Манес Шпербер - Как слеза в океане

• Название: Как слеза в океане
• Автор: Манес Шпербер
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-280-01421-4

«Всегда, если я боролся с какой-нибудь несправедливостью, я оказывался прав. Собственно, я никогда не ошибался в определении зла, которое я побеждал и побеждаю. Но я часто ошибался, когда верил, что борюсь за правое дело. Это история моей жизни, это и есть „Как слеза в океане“». Эти слова принадлежат австрийскому писателю Манесу Шперберу (1905–1984), автору широко известной во всем мире трилогии «Как слеза в океане», необычайно богатого событиями, увлекательного романа.

---

Потом он пять часов стоял в очереди, чтобы купить билет в Минск. И вместе с другими пошел прочь, когда объявили, что билеты кончились. Было около двух часов ночи.

Он ходил по городу, потом добрел до большого парка на окраине. Задержали его около семи утра — за бродяжничество, потому что у него не было никаких документов. Но только через двое суток милиция наконец выяснила, что за рыба попала в ее сети, и немедленно передала его ГПУ. Допросы начались через двадцать семь дней. Все было подготовлено, ему оставалось лишь подписать, другие уже подписали, так что зачем терять время, процесс состоится через двенадцать дней. Запираться было бесполезно, скрываясь под маской коммуниста, он всегда был врагом рабочего движения и Советского Союза, пользуясь доверчивостью Германской партии, он коварно проник в самые высшие органы ее руководства. Став еще в 1923 году агентом нацистов, он и позже поддерживал постоянную связь с нацистским режимом — через агента гестапо майора фон Кленица и через Йохена фон Ильминга, по заданию которого наладил контакты с русскими заговорщиками, многие из которых уже понесли заслуженное наказание, а остальным это предстоит; он неоднократно проникал на территорию Советского Союза, всякий раз с фальшивыми документами; пытался ликвидировать Германскую партию — это он, Зённеке, выдал гестаповцам Альберта Грэфе и его товарищей, а потом ликвидировал важнейшую секцию Штёрте; он пытался создать свою фракцию среди немецких эмигрантов в России, чтобы подготовить покушение на советского вождя. Свидетели обвинения: Ирма Беллин, его бывшая секретарша и любовница; писатель Макс Кирхер; обвиняемый по тому же делу Пал Ковач; Пауль Геллер, по прозванию «Бородка»; немецкие рабочие Харьковского тракторного завода, Московского завода шарикоподшипников и другие. Его дети, Карл и Клара Зённеке, тоже находятся под подозрением, но дела против них можно и не возбуждать, можно даже разрешить им сменить фамилию, если отец признает, что игра проиграна, и выполнит свой последний долг перед отечеством всех трудящихся, оказав помощь следствию и подписав протокол, чтобы можно было, не теряя времени, приступить к подготовке процесса. Время на размышления, если это так уж необходимо, тоже может быть предоставлено: двадцать четыре часа.

Допросы длились тридцать семь дней, но было два четырехдневных перерыва, потому что следователи часто менялись. Во время этих непрерывных допросов Зённеке вдоволь кормили, но не давали сомкнуть глаз.

Очная ставка с Ирмой длилась почти два часа. Это было глубокой ночью. На ней была черная меховая жакетка, серая меховая шапочка спускалась низко на лоб. Ее показания были ясны и четки:

— Гражданин Зённеке признался мне, что через майора фон Кленица вступил в нацистскую партию. Потом он жил у Йохена фон Ильминга и обсуждал с ним все мероприятия, которые должны были привести к свержению советской власти и победе троцкистско-бухаринского центра в союзе с Гитлером и Гессом. В первый раз он признался мне в этом шестого марта тысяча девятьсот тридцать четвертого года в Праге. Сначала я с ужасом и презрением хотела порвать с ним, но потом решила продолжать наши интимные отношения — в надежде раскрыть еще какие-нибудь его секреты, то есть в интересах партии. Но он испугался, что и так рассказал слишком много, да и моя верность партии вселяла в него подозрения, поэтому он около года назад сам порвал со мной.

— Ты уверена, Ирма, что рассказала абсолютно все? Уверена, что ни в чем не солгала? Взгляни на меня, Ирма, и отвечай!

Она взглянула на следователя и ответила:

— Я рассказала все.

— Конечно, конечно, дорогой товарищ, — успокоил ее следователь.

— Ну, если так, то я тоже вынужден сделать заявление и требую, чтобы его внесли в протокол от слова до слова. Я обвиняю следователя в том, что он намеренно не придает значения важнейшим пунктам обвинения, а именно: у свидетельницы Ирмы Беллин хранится пистолет системы «вальтер», из которого она намеревалась убить Сталина, Ворошилова и Молотова при первом же удобном случае. И теперь она обвиняет меня лишь затем, чтобы без помех подготовить свое преступление. Ирма Беллин — троцкистская агентка, и она, возможно, втянула в свой замысел и следователя, иначе бы он давно пресек ее деятельность.

— Да вы с ума сошли! — прервал его следователь, но Зённеке продолжал:

— Я настаиваю на встрече с прокурором. А теперь пусть свидетельница ответит: хранится ли у нее в комнате указанный пистолет и патроны к нему, да или нет?

