Ричард Мейсон - Тонущие

• Название: Тонущие
• Автор: Ричард Мейсон
• Издательство: Азбука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-02843-2

Впервые на русском — пожалуй, самый громкий дебют в новой британской прозе, шедевр современной неоготики. Роман 19-летнего студента Оксфорда, приобретенный за рекордную сумму на ожесточенном издательском аукционе, был переведен на три десятка языков и разошелся по миру тиражом 5 миллионов экземпляров. Искушенные рецензенты и массовый читатель — все как один отмечали поразительную зрелость юного автора, без малейшего, казалось бы, напряжения выступившего на поле, где блистали такие титаны, как Ивлин Во и Айрис Мёрдок. Начиная книгу шокирующим признанием 80-летнего музыканта в убийстве жены после полувека в браке, Мейсон проводит читателя удивительным лабиринтом зеркал, где все зыбко, все не то, чем кажется, а любовь гениального скрипача к наследнице старинного замка на острове оказывается воистину роковой…

---

— Вы разве не расскажете, что же такого натворили?

— Если вам действительно хочется знать, ждать осталось недолго.

Перила скрипнули: Элла схватилась за них и начала медленно спускаться по узкой лестнице.

Я не стал ее удерживать. Просто сидел в темноте, прислушиваясь к звуку осторожных удаляющихся шагов. Затем услышал, как двумя пролетами ниже открылась и закрылась дверь в ванную комнату, а через несколько минут открылась опять, и я представил, как Элла, вновь сияющая, спускается по последнему пролету лестницы в холл Бодменов, спокойная на фоне хаоса танцев и прощаний.

А я был далек от покоя. Я сгорал от неудовлетворенного любопытства. Однако решил ждать, как ждал прежде, в той комнатке с книжными полками, — чтобы она наверняка успела затеряться в толпе гостей. Лишь после этого я поднялся и осторожно спустился вниз.

Вспоминая о том вечере, я вижу себя на некоем возвышении — предположительно, на лестнице. Передо мной узкий холл, отделанный отполированным до блеска черным и белым мрамором. Через распахнутые двустворчатые двери мне видна гостиная и усталые смеющиеся люди, группами сидящие на составленных рядами стульях. Идет третий час ночи. Дверь в комнату для танцев закрыта, но музыка тем не менее отчетливо слышна. Вдруг она смолкает, и я различаю и узнаю громкий голос, веселый, взволнованный, который спрашивает, не угодно ли гостям пройти в гостиную, поскольку там им предстоит услышать важную новость.

Закрытые двери распахиваются, из них выливается поток людей, раскрасневшихся от танцев, они наводняют холл, а затем и гостиную. Среди них я вижу Эллу, ее по-прежнему сопровождает Чарли Стэнхоуп. Камилла Бодмен что-то взволнованно восклицает. Она сияет. Вечеринка проходит просто великолепно. Уже третий час, но из значимых гостей почти никто не ушел. Она в восторге от новости, которую собирается огласить, в восторге потому, что она-то знает новость заранее. И предвкушает, как завтра будет рассказывать всем, что накануне вечером едва сдерживалась, но «тайна есть тайна», вы же понимаете.

Все эти мысли отчетливо читаются на ее ясном челе и в победном сиянии карих глаз. Девушка, владеющая виллой в Биаррице, рассеянно улыбается: она немного пьяна, в одной руке у нее — коктейль с шампанским, другой она с беспокойством ощупывает волосы на затылке, чтобы убедиться, что жизненно важная заколка по-прежнему на месте. Тут она видит какого-то знакомого, забывает о прическе и бросается к нему, распахнув объятия.

Услышав во второй раз тот же громкий, взволнованный голос, обладатель которого просит всех уделить ему минуту внимания, я понимаю, что принадлежит он Чарли Стэнхоупу. Меня сначала удивляет, что ему есть что сказать, но потом я вспоминаю о помолвке и, вместо того чтобы пойти в гостиную, остаюсь на прежнем месте, на лестнице, откуда мне хорошо видно происходящее. Я рассматриваю женщин, стоящих поблизости от Чарли, а он тем временем сообщает присутствующим: поскольку здесь собрались самые лучшие его друзья, он хочет, чтобы они первыми услышали счастливую новость.

И только разглядев его руку в руке Эллы, я осознаю, что свершается самое худшее, но даже тогда мой разум отказывается в это поверить. Однако я тут же получаю окончательное подтверждение: Стэнхоуп наклоняется ее поцеловать, а она целует его в ответ, и все поднимают бокалы, от души поздравляя жениха с невестой, а кто-то начинает петь «Они хорошие ребята». Они отрываются друг от друга, сияя от счастья, а Элла поднимает глаза, улыбаясь и благодаря за поздравления, — и тут видит меня на лестнице.

Кажется, наши глаза встретились.

4

Я уже забыл, при каких обстоятельствах покидал огромный дом Бодменов. Но сквозь все прожитые годы пронес воспоминание о ясности, наступившей в ту ночь в моей душе.

