Вильгельм Гауф - Сказки (с иллюстрациями)

• Название: Сказки (с иллюстрациями)
• Автор: Вильгельм Гауф
• Жанр: Сказка
• Год: 1953

Вильгельм Гауф — немецкий писатель-романтик, автор сказок и историй, юмористического произведения «Мемуары сатаны» и исторического романа «Лихтенштейн». Лучшее из всего написанного Гауфом — сказки. Популярнейшие из них включены в настоящий сборник и составляют три цикла: «Караван» («Рассказ о калифе аисте», «Рассказ о корабле привидений», «Рассказ об отрубленной руке», «Спасение Фатьмы», «Рассказ о Маленьком Муке», «Сказка о мнимом принце»), «Александрийский шейх и его невольники» («Карлик Нос», «Обезьяна в роли человека», «История Альмансора»), «Харчевня в Шпессарте» («Сказание о гульдене с изображением оленя», «Холодное сердце», «Стинфольская пещера»).     Иллюстратор - Табаков, Израиль Аронович  

---

По пятницам же, когда все люди спокойно возвращались после молитвы домой к своим делам, Лабакан в красивом наряде, который он приобрел ценой больших трудов и лишений, выходил из мечети и медленно, гордой поступью прогуливался по площадям и улицам города; когда же при встрече кто-либо из его приятелей говорил ему: «Мир тебе!» или «Как поживаешь, друг Лабакан?» — он милостиво махал рукой или, в крайнем случае, важно кивал головой. Если тогда хозяин шутя говорил ему: «В тебе, Лабакан, погиб принц», — он радовался и отвечал: «Вы тоже это заметили?» или «Я сам давно так думаю!».

Так скромный портновский подмастерье Лабакан вел себя долгое время, но хозяин терпел его глупость, ибо, в общем, он был человек хороший и искусный работник. Но вот однажды Селим, брат султана, который проезжал как раз через Александрию, прислал портному свою праздничную одежду для какой-то переделки, и хозяин дал ее Лабакану, ибо тот выполнял самую тонкую работу. Когда вечером хозяин и подмастерья разошлись отдохнуть от дневных трудов, какая-то непреодолимая сила привела Лабакана обратно в мастерскую, где висела одежда королевского брата. Долго стоял он в раздумье перед ней, любуясь то блеском вышивки, то переливами бархата и шелка. Он не мог преодолеть в себе искушения ее примерить, и глядь — она была словно по нему сшита. «Ну чем я не принц? — вопрошал он себя, шагая взад и вперед — по комнате. — Разве хозяин не говорил, что я рожден быть принцем?» — Вместе с одеждой к подмастерью как будто пристали и королевские повадки; он не на шутку вообразил себя подлинным королевским сыном, и в качестве такового порешил отправиться в дальние края, покинув то место, где люди, по глупости своей, не могли отгадать под скромной оболочкой его прирожденного достоинства. Великолепная одежда словно была ниспослана ему доброй феей, поэтому он не пожелал пренебречь столь ценным подарком, собрал всю свою убогую наличность и побрел, под покровом темной — ночи, из ворот Александрии. Повсюду на своем пути новый принц возбуждал всеобщее удивление, ибо великолепная одежда и строгая, величавая осанка совершенно не подходили для пешехода. Когда его об этом спрашивали, он обычно принимал таинственный вид, отвечал, что у него на то имеются особые причины. Однако, убедившись, что пешеходное странствование делает его смешным, он — купил по дешевке старую клячу, которая вполне его устраивала своим невозмутимым спокойствием и кротостью, никогда не заставляя казаться искусным наездником и тем попадать в неловкое положение, ибо в этом деле он не был силен.

Однажды, когда он шаг за шагом тащился на своем Мурфе, — так назвал он старую клячу, — к нему присоединился какой-то всадник и попросил разрешения продолжать путешествие вместе, — ведь дорога в беседе всегда кажется короче. Всадник, веселый юноша, был очень красив и приятен в обхождении. Вскоре он завязал с Лабаканом разговор о том, о сем, из которого выяснилось, что он, как и портной, пустился в путь без определенной цели… Он сказал, что зовут его Омаром и что он племянник несчастного каирского паши Эльфи-бея и путешествует, дабы исполнить приказание, данное ему дядей на смертном одре. Лабакан рассказал о своих обстоятельствах не столь чистосердечно, дав только понять, что происхождения он высокого и путешествует ради собственного удовольствия.

Молодые люди пришлись друг другу по вкусу и продолжали путь вместе. На второй день их совместного странствия Лабакан спросил у своего спутника, какое приказание надлежит ему выполнить, и, к своему удивлению, услышал следующее: Эльфи-бей, каирский паша, воспитывал Омара с самого его раннего детства, и тот совсем не знал своих родителей. И вот когда на Эльфи-бея напал неприятель и он. после трех неудачных битв, смертельно раненный, вынужден был бежать, он открыл своему воспитаннику, что тот вовсе не его племянник, а сын могущественного государя, который, из страха перед предсказаниями своих звездочетов, удалил от себя юного принца, дав клятву, что увидит его только в день, когда тому исполнится двадцать два года.

Эльфи-бей не назвал имени его отца, а только строго наказал ему в четвертый день будущего месяца Рамадана, в день, когда ему исполнится двадцать два года, явиться к знаменитой колонне Эль-Зеруйя, в четырех днях езды на восток от Александрии; там он увидит людей, которым вручит данный ему Эльфи-беем кинжал со словами: «Я тот, кого вы ищете». Если они ответят: «Хвала пророку, сохранившему тебя», то он должен следовать за ними, и они приведут его к отцу.

Портновский подмастерье Лабакан был очень удивлен этим рассказом; отныне он стал смотреть — на принца Омара завистливыми глазами, досадуя на то, что судьба даровала Омару еще и звание королевского сына, хотя он считался уже племянником могущественного паши, меж тем как его, обладавшего всем присущим принцу, она, словно в насмешку, наделила убогим происхождением и заурядным жизненным путем. Он сравнивал себя с принцем и скрепя сердце признавал, что у того весьма располагающая наружность, прекрасные живые глаза, смело очерченный нос, мягкое, приветливое обхождение. — словом, все внешние достоинства, способные подкупит каждого. Но, даже находя у своего спутника так много достоинств, он все же считал, что такая личность, как Лабакан, может показаться царственному отцу еще желаннее, чем настоящий принц.

Подобные размышления преследовали Лабакана целый день, с ними он и уснул на очередном привале; когда же он утром пробудился и взгляд его упал на спящего подле него Омара, которому ничто не мешало спокойно спать и грезить об уготованном ему счастье, у него зародилась мысль хитростью или силой добиться того, в чем ему отказала неблагосклонная судьба; кинжал, этот отличительный признак возвращающегося на родину принца, был заткнут за пояс спящего. Лабакан потихоньку вытащил его, чтобы вонзить в грудь владельца. Но мысль об убийстве возмутила миролюбивую душу подмастерья; он удовольствовался тем, что завладел кинжалом, оседлал себе более резвую лошадь принца, и когда Омар, проснувшись, увидел, что у него отняты все надежды, его вероломный спутник успел опередить его уже на много миль.

Ограбление принца свершилось как раз в первый день священного месяца Рамадана, так что Лабакану оставалось еще четыре дня, чтобы добраться к колонне Эль-Зеруйя, хорошо ему известной. Хотя до местности, где стояла эта колонна, было никак не более двух дней пути, он все-таки поспешил явиться туда, ибо все время боялся, что настоящий принц его нагонит.

К концу второго дня Лабакан издали различил колонну Эль-Зеруйя. Она стояла на небольшой возвышенности в обширной долине и видна была на расстоянии двух-трех часов пути. При виде ее сердце Лабакана забилось сильнее; хотя в последние два дня у него было достаточно времени обдумать ту роль, которую он собрался играть, однако, — нечистая совесть вселяла в него некоторую робость; все же мысль, что он рожден быть принцем, приободрила его, и, в конце концов, он уверенно направился к цели.

Местность вокруг колонны Эль-Зеруйя была необитаема и пустынна, и новому принцу пришлось бы туго с пропитанием, если бы он не запасся едой на три дня. В ожидании своей дальнейшей судьбы он расположился на отдых под пальмами, подле своей лошади.

Назавтра, около полудня, он увидел, что вверх по долине к колонне Эль-Зеруйя движется целая процессия на лошадях и верблюдах. Процессия остановилась у подножия холма, на котором стояла колонна, и все расположились в великолепных шатрах, как обычно устраиваются на привалах караваны богатых пашей или шейхов. Лабакан догадался, что все эти люди явились сюда ради него, и охотно представил бы им уже сегодня их будущего повелителя, однако обуздал свое нетерпение выступить в роли принца до следующего утра, когда его смелые вожделения будут удовлетворены.

Восходящее солнце засияло над самым торжественным днем в жизни счастливца-портного и разбудило его к новой высокой доле царского сына.

Правда, когда он взнуздывал коня, собираясь ехать к колонне, ему стало не по себе при мысли о бесчестности такого поступка; правда, ему ясно представилась скорбь обманутого в своих лучших надеждах истинного царского сына, — однако жребий был брошен, что сделано, того не изменишь, а самомнение нашептывало ему, что с виду он достаточно величав и смело может явиться перед очи могущественного короля в качестве его сына. Ободренный этой мыслью, он вскочил на коня, собрал всю свою отвагу, чтобы пустить его настоящим галопом, и в четверть часа достиг подножия холма. Спрыгнув с коня, он привязал его к кустарнику, в изобилии росшему на склоне, затем вынул из-за пояса кинжал принца Омара и стал взбираться на холм; у подножия холма шестеро мужчин стояло вокруг важного старца царственной осанки; великолепный парчовый кафтан, опоясанный белой кашемировой шалью, белый тюрбан, осыпанный драгоценными каменьями, — все свидетельствовало о высоком сане и большом богатстве этого старца.