Дуглас Хьюлик - Клятва на стали

• Название: Клятва на стали
• Автор: Дуглас Хьюлик
• Жанр: Иностранное фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-09699-8

Уличный вор и шпион Дрот, внезапно повышенный в преступной иерархии до ранга Серого Принца, попадает в тяжелое положение. Кто-то подставил его, убив Щура, собрата Дрота по ремеслу и равного ему по статусу. Вдобавок исчезает его закадычный друг Бронзовый Деган, потрясенный коварством Дрота, который нарушил священную клятву на стали, поступив так во благо Дорминиканской империи и воровского Круга.

Но не только Деган взбешен поступком Дрота. Клятва на стали неразрывно связана с долгим правлением императора Стефана Дорминикоса, попеременно существующего в трех воплощениях. Дрота припирают к стене, и он вынужден отправиться во враждебную страну восточного коварства, джиннов и магии.

---

Я опустил глаза и отвернулся. Трупы служили наглядным уроком возмездия за несоблюдение имперских законов, но мне они всегда представлялись напоминанием о цене беспечности. В этом городе она оборачивалась смертью или поимкой, и я не утруждал себя мыслями о чем-то другом.

Не это ли произошло в Баррабе? Не потерял ли я бдительности? Я так не считал, но опять же – спохватываешься, когда уже поздно. А Щур, безусловно, застал меня врасплох, так что не исключено…

Это было очередной встречей, еще одним заходом ко мне с целью умаслить авторитетных повелителей Круга. Еще одним медленным танцем слов и угроз. Будучи новоиспеченным Серым Принцем, я представлял собой неведомую потенциальную угрозу – вдвойне, ибо никто, даже сам я, не ждал моего возвышения. Но стоит убить легенду вроде Тени, дотла спалить кордон, остановить войну и надуть империю, как улица начинает видеть в тебе человека, который знает, что делает. Тебя называют Принцем. А кто поспорит с улицей? Только не я. Не Нос, которому повезло достигнуть высот. И не другие, как мне казалось, Принцы – во всяком случае, не сразу и не напрямик.

Желание оспаривать глас улиц Илдрекки проходит с опытом. Это относится к членам Круга, вдобавок не лишенным ума.

А Щур был умен. Умнее, чем я считал. В отличие от горстки других Серых Принцев, с которыми я познакомился, он предпочел не выглядеть напыщенным индюком, не нацепил маску ментора, не попытался предостеречь меня от представителей моего нового круга. Он просто предложил поговорить о делах как контрабандист с контрабандистом. И я пошел, приняв во внимание его связи не только в южной трети империи, но и в далеких королевствах. Не без опаски, разумеется, но пошел. Мне были нужны эти связи, нужна эта сеть. Без денег организацию не создашь, а ради них мне предстояло толкать не только то, что я умел, – священные реликвии.

Щур, безусловно, все это знал. Но ведал и большее: ему было известно, как ко мне подступиться. Потому что Щуру, как и мне, повезло.

Дело было в том, что Щур нашел меч. Меч Дегана.

Я хорошо запомнил шок, который испытал, как только Щур воздел почерневший клинок. Когда я видел этот меч в последний раз, Деган швырнул его в огонь, охвативший здание, – отправил на погребальный костер моих ошибок заодно с нашей дружбой. Ради меня он рискнул всем, во что верил и чем являлся, а я отплатил ему предательством. Казалось правильным оставить меч на месте: кто я такой, чтобы дотрагиваться до символа Дегановых потерь?

И вот он мало что в чужих руках – у Щура! И тот угрожает им мне? С намеком на то, что я был не один, когда умер Тень? Что я подрядил для этого Дегана? Что ж, это никуда не годилось. Ни его угрозы, ни то, конечно, что он при этом держал меч Дегана.

Этим клинком мне мог угрожать только один человек, и это был не Щур.

Поэтому я извлек свой и отобрал у Щура меч Дегана.

И угодил прямо в его силки.

Птицеловка, естественно, поняла это первой. Я был слишком зол, чтобы думать о последствиях; чересчур сосредоточен на мече, чтобы заботиться о нарушенной Мирной Клятве. Но Щур, как указала Птицеловка, моими стараниями уже не нуждался в мече Дегана, чтобы подкрепить свой рассказ, – он разжился кое-чем получше. Я обнажил клинок, нарушил слово и угрожал ему смертью – то есть совершил именно то, чего мы оба поклялись не делать.

И я повелся на это не задумываясь. Щур подставил меня, а я отплатил гаду тем, что изобразил его честным Серым Принцем.

Будь оно проклято.

В конечном счете у меня не осталось выбора: я должен был извиниться. И вот, собрав моих людей и наступив на горло собственной гордости, я отправился через Барраб к месту встречи в надежде найти Щура и уладить дело.

Порядок, я нашел его – мертвым, с моим кинжалом в глазу и в окружении троих его людей, распростершихся вокруг.

