Эркман-Шатриан - История одного крестьянина. Том 2

• Название: История одного крестьянина. Том 2
• Автор: Эркман-Шатриан
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1967

Тетралогия (1868-70) Эркмана-Шатриана, состоящая из романов «Генеральные Штаты», «Отечество в опасности», «Первый год республики» и «Гражданин Бонапарт».

Написана в форме воспоминаний 100-летнего лотарингского крестьянина Мишеля Бастьена, поступившего волонтером во французскую республиканскую армию и принимавшего участие в подавлении Вандейского восстания и беззакониях, творимых якобинцами.

---

— Ладно, ладно, Мишель: не хочешь брать в кредит — не будем. Но мы же можем купить товаров на те деньги, которые у меня есть?

— Ну, это другое дело. Пожалуйста, покупай, когда вздумаешь, Маргарита.

— В таком случае, — заявила она, — едем сейчас же: деньги у меня наготове. Торговля газетами у нас совсем захирела: нужда кругом страшная, и у людей нет и лиара лишнего, чтобы платить за газеты. Так что не будем терять время.

Она была такая живая, решительная. Я же, получив от нее заверение, что мы ничего не будем брать в долг, успокоился и с удовольствием думал о предстоящей поездке с Маргаритой в Страсбург. Надо было немедля позаботиться о местах в почтовой карете Батиста — он отправлялся в путь ровно в полдень. Кошель с деньгами лежал у меня во внутреннем кармане куртки, застегнутой на все пуговицы. Мы сидели на задней скамейке, зажатые между эльзасцами, возвращавшимися домой. Стоял июль, и пыль была ужасная, тем более что дороги содержались плохо, колеи были в фут глубиной, и пыль покрывала не только обочины, но и поля у дороги. Дышать было нечем. Вот каким запомнилось мне наше путешествие. И все же мы с Маргаритой переглядывались и чувствовали себя самыми счастливыми на свете. У подъема на Васселон карета остановилась. Эльзасцы, слава богу, наконец слезли, а к ночи и мы с Маргаритой прибыли на место. Маргарита хорошо знала Страсбург: она отвела меня в гостиницу «Глубокий погреб», которую держал тогда старик Димер. Нам дали комнату. Какое было наслаждение умыться свежей водой после такой дороги! Нынче людям трудно даже представить себе, что такое может быть, — это надо самому испытать.

Помню еще одно: часов около восьми к нам явилась служанка и спросила, где мы будем ужинать — за большим или за маленьким столом. Я хотел было ответить, что за маленьким, думая, что маленький — это, наверно, для прислуги и, значит, ужин обойдется дешевле. К счастью, Маргарита поспешила сказать, что мы будем ужинать за большим столом, и, когда служанка вышла, пояснила мне, что за большим столом мы заплатим всего двадцать пять су — там ужинают возчики, торговцы, крестьяне, — словом, люди, которые не станут дорого платить, а за маленькими столиками едят богачи, в отдельной комнате, и стоит это три ливра. Дрожь пробрала меня при одной мысли о том, что мы могли потратить шесть франков за один присест. Не стану рассказывать вам про ужин — этак мы никогда не кончим. Достаточно будет сказать, что на другой день, часов около семи мы с Маргаритой рука об руку отправились к Симони, а жил он на углу улицы Мучников и старинной площади, где был зеленной рынок, — теперь там поставили памятник Гутенбергу. Симони знал весь Эльзас, да я и сам был наслышан об этом богатейшем купце во всей провинции. И потому представлял его себе разряженным в пух и прах — в красивой шляпе, с цепочками и брелоками. Каково же было мое удивление, когда, завернув за угол, я увидел невысокого человека лет тридцати пяти — сорока, в красной куртке, с косицей, завязанной простою лентой, который перекатывал какие-то бочки и устанавливал ящики у входа в лавку. А Маргарита при виде его сказала:

— Вот это и есть господин Симони.

Это переворачивало все мои представления о богатых купцах, и с тех пор я понял, что не по платью судят о человеке, и никогда уже больше на сей счет не ошибался.

Пока мы пробирались среди всех этих ящиков, бочек и мешков, выраставших горами то справа, то слева, по мере того как их сгружали с телег, господин Симони опытным глазом признал в нас покупателей и, препоручив все приказчикам, поспешил следом за нами в лавку, которая выходила на две улицы; двери ее были широко распахнуты; вдоль стены шел прилавок, в глубине виднелась жилая комната, совсем как у нас в Пфальцбурге, только все это было в три или четыре раза больше.

Боже праведный, какое же зрелище открывалось взору начинающего торговца, какое изобилие: горы мешков с разными разностями, ящики, громоздившиеся до самого потолка, сотни сахарных голов, корзины с изюмом и винными ягодами, выставленные для обозрения, и этот запах бесчисленного множества дорогих товаров! Мысль о том, что этот перец, эта ваниль, этот кофе прибыли со всех концов света, что эта снедь привезена на кораблях из дальних стран, вначале не поражает вас: человек, само собой, прежде всего думает о том, как бы заполучить хоть малую толику собранных здесь богатств; но спустя некоторое время, когда дело уже процветает и ты спокойно сидишь с газетой в руках у теплой печки, — вот тогда-то и начинаешь думать о том, сколько тысяч и сотен тысяч человек, белых и черных, всех рас и всех цветов кожи, потрудились ради твоего преуспеяния.

