Владимир Солоухин - Время собирать камни

• Название: Время собирать камни
• Автор: Владимир Солоухин
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Важно!

- Не важно! Обязательно нужно нам, чтобы была мемориальная зацепка. Но если просто путем искусства - архитектурного, паркового, ландшафтного - дикое место превращено в своего рода произведение искусства, в прекрасное произведение искусства, почему им пренебрегать и оставлять его в обезображенном виде?.. Сколько в России было монастырей?

- Одна тысяча восемьдесят.

- Известно, что монастыри строили на самых красивых местах и что сами они потом вписывались в ландшафт, дополняли и украшали его?

- Известно. Гоголь даже хотел объехать...

- Тоже известно. Так кому теперь мешало бы, если бы в стране была тысяча восемьдесят прекрасных мест, как если бы тысяча восемьдесят произведений искусства. А сколько было таких вот усадеб, о которых пишет Евгений Викторович? Возьми знаменитую Софиевку на Украине.

- О Софиевке могу подкинуть конкретные данные.

Как у фокусника, у Володи, пошарившего в своем искусствоведческом портфеле, оказался в руках альбом.

- Даю. "Уманское чудо". А. П. Роготченко. Издано в 1977 году в Киеве. Свидетельства современников, описание красот, восторги. "Приезжайте в Софиевку и подивитесь в ней гению творческому. Там природа и искусство, соединяя все силы свои, произвели превосходное творение... Сад сей есть одно из счастливых и непременных последствий искусства человеческого..."

- Вот так. Сохранился - и возим туристов.

- Да, здесь даже указано... даю... "Множество посетителей приезжает сюда за тысячи километров - из Москвы, Ленинграда, Минска, Владивостока, с Камчатки... Софиевка принимает туристов из Польши, Болгарии, Югославии, Монголии, Италии, Канады, США... И никто не бывал обманут в своих ожиданиях: такими богатыми впечатлениями одаривает Софиевка всех приезжающих" [Роготченко А.П. Уманское чудо. Киев, изд-во "Реклама" 1977].

- То же самое можно сказать и о других уцелевших усадьбах: Архангельское, Кусково, Останкино... Ну, не такого масштаба, поменьше. Но если настоящая красота, то важны ли размеры? Важно, что было красиво.

- Да. И повсюду - дом, сад, пруды, беседки, каменные лестницы. Представляешь ли, как выглядела бы земля, если бы все это привести в первоначальный порядок.

- Все невозможно, не надо и замахиваться. Хотя бы десятую часть, хотя бы главное. Софиевка не была исключением. Допустим, что Потоцкие могли позволить себе чуточку больше, нежели какой-нибудь орловский помещик, но тоже ведь были не лыком шиты. Мне недавно прислала письмо из Орла одна ученая по части садовой архитектуры, Наталья Олеговна Левитская. В качестве диссертации она разработала проект восстановления усадьбы Киреевского.

- Как Киреевского? Какого Киреевского?

- Нет, Иван и Петр к нему отношения не имеют. Этого звали Николай Васильевич, и был он просто барин, помещик. Большой хлебосол и страстный охотник, Толстой и Тургенев любили бывать у него. С этого Киреевского, между прочим, Толстой написал в "Войне и мире" яркий образ дядюшки "Чистое дело марш".

Работа Натальи Олеговны Левитской называется: "Парковый ансамбль в селе Шаблыкино. Первая треть XIX века". Все это в восьмидесяти километрах от Орла. Крупнейший в области парк, сохранивший следы былой планировщики со старыми деревьями и прудами. Архитектурных элементов не сохранилось. Как курьез уцелела только одна большая чугунная лягушка. Был раньше фонтан. Археологи по одной найденной косточке воссоздают весь облик вымершего животного, так и по этой чугунной лягушке можно вообразить, как там было.

Левитская называет парк шедевром садового искусства. Есть подробное описание именья в журнале прошлого века, есть альбом литографий с видами парка, есть, наконец, проект восстановления этого комплекса с подробными чертежами. За чем же дело? Почему бы не сделать, не восстановить? И тогда, такой же альбом, как и о Софиевке, и те же слова: "Ежегодно через Шаблыкино проходят сотни тысяч людей из Москвы, Ленинграда, Польши, Италии, США..."

Разве не украшают нашу землю приведенные в порядок или поддерживаемые в порядке Владимир и Суздаль, Ростов Великий и Переславль-Залесский, Троице-Сергиева лавра и Александрова Слобода, Ферапонтов монастырь и Коломенское, Павловск и Петергоф... Почему бы точно так же не привести в порядок Соловки и Валаам, Торжок и Солотчу, Тихонову и Саровскую пустыни, Новый Иерусалим, десятки других монастырей, сотни усадеб и тысячи сельских церквей и колоколен, которые тоже ведь украшали землю.

- Новый Иерусалим восстанавливается. Ведутся большие работы.

