Владимир Одоевский - 365 лучших сказок мира

• Название: 365 лучших сказок мира
• Автор: Владимир Одоевский
• Издательство: Литагент «Стрельбицький»f65c9039-6c80-11e2-b4f5-002590591dd6
• Жанр: Сказка

Перед вами уникальный сборник «365 лучших сказок мира», благодаря которому каждый день в году может стать сказочным! В книгу вошли сказки, на которых выросло и познало мир не одно поколение детей. Вы найдете здесь народные сказки из разных уголков мира, а также произведения Р. Киплинга, В. Гауфа, А. Афанасьева, Л. Чарской и многих других.

Поучительные и забавные, трогательные и яркие сказочные истории станут настоящим кладезем знаний и подарят удовольствие как взрослым, так и детям. А совместное ежедневное чтение этой книги, возможно, станет вашей хорошей семейной традицией.

---

Царь приехал и обрадовался, что царица опять стала здорова. Собрали на стол и сели обедать. «А где же козленочек?» – спрашивает царь. «Не надо его, – говорит колдунья, – я не велела пускать; от него так и несет козлятиной!» На другой день, только царь уехал на охоту, колдунья козленочка била-била, колотила-колотила и грозит ему: «Вот воротится царь, я попрошу тебя зарезать». Приехал царь; колдунья так и пристает к нему: «Прикажи да прикажи зарезать козленочка; он мне надоел, опротивел совсем!» Царю жалко было козленочка, да делать нечего – она так пристает, так упрашивает, что царь, наконец, согласился и позволил его зарезать. Видит козленочек: уж начали точить на него ножи булатные, заплакал он, побежал к царю и просится: «Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки всполоскать». Царь пустил его. Вот козленочек прибежал к морю, стал на берегу и жалобно закричал:

Аленушка, сестрица моя!
Выплынь. выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!

Она ему отвечает:

Иванушка-братец!
Тяжел камень ко дну тянет.
Люта змея сердце высосала!

Козленочек заплакал и воротился назад. Посеред дня опять просится он у царя: «Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки всполоскать». Царь пустил его. Вот козленочек прибежал к морю и жалобно закричал:

Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные.
Хотят меня зарезати!

Она ему отвечает:

Иванушка-братец!
Тяжел камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала!

Козленочек заплакал и воротился домой. Царь и думает: что бы это значило, козленочек все бегает на море? Вот попросился козленочек в третий раз: «Царь! Пусти меня на море сходить, водицы испить, кишочки всполоскать». Царь отпустил его и сам пошел за ним следом; приходит к морю и слышит – козленочек вызывает сестрицу:

Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!

Она ему отвечает:

Иванушка-братец!
Тяжел камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала!

Козленочек опять зачал вызывать сестрицу. Аленушка всплыла кверху и показалась над водой. Царь ухватил ее, сорвал с шеи камень и вытащил Аленушку на берег, да и спрашивает: как это сталося? Она ему все рассказала. Царь обрадовался, козленочек тоже – так и прыгает, в саду все зазеленело и зацвело. А колдунью приказал царь казнить: разложили на дворе костер дров и сожгли ее. После того царь с царицей и с козленочком стали жить да поживать да добра наживать и по-прежнему вместе и пили и ели.

* * *

Идут двое сироток – сестрица Аленушка с братцем Иванушкой по дальнему пути, по широкому полю, а жар-то, жар их донимает. Захотелось Иванушке пить: «Сестрица Аленушка, я пить хочу!» – «Подожди, братец, дойдем до колодца». Шли-шли – солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит коровье копытце полно водицы. «Сестрица Аленушка, хлебну я из копытца?» – «Не пей, братец, теленочком скинешься». Братец послушался, пошел дальше. Солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит лошадиное копытце полно водицы. «Сестрица Аленушка, напьюсь я из копытца?» – «Не пей, братец, жеребеночком станешь». Вздохнул Иванушка, опять пошел. Солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит баранье копытце полно водицы. Братец увидел его и, не спросясь с Аленушкой, выпил до дна. Аленушка зовет Иванушку, а вместо Иванушки за ней бежит беленький баранчик. Догадалась она, залилась слезами, села под стожок – плачет, а баранчик возле нее по травке скачет. Ехал мимо барин, остановился и спрашивает: «О чем ты, красная девушка, плачешь?» Рассказала она ему свою беду. «Поди, – говорит, – за меня; я тебя наряжу и в платье и в серебро и баранчика не покину: где будешь ты, там будет и он». Аленушка согласилась; обвенчались и жили так, что добрые люди, глядя на них, радовались, а дурные завидовали.

Один раз мужа не было дома, Аленушка оставалась одна. Ведьма навязала ей на шею камень и бросила в воду, а сама нарядилась в ее платье и заселилась в барских палатах; никто ее не распознал, сам муж обманулся. Одному баранчику все было ведомо, один он печалился, повесил голову, не бирал корму и утро и вечер ходил около воды по бережку да кричал: «Бя, бя!» Узнала о том ведьма, и нелюбо ей стало; велела разложить костры высокие, разогреть котлы чугунные, наточить ножи булатные и говорит: «Барана надо зарезать!» Послала слугу его поймать. Муж дивится: как жена-то любила барана, мне надоела – пой его, корми его, а то велит резать! А баранчик спроведал, что ему недолго жить, лег на бережку и причитывает:

Аленушка, сестрица моя!
Меня хотят зарезати;
Костры кладут высокие,
Котлы греют чугунные,
Ножи точат булатные!

