Василий Соловьев - Триста миллионов лет спустя

• Название: Триста миллионов лет спустя
• Автор: Василий Соловьев
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Никогда и ничего подобного я не говорил! - вспылил Бахарев. - Я всегда утверждал, что даже по цвету растения Венеры и Марса отличаются от земных. На Марсе они голубые и синие, а на Венере красные и оранжевые. Жизнь творит вполне определенные формы при определенных условиях. И вот законы, по которым она это делает, мы можем изучать, не сходя с земного шара. Впрочем, это уже из области биологии, которой вы не знаете, хотя пятнадцать лет спорите со мной о жизни на других планетах!

- Я астроном, а не биолог... И все же я утверждаю: нам не понять устройства и назначения вещицы, над которой бьется сейчас Градов, - без всякой видимой логики азартно говорит Забродин.

Мажид, серый от усталости, входит неслышно и незаметно. Он тихонько подсаживается к Лешке, и тот радостно хлопает его по спине:

- Одумался, чудак человек?

- Интересно, понимаешь... Не мог дома сидеть. Спать не мог, - признается Мажид, смущенно улыбнувшись.

В эту минуту вдруг входит, почти врывается сияющий Градов.

- Прошу ко мне, товарищи! - кричит он, распахивая дверь. - Ко мне! Товарищи, ко мне!..

Просторный стол, накрытый стеклом. В стекле отражаются детали загадочной вещи, которая теперь разобрана. Настоящие радиолюбители поняли бы при взгляде на эти детали, сколько радости доставило Градову разгадывание схемы приборчика.

- В принципе никаких неожиданностей: нечто вроде печатной схемы, полупроводниковые диоды и триоды... - начинает Градов.

- И вы поняли назначение и устройство прибора?! - недоверчиво спрашивает Забродин, избегая лукавых взглядов Бахарева.

- Что-то вроде киносъемочного аппарата, - объясняет Градов, - изображение и звук записаны магнитным способом - на проволоку.

- Все детали сохранились? - удивляется президент.

- Нет, к сожалению, не все. Началось разрушение. Но проволока к счастью, сохранилась. Тонкость, точность, культура производства каковы?! - восхищается Градов. - Как делали!.. Мы переписали все на свою магнитную ленту. Поглядите: то, что у них помещалось в катушечке, у нас еле-еле уместилось в этом колесе!

Градов протягивает президенту крошечную катушечку и плоскую бобину полуметрового диаметра.

- Дьявольски любопытно, что они прислали нам! - потирая руки, смеется Бахарев. - Вы еще не просматривали запись?

- Просмотровый аппарат еще не собран, но... что они могли нам оставить? Не пустяк какой-нибудь триста миллионов лет пролежал в Земле! - восклицает Градов.

Комната слишком тесна. Многие оказываются за дверью. Многим приходится подниматься на носки, вытягивать шею, подпрыгивать, чтобы через головы других заглянуть внутрь комнаты.

Между окнами, зашторенными светонепроницаемой материей, стоит телевизионная установка с экраном средних размеров.

Градов кладет свои цепкие пальцы на многочисленные ручки под экраном и говорит:

- Погасите свет. Начинаю...

Свет гаснет. В темноте светится экран.

- Включаю запись, - слышен голос Градова.

Все дальнейшее происходит в полном молчании.

Сначала экран светится множеством синевато-белых строк... потом они разбегаются... собираются в редкие четкие полосы... трепещут и мечутся в стороны.

Пальцы Градова - цепкие и энергичные - перебегают с одной ручки настройки на другую. Теперь они замирают на двух ручках, осторожно поворачивая их.

Экран больше не мигает. Он очистился, и на нем проступили смутные силуэты туманного расплывчатого изображения. Кадры бегают сверху вниз часто-часто.

Осторожно поворачиваются ручки настройки...

Кадры плывут все медленнее... туманное изображение прочно утверждается на экране. В комнате возникает еле приметный шум... Шум ветра в просторном мире! Кажется, необъятно раздвинулись стены тесной и темной комнаты. А изображение вдруг обретает четкость и выпуклость.

Вспышки, чернота, мельканье - и вдруг все пропадает! Опять сдвигаются стены тесной комнаты.

- Что там?! - нетерпеливо кричит Градов помощнику.

- Проволока во многих местах повреждена, - отвечает помощник.

Затем раздается треск. Экран вспыхивает несколько раз ослепительно и вновь светится ровно. Туманно возникает движущийся силуэт...

Градов приникает к ручкам настройки.

Изображение то становится на мгновение ярким и четким, то вновь туманным и темным. Жадные глаза людей успевают "по кусочкам" составить смутное представление о... чьих-то глазах! Два выразительных умных глаза глядят с экрана!

- Человек! - невольно вырывается у президента.

