Эрих Раквитц - Чужеземные тропы, незнакомые моря

• Название: Чужеземные тропы, незнакомые моря
• Автор: Эрих Раквитц
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1969

В Германской Демократической Республике имя Эриха Раквитца знакомо всем юным любителям географии. «Чужеземные тропы, незнакомые моря» вышли в свет в Лейпциге в 1959 году и очень быстро стали настольной книгой будущих путешественников и мореплавателей. Первое издание разошлось мгновенно, и такая же судьба ожидала все семь переизданий, появившихся в ГДР в последующие годы.

Эрих Раквитц известный мастер молодежной литературы популярного жанра. Он получил признание на конкурсе, проведенном в Берлине в I960 году, где был удостоен первой премии.

В Советском Союзе эта книга издается впервые.

Книга Эриха Раквитца ведет читателя по тем тропам, которые постепенно становились сквозными магистралями нашей планеты, и по неведомым морям, ныне пойманным в координатные сети и положенным на точнейшие карты. Это занимательная энциклопедия географических открытий, занимательная потому, что она раскрывает сокровенный смысл событий, в ходе которых неуклонно расширялся кругозор обитателей нашей планеты.

---

Но вот настал заветный день — экспедиция отлично снаряжена, скот собран, каждый участник похода знает свое место. Леихгардт и его люди трогаются в путь к северо-западу, навстречу своей полной приключениями судьбе.

В верхнем течении реки Фицрой, одного из многочисленных правых притоков Дарлинга, находилась ферма овцевода Макферсона. То был последний форпост цивилизации перед бескрайними, враждебно-таинственными территориями внутренней части континента.

Людвиг Леихгардт написал здесь прощальное письмо, адресованное одному из своих друзей в Сиднее:

«…Спешу воспользоваться последней оказией и сообщить вам о моих успехах. За 11 дней мы добрались от фермы Бейреллса до фермы Макферсона на реке Фицрой. Несмотря на то, что дорога была временами очень и очень трудная, все шло хорошо. Мои вьючные животные в отличной форме, а спутники полны энтузиазма. Долина реки Фицрой, вдоль которой мы прошли около 22 миль, направляясь с востока на запад, представляет собой воистину очаровательный уголок; описывая ее красоты, сэр Томас Митчелл ничуть не преувеличил. Земля здесь жирная, хоть и каменистая, вся поросшая густой, сочной травой.

На моем пути выросла гора Абундан, но наш отряд прошел сквозь нее по ущелью. Координаты, которые я устанавливаю, в точности совпадают с координатами Митчелла.

Боюсь, что недостаток воды в реке Фицрой существенно затруднит освоение этой прекрасной местности.

Температуру воздуха я измеряю в 6 часов утра и в 6 часов после полудня — для меня это самые удобные часы. Пытаюсь также наблюдать за приборами для измерения влажности воздуха, но боюсь, что этих моих наблюдений будет недостаточно. Впрочем, если я буду продолжать их и впредь, то постараюсь несколько усовершенствовать…

Дни все еще очень жаркие, но ночи удивительно ясные и прохладные, так что москиты впали в оцепенение и перестали нас терзать. Единственное наше мученье — мириады мух. Когда я думаю о том, сколь счастливо мы до сей поры продвигались вперед, во мне просыпается надежда на то, что всевышний даст мне возможность довести до благополучного конца дело всей моей жизни.

Когон, 3 апреля 1848 г.»

…Над обширными равнинами забрезжил рассвет. Наступило 4 апреля. Худощавый человек среднего роста сложил карту Австралии, над которой он просидел полночи при мерцающем свете свечи. На этой карте, однако, кроме очертаний Австралийского материка и нескольких прибрежных районов, ничего не было изображено: собственно, это была даже не карта, а гигантское белое пятно с ровной сеткой меридианов и параллелей. Людвиг Лейхгардт хорошо понимал, как трудно первыми проложить путь через эту неисследованную Terra Australis, сознавал, что ему предстоит борьба не на жизнь, а на смерть, но не тщеславие, не желание опередить соперников, а совсем иные причины толкали его на трудное путешествие.

Вот что он написал Шмальфусу в далекую Германию:

«Я имел удовольствие узнать, что Географическое общество в Лондоне наградило меня почетной медалью, а Географическое общество в Париже отметило аналогичным образом.

Разумеется, мне приятно узнать, что столь умные люди сочли меня достойным такой чести. Но я работал и продолжаю работать не ради наград, а только ради науки, единой науки ради; по мне, пусть никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Опасаюсь только одного — бог может отвернуться от меня, если я дам волю своей суетности и если к стремлению достичь чистых, труднодоступных вершин истинной науки примешаются тщеславие, жажда признания и славы…»

Лейхгардт вышел на воздух, взглянул на ясное небо. Еще довольно холодно, но день обещает быть ослепительно солнечным и жарким, слишком жарким для многочасового перехода. Ведь решено, что вначале всех лошадей используют только для перевозки клади.

Из загона рысцой выбежала верная лошадка Лейхгардта, он ласково потрепал ее по шее. Все. Кончились последние спокойные сутки и для людей и для животных — отныне путешественникам придется претерпевать неимоверные трудности. Смогут ли они их перенести?