Аленушка ему в ответ:

Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень шею перетер,
Шелкова трава на руках свилась,
Желты пески на груди легли!

Человек слушает, что за чудо? Пошел, сказал барину; стали оба караулить. Баранчик пришел и опять стал вызывать Аленушку и плакаться над водою:

Сестрица моя, Аленушка!
Меня хотят зарезати;
Костры кладут высокие.
Котлы греют чугунные,
Ножи точат булатные!

Аленушка ему в ответ:

Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень шею перетер,
Шелкова трава на руках свилась,
Желты пески на груди легли!

«Людей! Людей! – закричал барин. – Собирайся, челядь дворовая, запускай невода, закидай сети шелковые!» Собралась челядь дворовая, закинула сети шелковые; Аленушка и поймалась. Вытащили ее на бережок, отрезали камень, окунули ее, сполоснули в чистой воде, белым полотном обернули, и стала она еще лучше чем была, и обняла своего мужа. Баранчик стал опять братец Иванушка, и зажили все по-старому, по-хорошему, только ведьме досталось; ну да ей, говорят, туда и дорога, об такой не жалеют!

Царевна – сера утица

Жил царь с царицею, у них были дети: сын да дочь; сына звали Дмитрий-царевич, а дочь – Марья-царевна. Были приставлены к царевне и няньки и мамки, и ни одна не могла ее укачать-убаюкать. Только брат и умел это сделать: бывало, придет к ее кроватке и начнет припевать: «Баю-баюшки, сестрица! Баю-баюшки, родная! Вырастешь большая, отдам тебя замуж за Ивана-царевича». Она закроет глазки и заснет. Прошло несколько лет, собрался Дмитрий-царевич и поехал в гости к Ивану-царевичу; прогостил там три месяца – много играли, много гуляли; стал уезжать и зовет к себе Ивана-царевича. «Хорошо, – говорит, – приеду!» Воротился домой, взял портрет своей сестры и повесил над своею постелью, и так хороша была царевна, что все бы смотрел на ее портрет: глаз оторвать невозможно!

Нежданно-негаданно приезжает Иван-царевич к Дмитрию-царевичу, входит в его комнату, а он спит себе крепким сном. Увидал Иван-царевич портрет Марьи-царевны – и в ту ж минуту влюбился в нее, выхватил свой меч и занес на ее брата. Бог не попустил греха, словно что толкнуло Дмитрия-царевича – вмиг проснулся и спрашивает: «Что ты делать хочешь?» – «Хочу тебя убить!» – «За что, Иван-царевич?» – «Ведь это портрет твоей невесты?» – «Нет, моей сестры Марьи-царевны». – «Ах, что же ты мне никогда об ней не сказывал! Я теперь жить без нее не могу». – «Ну что ж! Женись на сестре, будем братьями». Иван-царевич бросился обнимать Дмитрия-царевича. Тут они и поладили, по рукам ударили.

Иван-царевич домой уехал – к свадьбе готовиться, а Дмитрий-царевич стал собираться с своею сестрицею в путь-дорогу, к жениху в гости. Снарядили два корабля: в одном брат плывет, в другом сестра плывет, а при ней нянька с дочкою. Вот как выехали корабли посеред моря синего, нянька и говорит Марье-царевне: «Скинь с себя драгоценное платье да ложись на перину – тебе спокойней будет!» Царевна скинула платье, и только легла на перину – нянька ударила ее слегка по белому телу, и сделалась Марья-царевна серой утицею, взвилась-полетела с корабля на сине море. А нянька нарядила свою дочь в царевнино платье, сидят обе да величаются. Приехали в землю Ивана-царевича; он тотчас выбежал навстречу и портрет Марьи-царевны с собой захватил; смотрит, а невеста далеко на тот портрет не похожа! Разгневался на Дмитрия-царевича, велел посадить его в темницу, в день давать ему по куску черствого хлеба да по стакану воды; кругом были часовые приставлены, и наказано им настрого никого не пускать к заключеннику.

Приходит время к полуночи, стала сера утица с моря подыматься, полетела к родимому братцу – все царство собой осияла: крыльями машет, а с них словно жар сыпется! Подлетела к темнице да прямо в окошечко, крылышки на гвоздик повесила, а сама к брату пошла: «Родимый мой братец, Дмитрий-царевич! Тебе тошно в темнице сидеть, по стакану воды пить, по куску хлеба есть; а мне, братец, тошнее того по синю морю плавать! Сгубила нас злая нянюшка, скинула с меня драгоценное платье – нарядила в него свою дочку». Братец с сестрицею поплакали, погоревали вместе; ранним утром улетела сера утица на сине море. Докладывают Ивану-царевичу: «Так и так, прилетала к заключеннику сера утица – все царство собой осияла!» Приказал он, чтоб сейчас дали ему знать, как скоро та утица опять прилетит.