Марина Кимман - Флейта Нимма

• Название: Флейта Нимма
• Автор: Марина Кимман
• Жанр: Фэнтези

Все герои этой книги что-то ищут. Эль Аллегри, художник — инструмент совершенного творчества, Винф Искагинн, представитель северной народности ойгуров — лекарство от сна снежных бабочек, Лемт Рене, из страны Мэф — свое место в жизни.

В какой точке пересекутся их пути, и к чему это приведет: к разрушению мира, или чему-то совершенно новому?

---

— Не беспокойся, Винф, — сказал я. — Все будет хорошо. Как-нибудь.

Он пожал плечами и пошел вперед. Туман огибал его худощавую спину, как вода давно почерневшие корни прибрежного дерева. Тропа стала чуть более ухоженной.

Встало Солнце, сначала подсветив туман теплыми лучами, а затем и вовсе прогнав его. Он уходил медленно, словно нехотя, постепенно обнажая участки каменистой земли, покрытой редкими растениями. Почти все они цвели, как будто не на камнях росли, а на плодородной почве. Словно боялись, что земля каждую секунду может стать совсем непригодной.

Я вдруг почувствовал себя уязвленным этим торжеством жизни. Даже растеньице с одним хилым лепестком старалось как-то цвести, показать этому северному солнцу, что вот он, я, пусть и маленький, но живой, смотрите на меня, любуйтесь мной.

— У меня такое чувство, что я возвращаюсь домой, — сказал Винф и потянулся.

Он даже и не подозревал, что с некоторых пор мы с ним идем по разным дорогам.

— Честно говоря, — продолжил ойгур, — я надеюсь, что она поможет и тебе. Золотая роса. Тот старик из болот Мин-Мин, Аккин, рассказывал мне про нее… Это нечто невероятное. Чуть ли не воскрешает мертвых, — он снова потянулся, затем вдруг заговорил серьезно. — Лемт… Послушай меня.

Я подошел поближе.

— Когда войдем в деревню, должны будем замолчать. Если мы издадим хоть звук до того, как я соберу росу — она потеряет силу. Мне придется ждать снова, и мои родные…

— Я понял.

Винф кивнул.

— …впрочем, не удивлюсь, если мы будем не единственные чужаки здесь. Когда выпадает роса, здесь часто бывают гости.

— Здесь? Гости?

Он кивнул.

— Ну, за десять лет сюда можно добраться, даже без помощи неких странных статуй. Мир выглядит огромным только из окна собственного дома, а когда начинается путешествие, он превращается в расстояния, которые хоть и с трудом, но все же можно пройти.

— Я смотрю, тебя в философию потянуло.

Винф улыбнулся, затем вдруг остановился, увидев что-то на той стороне холма.

Я поравнялся с ним. Тумана уже не было. Дорога до этого шла вверх, по пологому склону холма. Такой рельеф создает обманчивое впечатление продолжительности — кажется, что плавный подъем будет длиться вечно.

Перед нами открылся крутой спуск в долину. Туман там стоял дольше, однако и здесь он уже превращался в золотистую дымку, нагретую лучами солнца. С левой стороны в тумане виднелись блестящие крыши домов — кажется, они были оббиты каким-то металлом. Справа сквозь туман прорисовывались очертания леса.

Ойгур ступил вниз. Из-под ног его покатились мелкие камни, он едва не поехал вместе с ними, но все же удержал равновесие.

— Теперь — тишина, — сказал Винф, и, как будто этого было недостаточно, приложил палец к губам. Я кивнул, дескать, понимаю, и последовал за ним.

Мы как будто играли в детскую игру, в "молчанку". Я вдруг подумал, что мне уже почти девятнадцать, а чувство такое, словно мне за пятьдесят перевалило, не меньше.

И кто бы из моей прошлой жизни признал во мне — меня?

В деревне стояла тишина, но не зловещая, а скорее торжественная. Женщины ходили в одежде, похожей на сарафаны, с вышивкой золотыми нитями. В волосах у них были заплетены в косы красные ленты.

Мужчины, все как один, делали вид, что размышляют о чем-то серьезном и суровом, хмурились и смотрели неодобрительно. Подростки держались со снисходительной независимостью — у многих из них этот день наступал второй раз в жизни, и, даже если первый приходился на тот возраст, когда они даже еще ходить не умели, они все равно поглядывали на малышей — многие из которых были напуганы происходящим — с превосходством уже много повидавших.

Одному мальчику рот завязали какой-то тряпкой. Судя по всему, родители не смогли найти более действенного способа заставить его замолчать. Присмотревшись, я заметил, что по повязке пробегают тонкие белые молнии. Предусмотрительно. На месте сорванца я бы в первую очередь попытался бы стянуть маску.

Нас заметили почти сразу. Мы слишком отличались от местных жителей, как лицами, так и одеждой. Сначала я поймал несколько настороженных взглядов женщин, затем к нам поспешил какой-то старик. Двигался он для своего возраста удивительно легко, как будто тело его только по недоразумению постарело.

