Ведь именно так поступили бы вы, правда? Я обращаюсь к тебе, первый встречный, к тебе — солдат, к тебе — рабочий, к тебе — крестьянин, ко всем, кто не принадлежит к благородной расе, кто требует для всех только равенства перед законом… Ведь именно об этом вы бы подумали, верно? Да, уверен, что так — смерть не столь уж страшна, когда человек выполнил свой долг, и не надо быть дворянином, чтобы презирать ее. Вот я — уже очень старый человек, я стою на пороге Вечности, но я не стал бы дожидаться ни минуты, я не медля принес бы себя в жертву.

Так вот слушайте! Двинулись мы из Бретани в Момюссон, большой город, возле которого находились стекольные заводы, вроде тех, что имеются в Мейзентале, и на подступах к Ансени наш авангард открыл огонь: в это время на Луаре показался баркас, и в этом баркасе, единственном, который вандейцы сумели найти, ибо при их приближении все плавучие средства были переправлены на левый берег, чтобы они не могли вернуться к себе, — в этом баркасе находился их генералиссимус Анри де Ла-Рошжаклен и с ним — Стоффле, Сапино, Лавиль-Боже, Вожиро, де Ланжери и еще несколько вожаков; все они якобы отправились на поиски двух барж, груженных сеном и стоявших на якоре напротив города, чтобы с их помощью спасти своих людей. Так, во всяком случае, пишут роялисты в своих книжках. Представляете себе: генералы, которые отправились за баржами вместо того, чтобы послать доверенного офицера с несколькими солдатами! Да это же курам на смех! Тем более что когда эти храбрецы достигли другого берега, они вошли в лес, находившийся на расстоянии ружейного выстрела, и исчезли в нем, даже ни разу не обернувшись, а брошенные ими несчастные люди ничего больше о них и не слышали.