Ольга Сенько - Красота в наследство

• Название: Красота в наследство
• Автор: Ольга Сенько
• Издательство: ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014754-6, 5-8195-0833-5

В романе Ольги Сенько «Красота в наследство» — две героини. Две судьбы. Две женщины. Одна — прекрасна и умна, вторая — ничем не примечательна, кроме разве мелких пороков. Но между ними есть связь, крепче которой нет ничего на свете — общие гены. Им никогда не быть вместе, но никуда друг от друга не деться, потому что нельзя убежать от себя…

* * *

Формула «не родись красивой…» стара, как сама жизнь… Но если женщина родилась к тому же и умной, природа, словно пожалев о своей щедрости, обделяет ее в чем-то другом, очень важном, без чего невозможно простое счастье.

Красота подчас таит в себе страшную тайну. Поэтому, пытаясь понять причины внутренней драмы, нужно быть очень осторожной, чтобы случайно не узнать о том, о чем никому не следует знать…

---

— Я муж Марины, Саша. Я за молоком.

Он мямлил. В глубине души мужик чувствовал унижение. Почему им приходится брать у кого-то молоко для его сына, почему эта корова сама ни на что не способна? Ведь должно же у женщин быть молоко. Почему у этой девчонки, тоненькой, легкой, полно этого самого молока, а у нее нет? В последнее время Марина стала его раздражать. Она и сама часто раздражалась. Долгожданный ребенок повлек за собой массу трудностей и неприятностей. У них не было денег, он с трудом и не без колебаний заплатил очередной взнос за аренду зала — это в их нынешней ситуации была роскошь, кучу денег стоило детское питание, а зарплату в институте постоянно задерживали. Их мог выручить скорейший приезд Марининой мамаши, который, как таковой, в восторг Сашу не приводил, но был, увы, и необходим, и неотвратим. Он устал в последнее время. Верку он не забыл, но и вспоминал нечасто. Отвлекался от бытового кошмара только на тренировках. А сейчас она смотрела на него, как будто не узнавая. Стало даже обидно. В халатике она была похожа на подростка. Симпатичная девчонка. И с каким стариком она живет? Наверное, богатый, подумал Саша.

— Из спортзала? — кивнула Верка на ракетку. — Проходите.

И он опять зашел. Как будто магнитом тянуло. А ведь незачем было заходить, совершенно незачем. В доме опять тихо.

— Спит, — объяснила Верка. Тут он увидел Степу. В прошлый раз собаку не заметил. У нее, значит, еще и собака.

— Это Степа, — сказала Верка и засмеялась странным смехом. Степа обнюхал гостя и удалился, не проявив никаких эмоций. А Саша оглядывал кухню. Он вызвался помочь варить кофе, запоздало подумав, что как дурак явился с пустыми руками. Стоп — вспомнил, что в сумке лежала шоколадка. Достал ее, протянул Верке.

— Извините. В следующий раз будет торт. Я вам очень благодарен. Вы нас выручаете.

— Спасибо. Но я не люблю тортов. И выручать скоро уже перестану. Дочка растет. Я ее не прикармливаю.

— Все равно спасибо. Я к вам обязательно зайду. Можно?

— Конечно, заходите.

У Верки язык не поворачивался перейти на «ты», как в прошлый раз. Они пили кофе с шоколадкой. Он видел, что в холодильнике лежало еще несколько плиток, но она раскрыла эту. Верка молчала и смотрела на него, а он вынужден был вести беседу, хотя и не хотелось. Ему тоже хотелось молчать и смотреть. Молчание их не смущало. Он говорил что-то о своей работе, о теннисе, словом, какую-то ерунду. Только о жене и ребенке не говорил, хотя ситуация подталкивала именно к этой теме. А ему не хотелось. Верке же было все равно. Она слушала и не слышала. Только смотрела. И под этим ее взглядом он умолк, встал и потянул ее со стула. Все произошло в полном молчании и словно под гипнозом. Не соображая, что он делает, он обнимал хрупкие плечи, расстегивал халатик, под которым ничего не оказалось, целовал ее, только успевая переводить дыхание. Молочная грудь-кормилица была прекрасна. Он слизывал капельки молока, выступившие из сосков, и изумленно разглядывал Верку. У него были и другие женщины, до Марины. Но это было так давно, что он уже отвык. От красоты женского тела, от его чудесного запаха, от тонкой гибкой талии, да и от секса тоже. Верка тяжело дышала. Она тоже не говорила ни слова, а только ласкала его, вся дрожа, расстегивала рубашку, целовала и вдыхала его запах. Им было неудобно на кухне, но уходить было некуда, а еще они боялись оторваться друг от друга. И он вошел в нее прямо здесь, повернув спиной. Верка тихонько стонала и быстро кончила, так, что он и не понял, а он продолжал любить ее, потому что между трахать и любить есть все-таки разница, об этом они сейчас думали оба, каждый по-своему. Второй раз он заметил — Верка застонала уже громче, и он почувствовал, как внутри обдало его как будто пламенем, а когда кончал, он тоже с трудом сдерживал крик. А потом они опять сидели, глядя друг на друга. И что бы кто ни думал по этому поводу, угрызения совести их не мучили.

— Мне пора. Я приду к тебе послезавтра. Можно?

— А завтра нельзя?

— Нельзя, но я постараюсь. Можно тебе позвонить?

— Запиши номер.

Он позвонил через пять минут после ухода, по дороге домой. Сказал просто:

— Я тебя люблю.

А Верка ничего не сказала. Она плакала. От счастья.

А дальше было еще много чего. Все эти вещи, банальные до безобразия, в каждой семье происходят по-разному. Но закономерности проследить можно. Одна семейная пара была счастлива во всех отношениях — с точки зрения и окружающих, и одной из половин. Пока вторая половина, уходя утром на работу, не сказала:

— Возьми бумагу там, на столике. Это тебе.

И закрыла за собой дверь. А на столике лежало приглашение в суд на развод. Так поступают те, кто хочет сберечь нервы по максимуму в данной нервомотательной ситуации. Тихушники. Держатся до последнего. Остальных ожидает удел скандалистов. Причем чем продолжительнее, яростнее период скандалов, тем больше шансов, что дело кончится ничем. Поругаются и перестанут. Все логично, раз ругаются — значит, есть за что. И большинству действительно есть. А Саше было не за что. Вдобавок он терпеть не мог ругаться. С Мариной жил мирно и, надо сказать, неплохо. Удобно. Она была комфортабельной женой для человека, которому в принципе надо, чтобы его поменьше трогали и не мешали реализовывать свои интересы, не имеющие отношения к интересам семьи. Он был сыт, обстиран, отглажен, даже сейчас. А жизнь до этого заменял ему экран компьютера. Он мог сидеть за ним круглосуточно, не выходя из дома. Что всех и устраивало, особенно Марину. Была она неглупой и всегда понимала, что села не в свои сани. По изумленным лицам подруг, смотревших на ее мужа с чисто женским интересом, когда она его с ними знакомила, по сочувствующим взглядам прохожих в его сторону, когда они шли куда-то вместе, даже по лицам акушерок, когда выписывалась из роддома. На всех было написано одно и тоже: «Ну надо же!» А тем не менее за эту мужскую стать и симпатичную внешность ей же и приходилось расплачиваться. В буквальном смысле. Она работала, заводила связи, нужные на данный момент, и на всякий случай те, которые вдруг потом пригодятся. Строила свой дом и свою жизнь. Ребенка завела. С трудностями превеликими, не просто так. И сейчас несладко. Но ничего. Не век же это будет продолжаться. Старалась как могла. Иногда, конечно, хотелось заорать, затопать ногами. И она орала и топала. Но редко, надо отдать ей должное.

Пока же он шел к дому, думая о Верке. Планов никаких не строил, переживая недавние события. Он чувствовал себя так, как если бы ему вкололи наркотик, и в роли героина выступала Верка. С одной стороны, он приобрел зависимость, и организм был отравлен, с другой — его переполняло счастье, ворованное, но уже свое. И он к нему постепенно привыкал.

Домой идти не хотелось. Он понимал, что сейчас его ждет немедленное разоблачение, как школьника, получившего двойку, после родительского собрания. Ничего оригинального в голову не приходило, и он зашел в магазин, купил бутылку водки и выпил половину в подъезде, из горла. Было противно, алкоголем он не увлекался, но надо. Как лекарство от трудностей, как алиби для преступника. А что еще придумаешь? Главное — потом не терять бдительность. Водка начала действовать быстро. Пошатываясь, вошел домой, глупо улыбаясь. Марина учуяла сразу. Отговорился, что праздновали день рождения на корте после тренировки. Идиотское счастливое выражение лица уже можно было списать. Усталая Марина особенно возникать не стала. Ситуация была спасена.

А ночью он сам встал к сыну, когда тот по своей привычке принялся орать с трех часов.

Хотелось пить. Он тряс сверток с ребенком и тут вдруг вспомнил. Почему не подумал раньше — непонятно. Он вспомнил о Веркином старике, на содержании которого она живет, и о том, что Марина называла Верку, помнится, шлюхой, интересно, почему? Ужалила ревность. Он вспомнил Веркину квартиру, ухоженный дом. Она явно не нуждалась, в отличие от них. Что ему делать? А потом его опять понесли мечты. Наркотик продолжал действовать. Не хотелось думать ни о чем, только о них двоих. Завтра он с ней встретится. Уйдет с работы, в конце концов, днем. Поговорит и все выяснит. Хотя в глубине души ничего выяснять ему не хотелось. Закончатся выяснения не в его пользу. Когда мужчина влюблен, он неизбежно начинает задавать себе вопрос: «А что я ей могу дать?» Дать очень хочется. Все, вплоть до кольца с бриллиантами. Вот тут желания и возможности вступают в неизбежный конфликт. Саша явно витал в облаках. И вдруг посмотрел на какой-то сверток, который автоматически потряхивал. Ребенок давно молчал. Уснул. Боже, это же мой сын! Откуда он взялся? — пришла в голову дикая мысль. Влип. Вот влип, по самые уши. Захотелось бросить все и бежать. То ли водка, разбавленная водой, продолжала действовать, то ли с ума начал сходить. Он долго еще метался по кухне. Потом лег и заснул. Пробуждение радостным уже не было. Но стоило ему выйти из дому, как Веркин наркотик опять начал работать. Чем она его опоила, эта девчонка? Не мальчик уже, скоро тридцать. А Марине тридцать четыре — услужливо подсказала память. А Вере — ну двадцать от силы, подумал он. Любовь, как известно, слепа.