- Разумное существо, но не обязательно человек! - кричит Забродин.

Рябь и туман все время задергивают изображение.

- Иван Митрофаныч, голубчик! - взмолился Бахарев.

- Запись пролежала в земле триста миллионов лет! - напоминает Градов, замерший у ручек настройки.

Вновь на экране немного развиднелось. Глаза жителя неведомой планеты глядят с экрана прямо в комнату. "Он" был уверен, что ему удастся заглянуть в глаза тех, кто начнет преобразовывать Землю через сотни миллионов лет. И он глядит, как более мудрый старший брат на юного - младшего брата... Улыбнувшись доброй, ободряющей улыбкой, приветливо и сдержанно склонив голову, "он" прикрывает прекрасные глаза... И опять что-то вспыхивает на экране, раздается треск... Тишина...

То, что открывается на экране после очередной заминки, потрясает всех контрастом. Открывается... прошлое Земли! Облака, за которыми еле проглядывает солнце. Серое низкое небо. Лес... лес с высоты птичьего полета. Туман. Может быть, именно туман делает этот мир таким необычным и чужим? Лес почти бурый, а местами желтый. Лишь слегка он тронут робкой прозеленью. Жесткие верхушки пружинисто колышутся под ветром и колюче шелестят. Ветер посвистывает меж жестких листьев и ветвей. Скрежеща прозрачными крыльями, промчались две гигантские стрекозы. Вслед за ними мы начинаем опускаться в сумрачные недра желто-бурого леса.

- Земля! Наша Земля! Карбон! - произносит экспансивно "тектонист". - Какое сокровище мы получили! Какое бесценное сокровище!..

Деревья растут часто, мощно, буйно. Непролазные дебри ветвей. Гигантские саблевидные листья. Гирлянды мелких жестких листочков. Коричневые семенные метелки...

Ниже становится просторнее. Пошли голые стволы, плотные и прозрачные, бурые и желто-зеленые, тонкие и двухметрового обхвата... В очертании некоторых примитивных форм странно угадываются наши плавуны и хвощи, наши папоротники. Но здесь они царствуют, здесь они - могучие деревья деревья-великаны.

- Начало... начало жизни! - слышен голос Бахарева. - Teпepь мы будем знать, какой была Земля триста миллионов лет назад!

Все ниже и ниже опускаемся мы в сумрачные, влажные и жаркие недра первобытного леса... Обильная капель. Ее нежная музыка прерывается грохотом и тяжким всплеском. Рушится сгнившее на корню старое дерево-гигант.

Нагромождение гниющих чешуйчатых и полупрозрачных стволов. Сквозь них пробиваются молодые желто-зеленые и нежно-бурые верхушки. Разгул растительного мира и его царство! Буйство жизни, которая захлестывала земные просторы, утверждая свое молодое могущество!

По одному из повалившихся стволов пробирается омерзительная метроворостая тысяченожка. Неискусна жизнь в первобытных своих формах, которые еще примитивны и, порою, безобразны! Но в этом мире "закручивается пружина жизни". Здесь начало ее миллионновекового пути. Формы неопределенны, однако в них бушует энергия жизни, и за ними угадывается будущее разнообразие и совершенство.

Плещется вода. Доисторический лес - это лес, в котором нет даже звериных троп! Он по щиколотку в воде. Жизнь вышла из воды, но совершен только первый шаг на сушу.

Поверхность воды неспокойна. В воде какое-то движение, в ней копошится живое... Медленно переступая голыми пятипалыми лапами, выползает из зеленой воды на каменный островок гигантская ящерица, за ней вторая...

- Стегоцефал! Это же стегоцефал! Вот как они выглядели! - опять кричит "тектонист".

Голые широкомордые тела тускло блестят. Широченные лягушечьи пасти зевают, издавая скрипучие, монотонные звуки.

Мы начинаем быстро приближаться к одному из стегоцефалов. Он смотрит большими глазами прямо на нас. В этих глазах ни тени любопытства, ни проблеска самосознания, ни крупицы страха. Эти глаза еще не знают, что надо бояться человека, уступать ему дорогу или нападать на него. У них еще все впереди, а пока в них отражается небо, лес и вода...

- Да, так начинались мы! - слышен голос Бахарева. Опять глаза во весь экран! И. заглянув в самую темную их глубину, можно понять, как далеко ушли мы от своего прошлого... На этом сохранившаяся часть записи оборвалась. Темнота и тишина. Долго никто не мог произнести ни слова...

...Наконец кто-то медленно подходит к окну и отдергивает штору. На улице шелестят листвою в первых лучах солнца деревья нашего мира, мира "триста миллионов лет спустя". Градов распахивает окно. Внизу, посреди цветочной клумбы, плещет фонтан.