И Ирма сломалась. Она призналась, что когда-то была троцкисткой, еще до знакомства с Зённеке. Но позже, под влиянием Зённеке, всегда оставалась верной линии партии. Ее арестовали.

Очную ставку с писателем Максом Кирхером пришлось отменить, так как он не может приехать из Испании. Он прислал длинное заявление, в котором признавал себя виновным в том, что слишком долго верил в искренность Зённеке. Поэтому теперь он считает себя тем более обязанным сорвать маску с лица этого подлейшего предателя. Каждый абзац он заканчивал цитатой из Сталина.

Для Бородки это был день триумфа. Он указал, что уже много лет догадывался об истинной сущности Зённеке: примиренец, губящий партию в интересах социал-демократов. Социал-демократия — это форпост капитализма в рабочем движении. А в эпоху кризисов форпостом капитализма становится кровавый фашизм. Значит, Зённеке — опаснейший агент фашизма, отравленная стрела в сердце немецкого рабочего класса. А поскольку у немецкого рабочего класса, как и у всего мирового пролетариата, один великий и любимейший вождь — Сталин, то эта отравленная стрела, то есть Герберт Зённеке, нацелена в первую очередь в него. За двадцать минут Бородке удалось построить еще с полдесятка таких цепочек-доказательств. И результат всякий раз выходил один: Герберт Зённеке — опаснейший в мире фашист, о чем Бородка предупреждал ГПУ еще весной 1934 года. Под конец он сделал заявление от имени Коммунистической партии Германии, в котором выражал глубочайшую благодарность немецкого и международного пролетариата в адрес Сталина, Советского Союза и особенно ГПУ за то, что им наконец удалось раздавить эту ядовитую змею… и т. д.

— И под этим заявлением, конечно, подписались все? — поинтересовался Зённеке.

— Да, все!

— Но чувствуется твой стиль, Бородка. Тебя ведь на самом деле зовут Пауль Геллер? Как же тогда получилось, что ты приехал сюда с чешским паспортом на имя Йозефа Голуба?

— Странный вопрос! Мы же все ездим с фальшивыми паспортами.

— Да, да. Гражданин следователь, я прошу занести это в протокол. А также и то, что это я, отравленная стрела, выписал товарищу Паулю Геллеру, он же Йозеф Голуб, фальшивый паспорт. После всего, что свидетель сообщил обо мне, этот факт заставляет взглянуть на его верность линии партии с совершенно новой точки зрения. Прошу также занести в протокол, что этот «свидетель» и сам неоднократно встречался с Йохеном фон Ильмингом — в тысяча девятьсот тридцать втором году и позже, после его бегства из Германии, в тысяча девятьсот тридцать пятом и тысяча девятьсот тридцать шестом году, и вел с ним переговоры — якобы по заданию партии. Я уверен также, следствию нетрудно будет установить, что решение о выдаче Альберта Грэфе и его группы гестапо было принято самим свидетелем Паулем Геллером, который был тогда заместителем председателя внутреннего аппарата, и что пятого марта тысяча девятьсот тридцать четвертого года, когда я резко осудил его решение и выразил свой протест, этот Пауль Геллер заявил, что берет всю ответственность за него на себя.

— Неправда! — выкрикнул Бородка. — Решение приняли наверху, я только исполнял его!

На следующий день дело Зённеке было передано другому человеку. Он был умен и, очевидно, обладал большим политическим опытом.

— Давайте поговорим серьезно, товарищ Зённеке. Все эти заявления, что вы — агент нацистов, конечно, сущий бред, к тому же давно всем надоевший. Хотя вы сами понимаете, что стоит нам захотеть — и тысячи газет объявят, что вы еще в утробе матери были агентом Гитлера, которого тогда и на свете не было, да и японского императора в придачу. И все ячейки всех компартий мира единогласно предадут вас проклятию, а немецкие — пуще всех. А симпатизирующие нам интеллектуалы — юристы, физики, философы, психологи, врачи, писатели и два-три священника — найдут тысячи юридических, физических, философских и иных доказательств, что вы не могли не быть врагом человечества. Мне стоит только нажать кнопку, и сюда приведут немецких рабочих, которые поклянутся, что вы подбивали их участвовать в покушении — сами понимаете, на кого. И все это будут люди, которые отлично знают, кто такой Герберт Зённеке. Но когда человек оказывается вынужден тратить все отпущенное ему сострадание на себя, он пойдет на любое преступление, если оно даст ему надежду на спасение. Возьмите, например, вашу дочь Клару — она красива, умна, слегка тщеславна, хотела стать киноактрисой и собиралась выйти замуж за известного режиссера, — и вдруг эта история с вами. Что вы хотите, человек не может не думать о себе, а тут из комнаты ее выселили, из училища выгнали, а режиссер внезапно вспомнил, что давно собирался снять фильм о советских хлопкоробах в Средней Азии — и все, больше никто и знать не хочет красивую, умную Клару Гербертовну, она осталась в одиночестве. А в нашей стране быть одиноким опасно, это известно еще со времен Достоевского. Короче говоря: Клара Гербертовна готова подтвердить, что помнит, как вы объясняли ей, насколько было бы лучше, если бы в Кремле сидел не Сталин, а Гитлер. О том, что вы никогда не говорили ничего подобного, я, конечно, знаю.