Он подхватил Винфа под локоть и потянул его за собой, одновременно делая мне знак, чтобы я не стоял на месте. Я взглянул на ойгура. Тот кивнул.

Нас провели в хижину на окраине деревни. Видно было, что это общее жилье — утварь была достаточно крепкая, но слишком неказистая, чтобы кто-то на нее позарился.

На лавке в кухне валялся кем-то давно забытый и запылившийся плащ. Дед забрал его и вышел.

Винф бросил сумки на пол, стянул сапоги и завалился спать, не раздеваясь. Вид у него был измученный.

Я же, хотя и смертельно устал — не столько от путешествия, сколько от размышлений — заснуть не смог. Лег, чтобы дать отдохнуть хотя бы телу.

Повернувшись на бок и подложив ладонь под голову, я следил за медленно ползущей полоской света на полу, слушал шум деревни, из которого убрали самый главный компонент — голоса жителей. Казалось, что здесь остались только домашние животные да призраки хозяев, гремящие домашней утварью.

На подоконник села птичка, похожая на соловья. Она что-то поклевала, и, чирикнув, улетела.

Я подумал о том, что должен петь, во что бы то ни стало. Это единственный и последний способ все исправить.

Птичка чирикнула уже на чердаке. Кажется, она была возмущена тем, что какие-то двуногие чудовища заняли ее дом.

Странно, что желание петь пришло ко мне именно сейчас, когда нельзя было издавать ни звука.

Я взглянул на Винфа. Тот спал беспокойно, ворочаясь… Что ему снилось? Может, его родные, спящие сном снежных бабочек, может, бескрайние просторы Агатхи, часть из которых мы прошли с ним вместе… Я не знал.

Пора было уходить.

Я пошарился по дому. У меня самого не было бумаги, да и зеленая кора давным-давно кончилась. В очаге нашлось несколько угольков.

Так и не найдя, на чем писать, я составил коротенькую записку прямо на кухонном столе.

В конце концов, это ведь вежливость. Объяснить, куда ты пропал, тем, кто об этом будет беспокоиться.

"Я жив, но думаю, что не вернусь. Удачи, Винф. Л. Рене".

Солнце перевалило через зенит, и начало свой путь к закату. Ветер гнал по небу рваные белые облака, а в деревне играла мелодия ветра — он со свистом влетал в дома, дул в колодцы, в кувшины и банки, развешанные на заборах, игрался с ветвями деревьев.

Я вышел на край долины, оглянулся. Кажется, путь занял больше, чем мне показалось сначала — Солнце касалось холмов, и деревня погрузилась в сумерки. Я слегка забеспокоился. Хорошо бы Винф понял. Хорошо бы он не стал меня искать, вместо того, чтобы собирать солнечную росу.

Я отошел еще дальше, так, чтобы долина скрылась с моих глаз. Винф мог связываться со мной без помощи речи, однако последнее время не делал этого — силы у него так полностью и не восстановились, к тому же он не хотел рисковать. Разбудить спящего внутри меня монстра было слишком легко.

Я нашел подходящее место, среди низкорослых, словно придавленных, деревьев, на поляне, где клубился вечерний туман, и попытался сосредоточиться, в первый раз после Исинграсса. Там было легче — я занимался каждый день, и мне помогали.

Теперь пришло время сделать это самому.

Очень осторожно, я начал погружаться в себя. Оно было здесь, то чудовище, которое чуть не убило Омо. Точнее, тень его тени, о чем говорил Винф. Силуэт оставался во мне, но внимание существа было где-то в другом месте, я это чувствовал.

Где мой гелиал? Где хоть какое-нибудь чувство, кроме серого, безжизненного отчаяния, ощущения, что все бесполезно?

Хотя… это ведь тоже чувство. Я напрягся, пытаясь сквозь полуприкрытые веки разглядеть свой голос, свою душу, гелиал. Мне виделся слабый огонек, но возможно — просто показалось. Я боялся открыть глаза и ничего не обнаружить.

Но рано или поздно это надо было сделать.

Я сконцентрировался на огоньке — белесой точке на внутренней стороне век, такой мелкой, что она казалась плодом воображения, и медленно открыл глаза.

Солнце совсем скрылось, и по низкому небу быстро бежали оранжевые, чуть подсвеченные снизу, облака. Я только сейчас понял, что замерз. Однако это ощущение забылось сразу, потому что в воздухе передо мной, напоминая мелкого комара — и по виду, и по звуку — висел гелиал.

Я обрадовался ему, как старому знакомцу. Кто бы мог подумать… Я клял свою судьбу и мечтал избавиться от столь некстати преподнесенного мне дара, даже не пытаясь найти в нем преимущества. Теперь он вселял в меня надежду, как неясное обещание того, что все рано или поздно будет хорошо.

Но до чего слаб… Любой порыв ветра заставит его исчезнуть, совсем как сквозняк порой задувает огонек свечи.