Дени Дидро - Монахиня_ Племянник Рамо_Жак-фаталист и его Хозяин

• Название: Монахиня_ Племянник Рамо_Жак-фаталист и его Хозяин
• Автор: Дени Дидро
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1973

В данный вошли произведения известного французского писателя и философа Дени Дидро. В том вошли романы "Монахиня" (в переводе Д. Лившиц и Э. Шлосберг), "Жак-фаталист и его хозяин" (перевод Г. Ярхо) и повесть "Племянник Рамо" (в переводе А. Федорова).

Вступительная статья и примечания Л. Воробьева.

Иллюстрации Л. Корчемкина.

---

Хозяин. Ты меня пугаешь.

Жак. Я тоже испугался.

«Приятель, — сказал мне лекарь, — не надоело ли вам страдать?»

«Очень надоело».

«Хотите перестать страдать и вместе с тем сохранить ногу?»

«Конечно».

«Так снимите ногу с постели и предоставьте мне работать».

Я выставляю ногу. Лекарь берет ручку ланцета в зубы, охватывает мою ногу левой рукой, крепко ее зажимает, снова вооружается ланцетом, сует его острие в отверстие раны и делает широкий и глубокий разрез. Я и глазом не моргнул, но Жанна отвернулась, а Дениза, испустив резкий крик, почувствовала себя дурно…

Тут Жак прервал свой рассказ и сделал новое нападение на кубышку. Нападения эти были тем чаще, чем короче были промежутки, или, говоря языком математиков, обратно пропорциональны промежуткам. Он был так точен в своих измерениях, что полная при отъезде кубышка аккуратно оказывалась пустой к приезду. Господа чиновники из ведомства путей сообщения сделали бы из нее отличный шагомер. При этом каждое нападение на кубышку имело свои основания. Последнее нападение должно было привести Денизу в чувство и дать самому Жаку оправиться от боли в колене, причиненной операцией лекаря. Дениза оправилась, и Жак, подбодрившись, продолжал.

Жак. Этот огромный разрез вскрыл рану до основания, и лекарь извлек оттуда щипцами малюсенький кусочек сукна от моих штанов, который там застрял; именно его присутствие причиняло мне боль и мешало ране окончательно зарубцеваться. После этой операции здоровье благодаря стараниям Денизы стало ко мне возвращаться: и боль и лихорадка исчезли, вернулись аппетит, сон и силы. Дениза делала мне перевязки с бесконечной точностью и деликатностью. Стоило посмотреть, как осторожно снимала она повязку, как боялась причинить мне малейшую боль, как смачивала рану. Я сидел на постели, она становилась на одно колено, клала мою ногу на свою ляжку, до которой я изредка дотрагивался; рука моя лежала на ее плече, и я глядел на нее с нежностью, которую, как мне кажется, она разделяла. По окончании перевязки я брал Денизу за обе руки, благодарил, не знал, что сказать, не знал, как выразить свою признательность; она стояла, потупив взоры, и молча слушала меня. Ни один коробейник не приходил в замок без того, чтобы я чего-нибудь у него не купил: то косынку, то несколько локтей ситца или муслина, то золотой крестик, то бумажные чулки, то перстенек, то гранатовое ожерелье. Когда вещь оказывалась приобретенной, вся трудность заключалась для меня в том, чтобы ее предложить, а для Денизы — в том, чтобы ее принять. Сначала я ее показывал Денизе, а если она нравилась ей, то говорил: «Дениза, я купил ее для вас…» Если она соглашалась, то моя рука дрожала, когда я передавал вещицу, а рука Денизы — когда она ее принимала. Однажды, не зная, что еще ей подарить, я купил подвязки; они были шелковые, с вензелями, раскрашенными в белый, красный и голубой цвета. Утром, до прихода Денизы, я положил их на спинку кресла, стоявшего возле моей постели. Дениза, сразу же заметив их, вскричала:

«Какие прелестные подвязки!»

«Это для моей подружки», — отвечал я.

«У вас, значит, есть подружка, господин Жак?»

«Конечно; разве я вам этого еще не говорил?»

«Нет. Она, должно быть, очень мила?»

«Да, очень мила».

«И вы очень ее любите?»

«От всего сердца».

«А она вас тоже?».

«Право, не знаю. Эти подвязки я купил для нее, и она обещала оказать мне одну милость, от которой я сойду с ума, если ее удостоюсь».

«Какую же это милость?»

«Из этих двух подвязок я сам надену на нее одну…»

Дениза покраснела, неверно поняв мои слова; она подумала, что подвязки предназначаются для другой, и стала грустной: она делала неловкие движения, искала принадлежности, нужные для перевязки, смотрела на них и не видела; она опрокинула вино, только что ею подогретое; подошла к моей постели, чтобы наложить повязку; взяла мою ногу дрожащей рукой, развязала бинты, а когда надо было припарить рану, она забыла все, что было нужно для этого; сходила за необходимым, перевязала меня, и я тут же увидел, что она плачет…

«Дениза, вы, кажется, плачете? Что с вами?»

«Ничего».

«Кто-нибудь вас огорчил?»

«Да».

«А кто этот злодей?»

«Вы».

«Я?»

«Да».

«Как же это случилось?»

Вместо ответа она перевела взгляд на подвязки.

«Так это заставило вас плакать?»

«Да».

«Ах, Дениза, перестаньте плакать: я купил их для вас».

«Правду ли вы говорите, господин Жак?»

«Истинную правду; и в доказательство — вот они».

Но, поднося ей подвязки, я удержал одну из них; лицо ее сквозь слезы озарилось улыбкой. Я взял ее за руку, подвел к постели, положил ее ногу на край, поднял ей юбки до колен, где она прижала их руками, поцеловал ей щиколотку, надел подвязку, которую держал; но не успел я это сделать, как вошла Жанна, ее мать.

Хозяин. Вот неприятный визит!

Жак. Может быть — да, может быть — нет. Вместо того чтобы обратить внимание на наше смущение, она заметила только подвязку в руках дочери.

«Какая прелестная подвязка! — сказала она. — Но где же другая?»

«На моей ноге, — отвечала Дениза. — Он сказал, что купил их для своей подружки, и я решила, что это для меня. Не правда ли, мама, раз я надела одну, то могу оставить себе и другую?»

«Ах, господин Жак, Дениза права: одна подвязка без другой не годится, и вы не захотите отнять ее».

«Почему бы нет?»

«Дениза этого не хочет, и я тоже».

«В таком случае договоримся: я надену ее на Денизу в вашем присутствии».

«Нет, нет, это невозможно».

«Тогда пусть отдаст мне обе».

«И это тоже невозможно».

Но тут Жак и его Хозяин доехали до окраины деревни, где хотели повидать ребенка шевалье де Сент-Уэна и его кормильцев. Жак умолк; Хозяин же его сказал:

— Спешимся и сделаем перерыв.

— Зачем?

— Затем, что, судя по всему, ты приближаешься к концу своей истории.

— Не совсем.

— Когда доходишь до колена, остается немного пути.

— Сударь, у Денизы ляжки длиннее, чем у других женщин.

— Все-таки спешимся.

Они спешились; Жак сошел первым и бросился помогать Хозяину; но не успел тот вложить ногу в стремя, как ремень лопнул, и мой шевалье, опрокинувшись назад, больно шлепнулся бы о землю, если бы не очутился в объятиях своего лакея.

Хозяин. Так вот как ты обо мне заботишься, Жак! Ведь я мог повредить себе бок, сломать руку, размозжить голову, быть может — разбиться насмерть.

Жак. Велика беда!

Хозяин. Что ты сказал, грубиян? Постой, постой, я научу тебя разговаривать!..

И Хозяин, дважды обернув кисть ремешком кнута, кинулся преследовать Жака, а Жак, заливаясь хохотом, — бегать вокруг лошади. Хозяин — клясться, браниться, беситься с пеной у рта и тоже бегать кругом, осыпая Жака потоком ругательств; эта беготня продолжалась до тех пор, пока оба они, обливаясь потом и изнемогая от усталости, не остановились — один по одну, другой по другую сторону лошади, Жак — задыхаясь и хохоча, Хозяин — задыхаясь и обращая на него гневные взгляды. Когда они слегка перевели дух, Жак сказал своему Хозяину:

— Согласен ли мой Хозяин признать…

Хозяин. Что еще должен я признать, собака, мошенник, негодяй? Что ты гнуснейший из всех лакеев, а я несчастнейший из господ?

Жак, Разве не доказано с очевидностью, что мы по большей части действуем независимо от нашей воли? Скажите, положа руку на сердце: хотели вы делать хоть что-нибудь из того, чем занимались все эти полчаса? Разве вы не были моей марионеткой и не продолжали бы быть моим паяцем в течение месяца, если б я это задумал?

Хозяин. Как! Все это было шуткой с твоей стороны?

Жак. Да, шуткой.

Хозяин. И ты ожидал, что ремень лопнет?

Жак. Я это подготовил.

Хозяин. И ты меня дергал за ниточку, чтобы я бесновался по твоему капризу?

Жак. Именно.

Хозяин. Твой наглый ответ был обдуман заранее?

Жак. Да, заранее.

Хозяин. Ты опасный мерзавец.

Жак. Скажите лучше, что благодаря моему капитану, сыгравшему со мной однажды подобную штуку, я стал тонким мыслителем.

Хозяин. А если бы я все-таки поранил себя?

Жак. Свыше, а также в моем предвидении было предначертано, что этого не случится.

Хозяин. Присядем, нам необходимо отдохнуть.

Они садятся, и Жак говорит:

— Черт бы побрал дурака!

Хозяин. Ты, разумеется, говоришь о себе?

Жак. Да, о себе: я не оставил ни одной капли в кубышке.

Хозяин. Не жалей: я бы выпил ее, так как умираю от жажды.

Жак. Черт бы вторично побрал дурака, который не оставил двух капель!

Хозяин умоляет Жака продолжить свою историю, чтоб обмануть усталость и жажду; Жак отказывается. Хозяин дуется. Жак предоставляет ему дуться; наконец, еще раз упомянув о несчастье, которое может случиться от этого, он принимается за историю своих любовных похождений и говорит: