Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

• Название: Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов
• Автор: Евгений Плужник
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01137-1

В сборник вошли стихи, написанные в 20–30-е годы поэтами разных направлений, стоявшими у истоков советской украинской литературы и во многом определившими ее дальнейшее развитие. Большинство из них были репрессированы в годы культа личности Сталина.

---

«Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спит…»

Забыв о прошлом, Тясьмин тихо спит
Меж берегов, пристанищем удачи.
Высокий цвет над островом маячит,
Как сонный лев, гора полулежит.

Вблизи от ветряков и от могил
Неведомая предкам мчит машина;
Конь прядает ушами, и картинно
Ступает древний вол, лишенный сил.

Как пашня разливается, звеня!
Подсолнух тянется навстречу лету;
Как девушка, в кругу большого дня
Артачится веселый ветер лета.

Дни неприметно встали в ряд один,
В века соединясь во всем величье.
В цвету благоухает пограничье
И новизну лелеет Чигирин.

1937

«И день далекий, и земля далёко…»

И день далекий, и земля далёко.
Я помню всё. И тесный двор и сад.
Стреха-растрепа. Аист одиноко
Задумался. В саду покой и лад.

Как ласков мир в вечернем озаренье!
Как ласково дыхание земли.
Двух тополей протянутые тени,
Слегка согнувшись, на скамью легли.

И вот выходит молодая мать,
И на кусты глядит, донельзя рада,
И в пенье славит изобилье сада,
Ту песнь Дунаю сладостно внимать.

И нет Дунаю ни конца, ни края,
Я слушаю, не ведая забот,
Со мною рядом невидимка-крот
Творит округлый холм не поспешая.

Далек тот вечер, никогда не встанет
Он вновь сиять от всех своих щедрот.
Ни малой порослью не позовет,
Ни из глубин в глаза мои не глянет.

К чему ж навеки — маревом, напевом —
Он стал воспоминанием моим.
О память! Ты стоишь роскошным древом
Над неприметным холмиком немым.

1938

«Старательно подметены дворы…»

Старательно подметены дворы,
Чернеют грядки смачно, нету пыли,
Везде приметы молодой поры:
Так быстро девушки восстановили
На каждой хате бурями зимы
Размытые рисунки. Вмиг из тьмы
Ковры выносят. Медленно иду
И замечаю, что в любом саду
Набухли почки вишни, а кизил
Стоит уже в гуденье и цвету —
Наместник солнца меж дерев. Как мил
Букет фиалок, что несет девчонка.
В овраге глина чавкает так звонко,
Зияют норы, шелест, тишина,
Ракши[15] щекочущая речь слышна.
А вот и двор желанный. Как три брата,
Три тополя у клуни. Нет возврата
Зиме, стропила глянули на свет,
Где тлеющей соломы больше нет.
Зимы и след простыл. По крутосклону
Взбегает сад, бежит ручей со звоном,
И два козленка, озирая сад,
На погребе внимательно стоят.
Я шлю тебе привет, мой милый край,
Мое счастливое начало дня,
Прими меня, будь другом для меня
И возраст мой сутулый приласкай.

1938

«Урожай был шумный, обильный…»

Урожай был шумный, обильный,
Медоносен был и высок.
Я нашел на стерне бессильной
За день только один колосок.

Припоздав к огневому началу,
Я увидел на копнах свет.
На меже средь цветов усталых
Отпечатан колесный след.

На мою не выпало долю
Быть возницей. Сияла синь.
Как в лесу сухостой, так в поле
Опустелом — чернобыль-полынь.

1. XII. 1928, Мерефа

«Запах меда и горький дым…»

Запах меда и горький дым
Над садом вечерним.
Паровозы взвизгами режут безмолвье.
Пианино печаль свою
Кладет пластами на травы, на ветви.

В стороне от золота сижу на скамейке,
Вспоминаю тебя, как дерево о полдне.
Мне хочется острием луча
Написать возле себя на песке:
«Люблю безумно».

1932

ДУША ПОЭТА

Ищет чуда в звуках и свете,
В старом бору, на крутосклоне,
Хочет сдружить небо и землю,
Словно две нежных ладони.

Иногда мечтает погладить землю,
Как гладит мать головку ребенка.
Мох на болотах сердцем приемлет,
Придорожную травку, воздетую тонко.

