Евгений Чернов - На узкой лестнице

• Название: На узкой лестнице
• Автор: Евгений Чернов
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-270-00438-0

В новой книге Евгений Чернов продолжает, как и в предыдущих сборниках, исследование жизни современного горожанина. Писатель не сглаживает противоречий, не обходит стороной острые проблемы, возникающие в стремительном течении городского быта. Его повести и рассказы исполнены одновременно и драматизма, и горького юмора. Честь, совесть, благородство — качества, не подверженные влиянию времени. Эта мысль звучит в книге с особой убедительностью.

---

— Чего стоим?

И другой голос ему что-то ответил…

О ВЗГЛЯДАХ, ЧАСАХ И ЗМЕЯХ

Виталий заехал в Дом творчества в среду, а в воскресенье к нему обещали нагрянуть гости — Мария Владимировна и Леонид. Хотели еще прийти супруги Запекановы, но позвонили накануне и отказались, сказали, что вот в следующий выходной будут обязательно.

Ладно, сами себя наказали: копченый волжский лещ их дожидаться не будет.

С утра погода обещала… Но уже после завтрака косо пошла снежная крупа. Когда Виталий шел из столовой в коттедж, она шуршала на полушубке; шумели сосны и что-то там вверху, в кронах их, покряхтывало и поскрипывало.

В номере у него было два окна. Одно выходило в глубину двора, там еще сохранялось относительное спокойствие, еще перебегала от дерева к дереву белка в поисках корочки хлеба; другое — на тропинку, по которой он шел. Там уже наметало на асфальт.

Виталий прилег на кровать, и она, деревянная, застонала всеми десятью суставами; сколько, должно быть, испытала старушенция на своем веку. Вот кому бы писать воспоминания, цены бы им не было.

Виталий засунул руки за голову и стал думать, как бы удачней провести здесь отпущенный месяц. То, что работать надо каждый день, тут и разговоров никаких. Но пошел четвертый, а результатов пока — увы… Какое-то беспричинное беспокойство, и никак не дает оно сосредоточиться.

Потом он стал думать о привычном, о том, что в последнее время ему мешает жена. Раньше как-то обходилось, но теперь она помогает сыну-первокласснику готовить домашние задания и кричит на ребенка высоким завывающим голосом, который, как ночь ото дня, отличается от того низкого, грудного, исключительно сердечного, которым она разговаривает по телефону с его знакомыми. Виталий пытался объясниться с ней, но куда там! Она и на него закричала: в других семьях мужики как мужики — и по магазинам бегают, и детей воспитывают, и деньги в дом приносят. Да! Да! И деньги приносят! Ответить было нечего. Эти деньги — сущее бедствие: сколько ни приносишь, все равно не хватает.

Прошлым летом на юге одна старушка, так давно закончившая литературную деятельность, что даже не верилось, что она была, сказала Виталию:

— У вас удивительно обаятельная жена. Хотите, дам совет: никогда никому не говорите, что не можете жить с ней. И уж тем более не судитесь.

— Это еще почему? — Виталий был сбит с толку.

— Потому что в чужих глазах вы всегда будете неправы. Вы даже не представляете, какой чарующий взгляд у вашей жены.

Накануне его отъезда жена сидела возле сына с ремнем. Время от времени сын орал. Виталий вышел из своей комнаты навести порядок и увидел глаза сына — покорно отупевшие. Тот смотрел на мать и пытался угадать ответ, который бы ее удовлетворил. Но промахивался, неспешный по натуре человечек. Увидев отца, сын заревел.

— Ты чего ревешь?! Отца увидел, да? А ну прекрати немедленно!

— Послушай-ка, пятый час без перерыва…

— А это не твое дело! Вот садись сам и занимайся!

Крыть было нечем: как бы Виталий помог сыну? Учили сейчас по-новому, и если помогать, то надо было вникать с первого дня. А где такая возможность? А кто кормить их будет — орущих и плачущих?

Когда они закончили, был вечер, без пяти девять.

— Готовь портфель на завтра и разбирай постель.

— Мама… А вечерняя сказка?

Тело ребенка дернулось и замерло на секунду, руки прижаты к груди, лицо поднято… И этот просящий, умоляющий взгляд, унизительно покорный, преданный, как, наверное, у раба в последнее мгновение перед дарованием свободы — отчаянье и страх: а вдруг откажут.

— Никаких сказок, бестолочь!

В косом свете настольной лампы глаза жены горели, как два кругляша, выпиленных из раковины перловицы.

В принципе можно было бы написать семейную повесть. Плохо ли? Семейная повесть! В наше время это как раз то, что нужно. Хорошо! А кто там будет положительным героем? Кто будет нести заряды тепла и доброты? То-то и оно! Не в нашем характере перекладывать ответственность с широких плеч на хрупкие и нежные.

В номере не светлело, стоял все тот же рыхлый полумрак, и словно не к полудню время идет, а к ночи, самая пора включать электричество. Сосны гудели вовсю на одной низкой непрерывной ноте, будто за стенами кто-то тащил нескончаемый смычок по толстой медной струне.

Виталий выглянул в окно и присвистнул: ну и раскружилось, разгулялось декабрьское ненастье! Годна еще, оказывается, на что-то ушибленная преобразованиями природа. Снег валил сплошной стеной, тяжелый, набрякший, а понизу — мело. Там, где была тропинка, стремительно развивались белые космы. И это здесь так, почти что в лесу, в тиши. А что тогда делается на дороге от станции до Дома творчества? Там, наверное, только на вездеходе и можно пробиться. Странные дела: а ведь ночь накануне была тихой и теплой, с крыш капало…

Вдруг Виталий, к своему изумлению, увидел темное пятно, движущееся по направлению к коттеджу. Вскоре не оставалось никаких сомнений, что это Мария Владимировна, и движется она спиной вперед, воротник ее шубейки поднят. Вот она достигла крыльца. Постучала.

Он помог ей раздеться, налил из термоса горячего чая.

— Никак не ожидал, — суетился он, не зная за что схватиться. — Может, коньяку добавить в чай?

— Погодите, Виталий, дайте отойду.

Марии Владимировне как будто неловко было, что она пришла в такую погоду, и она сочла необходимым оправдаться:

— Все электричка, два часа стояли на подступах к вам.

— Запекановых не будет, вчера отказались.

— Это ладно, я вот думаю, Леонид не придет. Как вы считаете? Разве он пойдет в такую погоду?

Виталий пожал плечами.

— А с другой стороны, — не успокаивалась Мария Владимировна, — сильный, здоровый молодой человек. Что бы ему погода?

— Тоже верно…

Виталий убрал со стола бумагу и постелил газету.

— Да. Леонид может не прийти, — не унималась Мария Владимировна. — Вы обратили внимание, как он заботится о своей персоне? Летом на юге мы оказались в одном заезде, я еще смеялась — в воду он заходил только по грудь. Наверняка боялся утонуть. Такая потеря для человечества.

Виталий промолчал. Жил он в другом городе и в тонкостях здешних отношений не разбирался. Мария Владимировна и Леонид работали в одном жанре. Может, у них принято оказывать друг другу повышенное внимание?

Мария Владимировна была высокого роста, хорошо сложена, и лишь в последнее время, когда позади остался скромный сорокалетний юбилей, у нее наметилась некоторая склонность к полноте. Нос и подбородок у нее крупные, на правой щеке глубокая вертикальная морщина. Почти мужское лицо, если бы не глаза и не удивительные волосы. Густые были они, ровные, как раз до плеч, и на лбу — челкой. Качнет Мария Владимировна головой — и пройдет по волосам шелковисто-коричневатая волна. Лицо, обрамленное ими, выглядело тоньше и нежней. Когда она говорила, то смотрела на собеседника не отрываясь, и казалось, что она не моргает. И через минуту уже ничего не видишь и не замечаешь, кроме этих глаз, и следишь не столько за разговором, сколько за их выражением.

— Хорошая комната, — сказала Мария Владимировна. — Представляю, как вам здесь поработается.

Она стояла у окна, всматриваясь в снежную кутерьму, и на прямых волосах ее лежала дорожка света.

— Да. Он, конечно, не придет. Собственно, зачем ему рисковать? Вы же не главный редактор какого-нибудь журнала и не директор столичного издательства. С вас и взять-то нечего.

— С меня можно взять копченого леща, — ответил Виталий и развернул газету. Рыбина была словно отлита из бронзы. Античный лещ, каждая чешуйка — с ноготь большого пальца.

— Почти равноценная замена… Виталий, а можно чаепитие немного задержать? Посидим еще просто так.

«Все-таки надеется, — подумал Виталий. — Какая, однако, привязанность». Он хотел пошутить на этот счет, но не успел. Сильный стук раздался в дверь, она с силой распахнулась так, что ударилась ручкой о стену. И в комнату ввалилась незнакомая женщина и следом за ней Леонид.

— Привет варягам, — закричал он. — Думали, не приду? Радовались, поди… Где можно просушить одежду?

Их шубы были плотно забиты снегом, а лица — оглушенно бестолковые…

— А я вас не заметила. Вы что, по воздуху?

— Мы через дыру. Надо было смотреть в другое окно.

— Оригинально, — сказала Мария Владимировна; она то поглядывала на спутницу Леонида, то вопросительно глядела на Виталия. Виталий отвечал ей. Их взгляды, как сейчас стало принято говорить, были вполне материальны. Беззвучный диалог можно было передать так: «Вы что, знали, что он придет с дамой?» — «Ну что вы, нет, разумеется». — «Зачем ему надо было? Так хорошо посидели бы». — «Сам удивляюсь». — «Жаль, что метет, а так — ушла бы». — «Да ладно вам…»