Лейхгардт разбудил своих спутников. Пора! …Два часа спустя девять человек, окруженных стадом скота, над которым подымался пар, двинулись в путь. Люди шли на северо-запад. Единственный обитатель фермы Макферсона, расположенной буквально на краю света, среди дикой и первозданной природы, проводил отряд до ближайшего холма. Но вот караван уже скрылся в густых зарослях. На горизонте, там, где он исчез, еще долго держалось облако пыли. А потом рассеялось и оно. Первобытная природа поглотила и людей и животных. Появятся ли они снова на другом конце континента? Кто знает!..

Слава Людвига Лейхгардта давным-давно докатилась до Европы. Два самых влиятельных географических общества в Лондоне и Париже наградили его золотыми медалями. Известность Лейхгардту принесли, в частности, опубликованные им дневники, очень поучительные и в то же время написанные с присущей этому ученому скромностью. В дневниках молодой исследователь рассказывал о своем первом путешествии по северо-востоку Австралии.

Только из скупых замечаний можно было понять, какие неимоверные лишения преодолевали люди во время экспедиции из Брисбена в Порт-Эссингтон.

Самым сложным было находить каждый день питьевую воду. Ведь большинство австралийских рек наполняются водой только в период дождей. В период засухи путешественник может считать, что ему повезло, если он обнаружил несколько лужиц в пересохших руслах. Лейхгардт все это, разумеется, знал и по возможности держался бассейнов рек… Но влага — первоисточник жизни — и в австралийских болотцах кишмя кишела всякой нечистью от насекомых до пресмыкающихся, — у водоемов было полным-полно москитов, мух, скорпионов, ядовитых змей. Сплошное мучение для людей и животных!

Каждый день на рассвете, до того как наступала невыносимая жара, небольшой конный отряд высылался на поиски воды, поиски, которые продолжались иногда много часов подряд. В большинстве случаев Лейхгардт сам участвовал в этом трудном деле. Если разведка находила воду на предполагаемой трассе, то подтягивались тылы, если же воды не оказывалось, экспедиции приходилось делать большой крюк.

Как-то раз, во время подобной вылазки в горах Квинсленда, Лейхгардт и его белый спутник чуть было не погибли от жажды. Лейхгардт так описал этот эпизод в своем дневнике:

«Все русла, которые мы обследовали и которые спускались к юго-западу, совершенно высохли, и, так как на западных склонах воды не было, я перешел на восточные. Эти склоны овевал морской ветер; на них скорее могла задержаться влага. Однако все наши старания оказались тщетными. И мы сами и лошади устали, изнемогли от жажды и нуждались в срочном отдыхе. Поэтому мы решили спешиться и привязать лошадей. Не успел я расседлать лошадь, как сразу же уснул. Только свежий ночной воздух и яркий лунный свет разбудили меня. Бедняга Колверт, мой спутник, страдал от жажды еще больше, чем я. Но наши злоключения на этом не кончились — утром мы обнаружили исчезновение лошадей. Колверту пришлось гоняться за ними целых четыре часа. Несчастные животные разбежались кто куда. Они тоже искали воду, но так ничего и не нашли.

Спутник мой был настолько измучен, что я решил вернуться в лагерь. Во время перехода по раскаленной равнине лошади еле плелись — ни кнут, ни шпоры не могли вывести их из состояния апатии. Буквально около каждого дерева они останавливались, и только с величайшим трудом можно было заставить их идти дальше. Жара была поистине нестерпимая. Продвигаясь вперед, мы ловили ртом каждое дуновение воздуха. Губы и гортань у нас пересохли, голоса охрипли, язык еле ворочался. Я попробовал было спешиться, чтобы хоть немного поберечь лошадей, но, пройдя несколько шагов, понял, что это предприятие мне не по силам — я был слишком измучен. В эти ужасные часы мы наконец-то напали на след нашей экспедиции; теперь мы знали, что находимся поблизости от лагеря. И действительно, к нашей радости, вскоре показался лагерь.

Но и здесь нас постигло большое разочарование. Один из крохотных водоемов высох, второй затянулся тиной. И пришлось нам тащиться на юго-восток еще километра три, прежде чем мы нашли воду…»

Экспедиция пережила немало трудностей и из-за нехватки пищи; животный мир Австралии был необычайно беден. Уже в начале путешествия пришлось урезать рационы, с каждым днем они становились все меньше и меньше. Как только съедался очередной тюк с продовольствием, какой-нибудь из мулов расставался с жизнью. Тушу животного разрезали на тонкие ломти и вялили на солнце: мясо мулов должно было пополнить скудные запасы провизии. Однако путешествие продолжалось в три раза дольше, чем предполагал Лейхгардт, и участники экспедиции долгие месяцы не видели в глаза ни сахара, ни муки, ни соли, а напоследок и чая. Люди не погибли голодной смертью только потому, что нужда заставила их перейти на австралийское меню. Теперь европейцы употребляли в пищу то же самое, что и аборигены, утоляя голод такими сомнительными деликатесами, как ящерицы, змеи, вороны, летучие мыши, а также коренья, молодые побеги и сердцевина некоторых пород деревьев. В случае крайней необходимости они ели даже твердую как камень шкуру мулов. Правда, иногда богиня охоты Диана была к ним благосклонна, и им удавалось подстрелить либо страуса эму, либо кенгуру, либо жирного броненосца. Диких кроликов, которые впоследствии стали бичом Австралии, тогда еще не было и в помине.