Порою не верит в отзывчивость лета,
Вздрагивает от холодного слова,
Ищет землю, укрытую где-то
В зарницах вечера голубого.

И в конце, как гусеница по осени,
Забирается в листья глубокой чащи
И мечтает о вешней просини
И о радостях непреходящих.

1934

«Из невольничьего покоя…»

Из невольничьего покоя
Смутно возникнуть мне.
Только наедине
Можно остаться собою.

Кто чужую душу в меня
Вселяет в разгаре дня?
Не те говорю я людям слова,
Что рождены в глубине существа?

Легко рукою ветку пошевелить.
Погладить былинку малую.
Почему же так трудно
На людях себя сохранить?

Как месяц светится, когда
Слегка отворяет двери
Своего жилья! В сонме зарниц
Он ходит блеклый и бледный.

И каждое малое слово —
Мое и чужое —
Коварно калечит звучанье
Скрытой моей жизни.

Камень,
Упав в озеро, со дна
Не цвет, не водоросль посылает,
А только лишь ил и муть.

О, души одинокой святость!
Слова позванивают, как камыши
Над озаренным затоном,
И солнце мира стозвонно
Сияет в зеркале души.

1933–1935

«Не бушевали вихри в лугах…»

Не бушевали вихри в лугах,
Дни мостили логова ветхие.
Увязали сосны в глубоких снегах,
Как клешни,
                    растопырив ветки.
Я жил в одиноком дому,
Без желания, как без тела,
Разлука меня одолеть не сумела,
Любимая книга светила сквозь тьму.
Ночами жилье мое наперевес
Кто-то нес сквозь заснеженный лес,
И за тонким морозным окном,
К которому я прислонялся лбом,
Световыми дождями и тут и там,
Рассыпая искры среди темноты,
Жарко, без пламени тлели кусты,
Фонтаны огня — отрада глазам —
Сверкали, вдали озаряя поля…
Ужели это была земля?
Моя простая земля?

1935

«Серый дождик утром брел…»

Серый дождик утром брел
Под завесою тумана.
Неприметно раным-рано.
Перешел за частокол.

К бочке протянул он длани
И забегал по двору.
И в серебряные ткани
Вишен приодел кору.

Входит день в осеннем хрусте.
Я под дождиком стою.
Тоненькая струйка грусти
В душу тянется мою.

1936

ИЗ ПОЭМЫ «СУД»

О милая осень! Как смутно идти
По следу глухому твоей маеты!
Вдали меж стволами уже не светло,
И прячут калину уже за стекло.
И над сияньем отеческих вод
В пучину куда-то летит небосвод.
И радуга, нежный цветной полукруг,
Упрятана громом за рощу, за луг,
И с ветки родимой упавший листок
На глину могилы таинственно лег,
И в рог затрубили ветра, и набег
Готовит на севере сумрачный снег.

IV–V. 1937, Харьков — Чигирин

«Багряный, желтый и зеленый блеск…»

Багряный, желтый и зеленый блеск
Лежит столбами на сыром асфальте,
Чудовище тумана разлеглось
На крышах острых.
                          Там, в высоких окнах,
Прозрачные мерцают занавески,
Сияет электричество, растенья
Таинственно листву свою вздымают,
Тугие стебли извивая ловко.
Под потолками с пышною лепниной
Сияют люстры, словно виноград
Чудесных мест, дарующих нам радость,
И золотых, и красных абажуров
Маячат корабли, как на приколе.
Порою чья-то тень мелькнет в окне,
И кажется — то девушка прошла,
И стан ее подобен колоску.
Бесчисленные люди здесь живут,
И судьбы их сплетаются порою,
Как тени листьев при порывах ветра,
А в том узоре — жизнь моя видна.
И ваша жизнь, мои деревья.
                                                 Тихо
Стоите вы вдоль улицы.
                                            В тумане
Холодные по листьям льются капли,
По веткам льются, падают на камень.
И на мое плечо.
                             Осенней ночью
Мечтаете о вихре громовом,
О нежной ткани почки изначальной,
А я… а я, блуждая одиноко —
По улицам, спелёнатым туманом,
В свое былое память погружаю.
И вспомню я то молодость свою,
То башни Замка на земле родимой,
То песню, что мое томила сердце,
То друга, что безвременно погиб.

XII. 1937

«Кто подскажет мне, в какие бездны…»