После этого мне не оставалось иного выбора, как только покинуть Барраб и обогнать спешившие в Илдрекку новости. Волк, азаарский бандит и контрабандист, который провел нас через холмы, оказался в этом смысле бесценным подспорьем. Остальные подручные Щура, находившиеся в Баррабе, каким-то образом пронюхали о наших планах, и наше путешествие оказалось опаснее, чем представлялось. Пока мы не удалились от города на приличное расстояние и не углубились в холмы, я был лишен удовольствия задуматься о местонахождении Волка во время моей встречи с Щуром и осознать, что он не показывался, пока мы не нашли трупы. При этом я помнил, что Волк хорошо разбирался в ножевом бое, а Щур был убит коротким клинком.

Впрочем, когда я это понял, было поздно: Волк уже исчез.

Дорога домой стала невыносимой из-за нытья Птицеловки на тему «я же тебе говорила».

Я всячески старался держаться проездов и улиц Илдрекки. Кружным путем было быстрее, но я не настолько разбирался в поворотах и тупиках, чтобы вполне воспользоваться его преимуществом. Вдобавок я знал, какого рода события случаются в незнакомых переулках, и мне было некогда в них участвовать.

Я вновь задался вопросом о судьбе Птицеловки и Ссадины, не зная, живы ли Птицеловка и ее подручный. Несмотря на спешку Тобина и бдительность Езака, я наскоро обыскал соседние кварталы, включая отрезок Склизи. Я надеялся найти не столько Птицеловку, сколько горку камешков или знак, нацарапанный на стене или дверном косяке, – ее воровскую метку, которая сообщила бы мне, что та жива и пребывает на улицах. Но знаки все были не ее, а несколько субъектов, с которыми я рискнул переговорить, ничего о ней не слышали. Все, что я мог сделать, – поставить свои метки под парой-тройкой подоконников и приладить к косяку трактирной двери пучок голубиных перьев, дабы уведомить, что я ее искал.

Я вышел из кордона Пяти Колоколов и пересек угол Иголок. День был базарный, и я уклонился от главной площади с ее древними каменными столбами. Вместо этого я пригнулся и зашагал второстепенными улочками мимо телег с грузом шелка, шерсти и льна, не обращая внимания на оклики торговцев и их зазывал. Слабая вонь золы и несвежей мочи – следы, оставленные красильным процессом и не вполне выветрившиеся, – перебивалась более густым запахом пота людей и мулов, томившихся на летней жаре.

Я почти выбрался, когда уловил новый – кардамона и тмина с толикой цитруса, покоившийся на волне густого, дразнящего аромата жареного мяса. Желудок ответил на зов, и я осознал, что, с тех пор как покинул каик, не ел ничего, кроме пары яиц в мешочек и крепленого вина у Лицедеев.

Глотая слюну, я пошел на запах, и он привел меня к уличному торговцу, колдовавшему над грубой металлической решеткой поверх рифленой жаровни, полной углей. Он обосновался по соседству с узким переулком неподалеку от следующего перекрестка. Вокруг собралась небольшая толпа, смотревшая и ждавшая, в то время как он ловко извлекал из котелка с приправленным специями йогуртовым маринадом нарезанное кубиками мясо барашка, пронзал его тростниковым шампуром и выкладывал на решетку. Затем по готовности насаживал на острие половину молодой луковицы, быстро обжаривал и с виртуозной небрежностью подавал.

Я заказал два, прикинул и в последний миг заменил на четыре. Тот спокойно добавил мяса на гриль. Поскольку кордон был не мой и я не хотел привлекать внимание, я дождался своих шампуров, вместо того чтобы взять первую четверку готовых, как поступило бы большинство Кентов.

Держа по два шампура в каждой руке, я дошел до соседнего переулка и привалился к стене, чуть сместившись так, чтобы меч Дегана не терся о повязку. Сняв губами горячую луковку, я аккуратно положил два шампура на плошку разместившегося рядом нищего.

– Осторожно, – сказал я невнятно, лук мешал. – Горячо.

Попрошайка взглянул на подношение и неистово закивал, щерясь в улыбке. Он сотворил имперское благословение оставшимися тремя пальцами перебинтованной десницы, потом благодарно сложил ладони лодочкой. Он был воплощением жалкого нищеброда, признательного за свалившееся с неба изобилие.

Так было, пока я не посмотрел ему в глаза, где на мгновение уловил холодный расчет и жесткое сомнение, разбор плюсов и минусов, риска и шансов, обозначенных моим простым жестом. Чего мне нужно? Можно ли выклянчить еще? Не подстава ли здесь? Но все это лишь промелькнуло: нищий понял, что я смотрю – нет, вижу, – и поспешно скрыл свои чувства и отвел взгляд.

Но все равно знал, что я увидел его нутро.

Я проглотил лук и принялся за баранину, предоставив нищему смотреть в сторону и размышлять. Обугленная поверхность приятно сочеталась со сладкой влагой йогурта, пропитавшего внутреннюю часть.

Нищий потянулся и тронул шампур, но не взял.

Это была уловка. Я увидел, как другая рука скользнула в лохмотья. Нож? Дубинка с гвоздями? Или резиновая? Это было не важно. Я не собирался без надобности провоцировать Мастера-Чернеца на его родной территории.

Я проглотил кусок и показал на пузыри у него на ноге – мерзкие, изжелта-белые, мокнущие.