Сергей Худиев - Христианство: трудные вопросы

• Название: Христианство: трудные вопросы
• Автор: Сергей Худиев
• Издательство: Fazenda «Дом надежды»
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2003
• ISBN: 5-94880-002-4

Христианам часто задают вопросы об их вере. Это неизбежно, потому что христианство — это религия Ответа. Мы верим в то, что Бог дал ответ на все человеческие вопрошания, на всякую человеческую нужду и жажду.

Эта книга возникла из ответов на вопросы во время дискуссий о вере в интернете. Авторы ее — представители трех христианских конфессий.

---

Умонастроение человека «с гордо поднятой головой»: «Я лучше вас, и я без вас обойдусь» — не только заграждает двери рая, но и делает человека глубоко несчастным уже в этой жизни.

Сергей Худиев

Действительно, чем плохо быть человеком с гордо поднятой головой? Вместо ответа процитирую несколько отрывков из эссе Г. К. Честертона «Если бы мне дали прочитать одну проповедь…»:

Чем больше я живу, чем больше вижу, как живут и пытаются жить в наше время, тем более убеждаюсь в правоте старого церковного учения о том, что все зло началось с притязания на первенство, когда само небо раскололось от одной высокомерной усмешки (здесь Честертон намекает на восстание сатаны против Бога и его последующее падение; см. в Библии: Ис. 14:12–15; Иез. 28:13–17. — М. Л.).

…Чтобы в этом убедиться, проведем не очень серьезный, хотя и довольно приятный опыт. (…) Представим себе, что читатель (а еще лучше — писатель) отправился в кабак или другое место, где встречаются и болтают люди. На худой конец сойдут и трамвай, и метро. (…) Во всяком случае, представим себе место, где собираются люди, большею частью бедные (ведь бедных на свете больше), иногда — относительно обеспеченные, но все до единого, как говорят наши снобы, простые.

Представим себе, что экспериментатор (…) выслушает и, может быть, даже запишет в блокнот то, о чем говорят эти самые простые люди. (…) Слушая их, экспериментатор начинает догадываться, что один тип людей, может быть только одного человека, здесь не любят. (…) Наконец ему удастся вывести, что одиозное лицо ошибочно полагает, будто вся улица или даже весь мир принадлежит ему. И тут кто-нибудь скажет: «Вздумал, видите ли, что он сам Господь Бог!» (…) Полупьяный кабацкий завсегдатай с безупречной точностью повторил богословское определение сатаны.

Гордыня — столь сильный яд, что она отравляет не только добродетели, но и грехи. (…) Можно по своей природе быть ленивым и безответственным, забывать о долгах и долге, нарушать обещания — и люди простят вас и поймут, если вы забываете беспечно. Но если вы забываете из принципа, если вы сознательно и нагло пренебрегаете своими обязанностями во имя своего таланта (вернее, веры в собственный талант), если вы полагаете, что вам, натуре творческой, должны платить дань презренные трудящиеся люди, тогда, в полном смысле слова, это черт знает что.

Даже скупец, стыдящийся своего порока, куда милей и понятней богача, зовущего скупость бережливостью, умением жить или умеренностью вкусов. Скажу больше: приступ физической трусости лучше трусости принципиальной; я пойму того, кто поддался панике и знает об этом, но не того, кто, умывая руки, разглагольствует о миролюбии. Но, как я уже говорил, отношение к гордыне не так просто. Учение о гордыне как о зле, особенно о духовной гордыне, считают в наши дни мистической чушью, ничем не связанной с простой и практичной современной этикой. На самом же деле это учение особенно важно для практической этики. Ведь, насколько я понимаю, основной ее принцип — сделать всех счастливыми; а что мешает чужому счастью больше, чем гордыня? Практическое возражение против гордыни — то, что она огорчает и разъединяет людей — не менее, если не более очевидное, чем мистическое.

Однако, хотя с осуждением гордыни мы сталкиваемся на каждом шагу, мы почти ничего не слышим и не читаем о ней. Более того, почти все книги и теории стимулируют гордыню. Сотни мудрецов твердят без устали о самоутверждении; о том, что у детей надо развивать индивидуальность, какой бы она ни была; о том, что всякий человек должен добиваться успеха, а добившись, укреплять свою власть над людьми; о том, как стать сверхчеловеком (подробности письмом), и наконец, о том, как особенно исключительный сверхчеловек смотрит сверху вниз на обычных людей, которые так расплодились в нашем странном мире.

Короче говоря, в теории мы изо всех сил поощряем самодовольство. Но не надо беспокоиться. На практике, как и прежде, мы его не поощряем. Сильная магнетическая личность вызывает у близких знакомых одно желание: поскорей от нее отделаться. Ни в клубе, ни в кабаке не любят острых приступов самоутверждения. Даже самый изысканный и модный круг видит сверхчеловека насквозь и называет его чаще всего кретином. Да, апология гордыни не выдерживает критики в жизни, а не в книгах. Моральное чутье и практический опыт современных людей опровергают модную ересь всюду, где двое или трое собрались хотя бы во имя свое.

И еще одной вещи учит нас опыт. Все мы знаем, что есть на свете самоупоение — штука куда более неприятная, чем самокопание. (…) Человек, одержимый им, совершает сотни поступков по воле одной только страсти — снедающего тщеславия. Он грустит и смеется, хвастает и скромничает, льстит и злословит или сидит тихо только для того, чтобы, упаси Боже, не забыли восхититься его драгоценной особой. Я всегда удивляюсь: как это в наше время (…) так мало знают о душевном недуге, отравляющем чуть ли не каждую семью, чуть ли не каждый кружок друзей? (…)

Должно быть, меня не поймут; но я бы прежде всего сказал моим слушателям, чтобы они не наслаждались собой. Я посоветовал бы им наслаждаться театром или танцами, устрицами и шампанским, гонками, коктейлями, джазом, ночными клубами, если им не дано наслаждаться чем-нибудь получше. Пусть наслаждаются многоженством и кражей, любыми гнусностями — чем угодно, только не собой. Люди способны к радости до тех пор, пока они воспринимают что-нибудь, кроме себя, и удивляются, и благодарят. Пока это от них не ушло, они не утратят тот дар, который есть у всех нас в детстве, а взрослым дает спокойствие и силу. Но стоит им решить, будто они сами выше всего, что может предложить им жизнь, всеразъедающая скука овладеет ими, разочарование их поглотит, и все танталовы муки ждут их. Конечно, нас может сбить с толку многозначность слова «гордиться». (…) Мы часто говорим, что муж гордится женой, или народ — героем; но в этих случаях речь идет совсем о другом чувстве. Человек, гордящийся чем-либо, существующим вне его, признает предмет своей гордыни и благодарен ему (…) Гордый примеряет все на свете к себе, а не к истине.

Вы не горды, если хотите что-то хорошо сделать или даже хорошо выглядеть с общепринятой точки зрения. Гордый считает плохим все, что ему не по вкусу. (…) Однако «я сам» — очень мелкая мера и в высшей степени случайная. Так возникает типичная для нашего времени мелочность, особенно свойственная тем, кто кичится широтой взглядов.

(…) Наверное, для проповеди о гордыне нет лучшего примера, чем патриотизм. Это одно из самых благородных чувств, когда патриот говорит: «Достоин ли я Англии?» Но стоит ему высокомерно сказать: «Я — англичанин!», и патриотизм обратится в гнуснейшее фарисейство.

Вот как отвечает на этот вопрос Честертон; и мне, пожалуй, добавить нечего.

Михаил Логачев

Почему Бог требует пресмыкаться перед Ним?

Порой в этом трудно убедить человека неверующего, но поклонение и пресмыкательство — вещи очень разные. Величие Творения и искупительный подвиг Христа достойны глубочайшего уважения и почтения. Когда я по-настоящему увидела Распятие, я поняла, что любая поза перед ним, кроме коленопреклоненной или лицом вниз, крестом, — выглядит глупо и смешно. Перед кем тут надуваться? Перед израненным, униженным и умирающим от боли Человеком?

Ольга Брилева

Почему христиане считают, что все мои дела, все, что мне дорого, все, кроме «угождения Богу», сгорит?

И иные верования, в том числе и атеизм, ничего не могут поделать с тем фактом, что сгорит. Александр Македонский завещал похоронить себя с открытыми руками — завоеватель половины мира, он ничего не унес с собой в могилу. Романы, которые я пишу сегодня, через каких-то двести лет будут забыты (хотя, как и всякий литератор, я тешу себя надеждой на обратное), все люди, прочитавшие их, сойдут в могилу, как и я в свой срок. Истлеют полотна, выкрошатся и рухнут стены домов, дворцов и храмов. Границы государств будут перечерчены заново, порастут лесами сегодняшние города, а новые города будут основаны там, где сегодня пустошь. У Стинга есть баллада «Mad about you», в которой он даже обычную, земную любовь между мужчиной и женщиной провозглашает более долговечной и значимой, чем «все владения мира». Так чем же стоит дорожить и что — полагать ненужным?

А в целом на этот вопрос ответил апостол:

Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, — каждого дело обнаружится; ибо день покажет; потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3:11–15).