Теперь я знал, как выглядит остров Эллы: речь шла о надежном и одобренном обществом браке без любви. Воистину пустынный остров! Я мог вообразить течение, забросившее ее туда, и представить, как она постепенно поддавалась силе потока, стремящегося утянуть ее за собой. Я вспомнил, как она рассказывала о предках и традициях — с некой зачарованностью непосвященной. У моей семьи были знакомые с подобной фамильной историей, однако нас самих чаша сия миновала; тем не менее многое мне без труда удалось додумать.

Я догадывался о том, какие беседы происходили у Эллы с матерью: та неоднократно спрашивала дочку, кто из знакомых молодых людей ей больше всех нравится. Вероятно, ее семья благоволила столь любезному и хорошо воспитанному поклоннику, как Чарли Стэнхоуп. Чтобы доставить им удовольствие, Элла начала видеться с ним чаще, быть может, позволила ему надеяться на то, что она испытывает к нему нечто большее, чем испытывала на самом деле.

А потом события, по ее собственному выражению, опередили ее, и, прежде чем она успела понять, что происходит, друзья, к вящей радости семьи, начали наперебой ее поздравлять. Это была драма романтического свойства, и себя в ней я видел в романтической же роли спасителя Эллы. Я примерял эту роль на себя на протяжении нескольких недель, последовавших за вечеринкой Камиллы, лелея планы похищения Эллы, как школяр, каковым я, собственно, и являлся.

Имей я хотя бы малейшее представление о том, насколько далек был в своих выводах от действительности, я бы, конечно же, испытывал совсем иные чувства. Но тогда я погрузился в мечтания, причем с такой страстью, что это наложило, к удивлению родителей, отпечаток и на остальную мою жизнь: я перестал быть тем угрюмым вьюношей, которого они привыкли созерцать за семейным столом. Оставив попытки воевать со своей семьей, я полностью сосредоточился на более конкретной цели — на освобождении Эллы из тисков условностей.

Если б у меня была реальная возможность осуществить свой замысел, вероятно, я бы пришел в замешательство. Даже сейчас, вспоминая о том времени, я испытываю неловкость. Еще я смеюсь собственной наивности. Мне не удается заставить себя всерьез пожалеть того серьезного молодого человека, каким я был, с шаркающей походкой и нахмуренным челом. Я завидую страстности этого навсегда ушедшего в прошлое персонажа, ведь он был влюблен, притом безнадежно. А это вовсе не неприятное ощущение.

Да и владело это ощущение мной недолго. На протяжении полутора месяцев в голове моей зрели дерзкие планы, но действия — действия было мало. Единственный практический успех сводился к тому, что я раздобыл номер телефона Эллы. Выпросил у Камиллы Бодмен под тем предлогом, что не имел возможности поздравить ее подругу по случаю помолвки. Но всякий раз, как я набирался храбрости позвонить в дом Харкортов на Честер-сквер, хриплый голос отвечал: к сожалению, Эллы нет дома. Потерпев неудачу, я вознамерился было написать ей, но отказался от этого замысла, решил ждать ее у подъезда, но тоже передумал — начинать с этого явно не стоило. Рассматривал я и другие варианты: послать ей цветы или эффектную телеграмму, подарок на помолвку с многозначительной открыткой, а после все их отверг. Целыми днями я пребывал в самом что ни на есть сладостном черном отчаянии, сознавая, что день свадьбы Эллы приближается, а я бессилен предотвратить это событие.

Однажды днем я спустился с небес на землю, увидев перед собой предмет своих мечтаний: Элла сидела передо мной в шезлонге, уткнувшись носом в книгу, в соломенной шляпе с широкими полями, сидела на другом берегу — нас разделяла вода.

Я снова оказался в Гайд-парке. Прошел пешком от самого дома, по дороге свернув на Честер-сквер в надежде увидеть ее, а в конце пути примостился у пруда Серпентайн, нежась на солнышке и предаваясь праздным фантазиям о том, как все могло бы быть.

Столь неожиданно обнаружив перед собой в реальности ту, о которой грезил, я поначалу глазам своим не поверил: наверное, я ошибся! Взглянул еще раз — и сердце заколотилось как бешеное. По ту сторону пруда сидела девушка, занимавшая все мои мысли на протяжении месяца с лишним — а в том возрасте это целая вечность. Никакой ошибки: я узнал нежный овал лица, чуть вздернутый маленький носик. Для трагической героини она выглядела слишком здоровой, и это меня раздражало.

Я медленно поднялся и двинулся вокруг пруда, сквозь толпу, на мостик, представляя, что она скажет, увидев меня перед собой. Подходя ближе, я заметил, как она опустила руку в большую корзину, стоявшую у ее ног, и достала оттуда портсигар и маленькую серебряную зажигалку. Я остановился и стал наблюдать за ее пальцами, пока она прикуривала длинную тонкую сигарету.

Подойдя к девушке сзади, со спины, и оставаясь вне поля ее зрения, я неловко кашлянул и произнес ее имя. Она обернулась, и светлые голубые глаза, глянувшие в мои глаза, показали мне мою ошибку, хотя остальные черты не давали повода ее заподозрить. Эти глаза были мне незнакомы, хотя позже я узнал их очень хорошо.