Владимир Солоухин - Аксаковские места

• Название: Аксаковские места
• Автор: Владимир Солоухин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Дело не в театральном представлении. Не в первый же раз пришел я в театр? Да шастали и по киношкам, где тоже ведь можно перенестись на время черт знает куда. Дело все было в атмосфере сказки, в той ласковой русскости, в которую я погрузился и которая тотчас пробудила в душе добрые и светлые чувства. Так резок был контраст, так велико расстояние от атмосферы до атмосферы, от климата до климата, от чувств до чувств, что сидел не дыша, завороженный, ошеломленный, ошарашенный, чувствуя, как чем-то теплым и светлым омывается душа.

Уже теперь, просматривая ради статьи разные материалы, связанные с аксаковскими местами, я напал на маленькую заметочку в газете "Южный Урал" за 1963 год под заглавием "В селе, где зацвел "Аленький цветочек". "Давным-давно в высоком бревенчатом доме, стоявшем в центре села на берегу реки Бугуруслан, метался в жару и страдал от бессонницы семилетний Сережа Аксаков. Для усыпления больного призвали ключницу Пелагею, которая славилась в округе как великая мастерица сказывать сказки.

"Пришла Пелагея, - рассказывал много лет спустя С. Т. Аксаков, - немолодая дородная женщина, села у печки, подгорюнилась одной рукой и начала говорить немного нараспев: "В некиим царстве, в некиим государстве..." И родилась чудесная сказка, творчески обработанная затем писателем Аксаковым. Она известна теперь советским ребятам под названием "Аленький цветочек".

Не "в некиим царстве", а на родине ключницы Пелагеи творят в наши дни сказочные дела земляки Аксакова - колхозники сельхозартели "Родина". Одно из них совершилось днями..." Но стоп. Окончание заметочки мы прочитаем попозже, когда дойдем до нужного места в этой статье. Окончание заметочки побережем, нам оно еще пригодится. А пока подивимся тому, как в бугурусланской глуши восемнадцатого столетия, в бревенчатом, действительно, дому, где старший Аксаков (дед) полуграмотен и деспотичен, а бабка после смерти деда тоскует, потому что "некого теперь стало бояться", как чудесно пророс и расцвел там аленький цветочек, если иметь в виду и саму сказку, если иметь в виду и талант, заронившийся в душу Сережи Аксакова. Из низеньких и тесных крестьянских избушек, по самые крыши заносимых буранами, от хлеба да кваса, от крестьянских работ и холщовых рубах какой силы воображение должно было уносить ту же ключницу Пелагею к царствам заморским, к дворцам беломраморным, к садам, цветущим дивными цветами, к яствам душистым, к музыке согласной, к жемчугам окатным, к самоцветам горящим, к фонтанам жемчужным, к одеждам атласным...

Но если разобраться, то это все - атрибуты и антураж, необходимые дежурные аксессуары многих сказок. А что же главное в сказке? Ответить на это нетрудно. Главное в ней - доброта и любовь. И то, что нехорошие чувства: зависть, жадность, себялюбие - не торжествуют, а черное зло побеждено. Чем побеждено? Любовью. Добром. Благодарностью. Ну, а за этими качествами не надо было ходить ни ключнице Пелагее, ни ее семилетнему слушателю Сереже, ни вообще русским людям в тридевятое царство, в тридесятое государство. Эти качества живут в душе человека, они суть души и ее лучшие побуждения. Они-то и есть тот аленький цветочек, который посеян в душе каждого человека, важно только, чтобы пророс и расцвел.

Может, я и сам сторонник возмездия, сторонник прямой силы в борьбе с силами зла. Может, я и сам закричал бы на месте Алеши Карамазова: "Расстрелять!", может, и правы были готы, когда их крестили в воде, что поднимали над головой и оставляли сухой правую руку с мечом, чтобы эта рука оставалась орудием силы и возмездия. Может, и правы были те, кто в детстве нашем вместо стишков, апеллирующих к добрым движениям души, ну, например:

Вечер был, сверкали звезды,

На дворе мороз трещал.

Шел малютка по деревне,

Посинел и весь дрожал.

Шла старушка той деревней,

Увидала сироту,

Приютила и согрела,

И поесть дала ему...

Может, и правильно делали, что вместо этих стишков учили нас читать наизусть: "Летят самолеты, строчат пулеметы", а также песенкам, где фигурировали тачанки, гранаты, матрос Железняк, юные барабанщики, сабли, кони, а позднее и танки с танкистами...

Но не забыть мне той минуты (тех двух часов), когда я случайно зашел в театр на дневной спектакль и почувствовал, как теплым и светлым омылась моя душа, и увидел, как торжествуют простые, но самые драгоценные, конечно, человеческие качества - доброта, благодарность, любовь.

Сам Аксаков так писал своему сыну Ивану: "Я теперь занят эпизодом в мою книгу: я пишу сказку, которую в детстве я знал наизусть и рассказывал на потеху всем, со всеми прибаутками сказочницы Пелагеи. Разумеется, я совершенно забыл о ней; но теперь, роясь в кладовой детских воспоминаний, я нашел во множестве разного хлама кучу обломков этой сказки, а как она войдет в состав "Дедушкиных рассказов", то я принялся реставрировать эту сказку".

"Во множестве разного хлама" он нашел не просто кучу обломков старой сказки, но драгоценный алмаз, а еще вернее - живой, волшебный аленький цветочек, и вот уже больше ста лет достаточно одного прикосновения к нему, как и в собственном хламе (преимущественно в щебенке) мы обнаруживаем вдруг живые драгоценные ростки, которые способны даже и зацвести, если их обогреть и полить и создать для них соответствующий климат.

Я потом не раз ходил смотреть "Аленький цветочек" в Театре имени Пушкина. И однажды встретил в зрительном зале - кого бы вы думали? - актера этого же театра, замечательного русского советского актера Бориса Петровича Чиркова. А как мы были с ним (подлаживаясь под стиль Аксакова) немного знакомы, то я и высказал свое удивление.

- И вы будете еще много раз ходить на этот спектакль, независимо от своего возраста. Может, еще и стариком придете когда-нибудь. Каждый возраст находит в этой сказке себе отраду. Бессмертная и красивая сказка. А главное - добрая.

Подобное чудодействие производят и остальные (главные) произведения Сергея Тимофеевича Аксакова. Надо ли говорить, что в тот год, уезжая на каникулы в деревню, я захватил с собой тяжелый однотомник этого писателя. Тут-то и состоялась моя долгожданная с ним настоящая встреча.

Аксаков своими корнями уходит в восемнадцатый век. И неудивительно. Успел девять лет пожить в восемнадцатом веке (1791 год рождения), да надо еще иметь в виду, что старое столетие, сохраняя инерцию, не сразу, не в один год уступило свою атмосферу новорожденному девятнадцатому. Да надо еще иметь в виду, что атмосфера нового века не сразу распространилась из обеих столиц до Самары, до Уфы, до Оренбургских степей.

Удивительно другое, а именно то, что, уходя корнями (и лексикой) в восемнадцатый век, Аксаков своими ветвями достигает до нас, и, дотрагиваясь до этих ветвей, мы видим, что это не какой-нибудь омертвевший сушняк и хворост, а живые полнокровные ветви.

Вращаясь среди литераторов-профессионалов, то есть среди по крайней мере квалифицированных читателей, убеждаешься на их опыте, если не доверять только своему, что не все теперь легко и с удовольствием, а тем более с наслаждением перечитывается. Если в двадцатый раз можно с первозданным увлечением перечитывать "Капитанскую дочку", вообще прозу Пушкина, включая даже "Путешествие в Арзрум", или "Героя нашего времени", то "Юрия Милославского" или "Князя Серебряного" можно перечитать, только употребив над собой власть. Страшно подумать, но уже большая часть Тургенева перечитывается без живого и трепетного увлечения и что просвещенные романы Чернышевского не хотят перечитываться, хоть тресни...

Да что там классика! Я недавно хотел перечитать "Бруски" и еще кое-что из современной им и сопутствующей прозы и потерпел фиаско. Да что - умершие корифеи? Я недавно взял для интереса несколько романов живущих еще писателей... Ну да ладно, не то в предмете нашей статьи. Я хотел сказать лишь, что Аксаков с его почти допушкинской лексикой читается сегодня так же живо, сохраняя для нас все то же очарование и обаяние, как и сто лет назад. Тут какой-то секрет, какая-то загадка, непонятное волшебство художника, тут кудесничество, которое нельзя объяснить никаким психологическим анализом.

Известно, что молодежь овладевает теперь скоростным методом чтения. Моя дочь читает в восемь раз быстрее, чем я. Есть у меня еще одна знакомая, которая привыкла читать, что называется, по диагонали и ведь успевает схватить основное содержание, информацию, содержащуюся на таким методом прочитанных страницах.

Переспрашиваю, экзаменую - схватила. И вот даю для эксперимента Аксакова. Не будем ставить в упрек молодой читательнице, что Аксакова она до сих пор не читала. Я и сам, как помним, уже в студенческом возрасте... Да и многие, подобно мне, тогдашнему, знают, что такое Аксаков, представляют себе его место в русской литературе, а читать... Не будем строго судить. Так вот, для эксперимента даю Аксакова читательнице, которая привыкла читать быстро, по диагонали, глотать целиком, схватывая информационную сторону произведения. Наблюдаю: вот сейчас должна перелистнуться страница, потом другая. Скоростной метод чтения. Двадцатый век. Нет, страница не перелистывается. Страница читается медленно, с прочитыванием каждой строки, каждого слова. Только время от времени слышатся восклицания: