Екатерина Владимирова - За гранью снов (СИ)

• Название: За гранью снов (СИ)
• Автор: Екатерина Владимирова
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Эротика

Что есть реальность? То, что мы видим, или то, во что мы верим?  И что если то, что мы видим и считаем правдой, лишь хорошо завуалированная ложь? А то, во что мы никогда не верили, становится истиной? Невольно переступив черту дозволенного, уже не сможешь вернуться назад. Потому что там тебя уже никто не ждет.

---

Почему-то вдруг вспомнились такие же полные пугающей неизвестности и злого предвкушения ночи в детском доме, когда я, точно так же, сжавшись клубочком около стенки, таилась под одеялом, сильно зажав рот кулачком, чтобы не закричать, в тихой надежде на то, что сегодня меня оставят в покое и не станут колотить.

Но с тех пор, как я попала в приют в возрасте чуть более трех лет, меня постоянно испытывали на прочность. Били всегда по очереди, сильно и больно, грубо таскали за волосы и царапали ногтями плоть. На моей коже, такой бледной, казавшейся почти прозрачной, синяки и ссадины всегда выглядели просто отвратительно, а следы запекшейся крови вызывали омерзение и отвращение.

Детдомовские дети меня ненавидели, они всегда старались уязвить меня или задеть, чаще всего побить.

Я плакала только вначале, первые года два. А потом смирилась, молча снося обиды и побои. Еще через два года я научилась давать сдачи, да так, что ко мне с того дня стали подходить все реже. Смотрели всегда косо, исподлобья, насупившись или сведя брови к переносице, словно обещая скорейшее наказание, глаза почти безумные, всегда с горящими внутри яростными искрами невысказанной ненависти.

Я никогда не знала, почему меня презирали в детском доме, даже не стараясь сделать «своей» в кругу избранных ребят. Никогда даже не задумывалась над тем, чем отличаюсь от остальных, и почему не заслужила к себе элементарного уважения, хотя бы принятия меня, как равной. Я никогда не догадывалась, в чем крылась истинная причина их ненависти и неприятия.

Эта причина была так же банальна, как глоток свежего воздуха.

У меня была семья, вот в чем дело. У меня была любящая мама, до того, как меня сдали в приют.

Она умерла, и поэтому я оказалась одна, на попечении государства.

А все те дети, среди которых я оказались, не знали и значения этого слова. «Мама»...

На самом деле, я мало помню о ней, она умерла. И я даже точно не могла сказать, была ли она у меня на самом деле, или это был лишь плод моего воображения, разыгравшейся на почве одиночества фантазией.

В памяти всегда всплывали только блеклые, нечеткие, смутные очертания ее лица, едва различимые, омраченные временем, состарившиеся, но по-прежнему свежие, словно новые, для меня черты лица, линия губ, изогнутость бровей, складки на лбу. Но я так же не могла сказать определенно, не выдаю ли желаемое за действительное...

Мне всегда казалось, что она была очень красивой. Такой я ее себе всегда представляла. У нее были длинные черные волосы, такие же, как у меня. Помню ее улыбку... Смутно, но помню. Помню запах кожи, аромат ее духов, кажется, что узнаю его среди миллиона других запахов и ароматов. Как и ее голос, такой звонкий, глубокий, томный голос с хрипотцой. Каждую ночь она напевала мне колыбельную, убаюкивая.

Перед приютом - годы пустоты, о которых мне ничего не было известно. Будто стертые из памяти кадры фильма, в котором я была главной героиней.

А потом... ничего. Темнота, пустота, одиночество, боль. Детский дом.

Когда выпустилась, ощутила себя птицей, освобожденной из клетки. Какое-то гадкое было сравнение, но именно оно совершенно точно передавало все, что я в тот момент чувствовала.

Окончила медицинский колледж, нанялась санитаркой в больницу, надеясь на освободившееся место медсестры в отделении скорой помощи. Обменяла комнату в общежитии на однокомнатную квартирку на окраине столицы, открыла счет в банке, надеясь в будущем приобрести квартиру побольше.

Выжила, черт побери! Поднялась с колен, начала жизнь с нуля. С трех с половиной лет одна! Против всего мира.

Разве не достойна я была того, чтобы получить право хотя бы на свободу?!

Но и ее теперь у меня собирались отнять. Пытались вновь сломать меня. Как и много лет назад.

Я сглотнула комок слез, застывший в горле, и перевернулась на другой бок, лицом к стене.

В груди колотилась ярость, смешанная с обидой и разочарованием.

Мой побег не удался.

Наверное, он изначально был обречен на неудачу.

И почему я не подумала об этом раньше?! Почему не продумала всего?!

Пост охраны по периметру! Кто мог о нем знать!? Оказывается, здесь у каждого дома стоит такой пост специально нанятых охранников, которые день и ночь должны были следить, чтобы никто не рванулся назад. А назад – значит, в неизвестность. Пугающую и устрашающую своей тьмой.

Но, черт возьми, такую желанную неизвестность!

Меня поймали в тот момент, когда я не успела достигнуть даже ворот, дрожащими руками вцепившись в ограждение и пытаясь справиться с замком. Дождь неприятно холодил кожу, покрывшуюся мурашками, и больно впивался в каждый кусочек плоти, но я упрямо продолжала дергать засов.

Пока кто-то, стремительно приблизившийся ко мне, грубо не схватил меня за распущенные волосы, наматывая их на кулак, причиняя тем самым боль, и не потянул на себя, оттаскивая меня от ограды.

Вскрикнув от неожиданности, я едва не задохнулась и от боли. Слезы рванули из глаз, ноги задрожали.

Я хотела вырваться, но меня ударили. Раз, потом другой, третий, четвертый. По лицу, в живот, по ребрам, с такой силой, что я свернулась едва ли не пополам, скорчившись от боли, и упала коленями на сырую землю, вываленная в грязи, обездвиженная и промокая до нитки.

Меня, безвольную куклу, грубо схватили под руки и привели назад в дом, где меня встретила Стелла.

Лицо ее было бледным, глаза горели.

- Что же ты наделала, безумная?! - закричала она. - Ты хоть понимаешь, что теперь будет?! С тобой! - она накинулась на меня, больно стиснув мои плечи и вынуждая смотреть себе в глаза. - А с нами?! За то, что не уследили за тобой!? – она встряхнула меня, пытаясь привести в чувство, но я взглянула на нее лишь на миг, коротко, бегло, безучастно. – Безумная, - выдохнула она мне в лицо, и, брезгливо поморщившись, отошла.

С двух сторон меня грубо придерживали за руки, чтобы я не упала, а, когда Стелла дала им какой-то знак, с силой толкнули в спину, вынуждая покачнуться на дрожащих в коленях ногах, ставших ватными.

- Когда вернется Михаэль, - сказала Стелла, - он решит, что с тобой делать. И уж тогда... Ох, и не завидую я тебе! - она качнула головой. - Отсюда не убегают, даже попытки не предпринимают, - словно выплюнула эти слова. - А ты осмелилась... Если отправишься в Колонию, то будешь сама виновата в этом, - холодно заявила она, поджав губы.

Я знала, что виновата сама. Но лишь в том, что совершила такой непродуманный побег. Как же я могла так оплошать?! Нужно было все продумать, все просчитать, а я... Я поплатилась за собственную глупость.

Меня затолкнули в комнату, грубо пихая руками внутрь, и я, не удержавшись на ногах, упала на пол. Лишь через какое-то время я смогла подняться и лечь на кушетку. В ожидании наказания.

Прошли три дня. Долгих, томительных, удушающе медленных. А на четвертый день пришла расплата.

Я все еще лежала в своей постели, когда послышались быстрые шаги за дверью. Вздрогнула.

Звякнули ключи, послышался скрежет отпираемого замка... Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась Стелла. Бледная, напуганная, с взлохмаченными волосами и разодранном платье.

- Хозяин прибыл, - проговорила она запинающимся голосом. – Он просит тебя. Пошли.

Тело, скованное страхом, словно железными оковами, не желало двигаться. Я лишь смотрела на Стеллу, гадая, что же такое с ней произошло. Не в силах пошевелиться или хотя бы произнести слово.

- Пошли, я сказала! - безумно закричала она, подскочив ко мне и резко дернув за руку. - Немедленно!

Я испуганно посмотрела на нее и с трудом, пересиливая боль, поднялась с кушетки. Долгий подъем из моего подземелья на верхний этаж. Каменная лестница, холодные серые стены, длинный мрачный коридор.

Меня привели в тот же зал, что и в день моего появления в доме Михаэля. И едва я оказалась здесь, в памяти всплыли картинки издевательств хозяина над своими рабынями. Один за одним замелькали перед глазами, как в калейдоскопе, кадры того дня. Мерзкие, отвратительные, гадкие кадры преступления.

Меня передернуло от отвращения и я скривилась.

Михаэль, широко расставив ноги, стоял у камина, заломив руки за спину, и смотрел на меня, прожигая демонскими глазами, казалось, саму душу. Он был в ярости, грудь его часто и тяжело вздымалась.