Не стану вас уверять, что эти мысли пришли мне в голову тогда же, в той большой лавке, — нет!.. В ту пору я увидел лишь, что это крупное, очень крупное дело, и как-то весь внутренне съежился.

Маргарита же, наоборот, держалась очень просто — поставила корзинку на край прилавка и в нескольких словах сообщила господину Симони о том, что мы хотели бы закупать у него товары и открыть бакалейную торговлю в Пфальцбурге, что денег у нас мало, зато есть желание их заработать. Он слушал нас с добродушным видом, заложив руки за спину; я же стоял перед ним весь красный, точно новобранец перед генералом.

— Так вы, значит, будете дочка Шовеля, депутата Шовеля? — спросил Симони.

— Да, гражданин. А это мой муж. И дело мы откроем под вывеской «Бастьен-Шовель».

Он рассмеялся и крикнул жене, милой, приятной женщине, такой же подвижной и живой, как моя Маргарита:

— Эй, Софи, эти молодые люди хотят открыть свое дело, займись ими, посмотри, что мы можем сделать для них, а я помогу убрать товар: нас ведь уже предупреждали, чтобы мы поторапливались, а то загромоздили весь проезд.

Множество приказчиков и работниц, засучив рукава, хлопотали вокруг товаров, точно рой трудолюбивых пчел.

Молодая женщина подошла к мужу, он сказал ей что-то вполголоса, она кивнула нам и, обращаясь к Маргарите, молвила:

— Пройдите сюда, пожалуйста.

Мы пошли в небольшую контору, помещавшуюся справа от магазина, очень простую и даже темноватую. Хозяйка предложила нам присесть и с улыбкой стала слушать Маргариту. Она просмотрела длинный список, который Маргарита заранее приготовила, и рядом с названием каждого товара проставила цену.

— И это все, что вы хотите? — спросила она.

— Да, — ответила Маргарита, — на большее у нас нет денег.

— Ассортимент, конечно, надо было бы иметь поразнообразнее: у вас ведь будут конкуренты и все прочее…

— Муж хочет покупать только за наличные.

Хозяйка посмотрела на меня секунды две и, должно быть, сразу увидела, что я простой труженик, крестьянин, солдат и не слишком смыслю в делах, потому что рассмеялась и добродушно заметила:

— Все они сначала такие, наши мужчины, а потом, как расхрабрятся, удержу нет. Ничего, думаю, как-нибудь поладим.

Она спросила, как послать нам товар — обычным путем или срочно, и вышла распорядиться. Маргарита сказала — обычным и, к моему великому удовольствию, велела мне заплатить вперед. Я тут же вывалил содержимое моего мешочка на прилавок. Хозяйка ни за что не хотела брать у нас деньги, но когда Маргарита сказала, что я не усну, если за все не будет заплачено, мигом пересчитала выложенные мной четыре кучки по сто ливров и выдала нам расписку: «Получено в счет поставки товаров». А затем эта славная женщина — мы потом стали с ней добрыми друзьями и она не раз, положив мне руку на плечо, со смехом говаривала: «Ах, мой милый господин Бастьен, какой же вы были вначале трусишка и каким вы стали храбрым с тех пор, — может, даже слишком храбрым!..» — так вот эта славная женщина проводила нас до дверей и весело с нами распростилась, пообещав до конца недели доставить все товары в Пфальцбург. Она окинула взглядом ящики, которые вносили в магазин, и, весело смеясь, принялась болтать о чем-то с мужем, а мы с Маргаритой направились к «Глубокому погребу».

В тот же вечер, часов около десяти, мы вернулись в Пфальцбург. Я вдруг уверовал в себя и уже не сомневался, что дело у нас будет прибыльное. Следующие два дня Маргарита объясняла мне, как вести торговые книги: сначала делают черновую запись всего, что за день отпущено покупателям в долг; потом это переписывают в гроссбух, где на каждого покупателя заведена своя страница; кроме того, существует книга учета, куда заносятся все поступления, все заказы, сколько и в какие сроки надо платить по векселям, — оплаченные же счета и векселя складывают пачками и хранят отдельно. Вот вам и вся бухгалтерия, если торгуешь в розницу, и была она у нас всегда в полном порядке — никогда никаких придирок или штрафов.

Но раз уж я заговорил об этом, надо рассказать вам и про то, что я пережил, когда прибыл наш товар. Увидев этот скромный груз, я так и обмер и воскликнул про себя:

«Как, и за это мы заплатили четыреста пятьдесят ливров?! Господи, это же крохи какие-то… Нас обокрали!»