- Знаю. Знаю, что вокруг Москвы, особенно вблизи дорог, приведены в порядок церковки, которые десятилетиями наводили уныние своим запущенным видом, а теперь сияют и светятся, как драгоценности. Знаю, что многие памятники одеты в леса и кажется, что там идут реставрационные работы. Ах эти леса! Они стоят потом десять, пятнадцать лет... Но и то ладно.

Хорошо, очень хорошо, что многое уже делается, но плохо то, что делается это в каждом отдельном случае, как если бы исключение, по отдельному, исключительному постановлению. Суздаль отреставрирован, а какая-нибудь Флорищева пустынь в той же Владимирской области или Спас-Купалище остаются в прежнем виде. Нет вокруг памятников старины общей благоприятной и доброй атмосферы, общего благоприятного климата.

- Ты не совсем прав. Общая атмосфера изменилась и продолжает изменяться к лучшему. Вспомни: совсем недавно не существовало даже Российского общества по охране памятников старины, а теперь-оно есть. Принят специальный закон об охране памятников истории и культуры. Статья об охране памятников записана в новой Конституции.

Вот мы едем в Калужскую область, в этой области сейчас насчитывается пятьдесят реставрируемых памятников, в 1972 году был создан Козельский участок Калужской реставрационной мастерской. С тех пор, то есть с 1972 года, освоено 164 тысячи рублей. А в 1978 году из запланированных на Оптину пустынь 44 тысяч рублей освоена 41 тысяча.

- А по стране?

- Пятьдесят миллионов.

- Тоже, конечно, деньги. Но сам понимаешь, что такое сорок тысяч для Оптиной пустыни. Это же цена подмосковной дачи. А если заново строить, еще и не уложишься. И пятьдесят миллионов для страны...

Получается, что мы, каждый из нас, и даже Общество по охране памятников старины, бьемся за каждый памятник в отдельности, воюем за какую-нибудь одну церковку и, случается, отвоевываем ее. Но разве это правильно, что приходится воевать?

Машина мчалась, земля с обеих сторон дороги медленно поворачивалась, как два грандиозных диска, показывая нам все новые и новые подробности и как бы иллюстрируя наш разговор либо полным отсутствием украшающих землю архитектурных элементов, либо их запущенным видом, либо непродуманными и находящимися в вопиющем диссонансе с окружающей природой застройками. Но разговор наш постепенно переместился в другую область.

- Так как ты думаешь, - спросил я, - Есенин в детском возрасте мог побывать в Оптиной пустыни?

- На девяносто процентов уверен, что был. Бабка таскала его по всем монастырям вблизи рязанской земли. А здесь - далеко ли?

- А Бунин?

- Едва ли...

- Почему же? Так близко. Его места.

- Думаю, что где-нибудь остался бы след: в рассказах, в воспоминаниях, в письмах. Следа никакого не осталось. Знаю, что в конце жизни, в Париже, в лютой тоске по России, когда писал "Освобождение Толстого", мысленно облетал весь Козельский уезд, и Оптину, безусловно, но в реальности не был. Если где-нибудь в архивах обнаружится след - будет открытие.

- А как понимать строку у Анны Ахматовой: "И Оптиной мне больше не видать"?

- Загадка. Как биографический, факт ее посещение Оптиной не удостоверено. Но конечно, могла... Да господи, что же они, считали, что ли, кто когда какой монастырь посетил... А что, поэма Апухтина "Год в монастыре" представляет какой-нибудь интерес? Действительно она об Оптиной? Стыдно признаться, не читал.

- Вообще Апухтина не читал или эту поэму?

- Стыдно признаться - вообще.

- Ну, как тебе сказать? Декламация. Однако дружил с Чайковским. Есть обширная переписка. Его стихи хорошо ложились в романсы. В меру красиво, в меру сентиментально. "Пара гнедых". "Сумасшедший". Знаешь, наверное: "Все васильки, васильки, сколько мелькает их в поле..." Не любил нигилистов и расшатывателей:

Мне противно лгать и лицемерить,

Нестерпимо отрицаньем жить...

Я хочу во что-нибудь да верить,

Что-нибудь всем сердцем полюбить.

А в общем, поэтов-аналогов можно найти и сейчас. Что касается его монастырской поэмы, то он ведь из Калужской губернии и в Оптиной бывал много раз. Можно с уверенностью говорить - формально в поэме имеется в виду Оптина пустынь. Есть приметы и в описании:

Меж кельями разбросанными - сад,

Где множество цветов и редкие растенья,

(Цветами монастырь наш славился давно),

Весной в нем рай земной...

Но, строго говоря, в поэме - вообще монастырь. Человек хочет уйти от боренья страстей, от любви к женщине, спрятаться в монастырь. Но женщина и жизнь побеждают. Он бежит к женщине. Вот и вся поэма. Для этого годится любой монастырь, не обязательно Оптина. Так оно в поэме и есть.