Виктор Курочкин - На войне как на войне (сборник)

• Название: На войне как на войне (сборник)
• Автор: Виктор Курочкин
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-5603

Имя В. Курочкина, одного из самых самобытных представителей писателей военного поколения, хорошо известно читателю по пронзительной повести «На войне как на войне», в которой автору, и самому воевавшему, удалось показать житейскую обыденность военной действительности и органично существующий в ней истинный героизм. Перу писателя присущ подлинный психологизм, лаконизм и точность выражения мысли, умение создавать образы живых людей. В книгу вошли повести о буднях на фронте в годы Великой Отечественной войны и советской мирной действительности, достоверно и без привычных умолчаний запечатлевшие атмосферу и характеры тех лет. Так, «Записки народного судьи Семена Бузыкина» не издавали в советское время по цензурным соображениям 25 лет.

Героев повести В. Курочкина «На войне как на войне» убедительно создали в одноименном художественном фильме знаменитые М. Кононов, О. Борисов, В. Павлов, Ф. Одиноков.

---

Михаил остановил машину около своего дома. На крыльце стояли Кожины — Матвей и его жена Анна. Матвей состарился: голова у него совсем облысела, а лицо, наоборот, заросло редким белым пухом.

— Ну, здорово, здорово, соседушка. С приездом, — сказал Матвей, обнимая Овсова. Анна накрест поцеловалась с растроганным Василием Ильичом и заплакала. Подошла жена Михаила — Клава, коренастая, сероглазая, пожала Овсовым руки и стала торопить в избу… Сели за стол, Михаил хлопнул по дну бутылки. Гости и хозяева чокнулись, закусили. Разговор не вязался. А когда Матвей вторично наполнил стопки, Михаил кашлянул и осторожно проговорил:

— Я вашей усадьбой второй год пользуюсь. С папой-то мы разделились. Колхоз и отвел мне ее. Я и ограду поставил, крышу залатал. Совсем сгнила, течет, как решето.

Овсов грустно улыбнулся.

— Хотелось мне ваш дом купить, — продолжал Михаил. — До последнего дня не верил, что вы вернетесь…

Матвей вытер взмокшую лысину полотенцем и хлопнул им рыжую кошку, которая украдкой тянула лапу к тарелке с мясом.

— Правильно решил, Василий, — сказал он. — Деревню нельзя забывать. Поди, лет двенадцать на родину не заглядывал. Все позабыл, ничего не помнишь.

— Да, многое изменилось, — отозвался Василий Ильич. Он сидел, низко опустив голову, и равнодушно ковырял вилкой яичницу. Матвей налил еще по одной. Овсов с Михаилом отказались.

— Ну, вы как хотите, а я выпью. — Матвей потер ладони, потом лоб, опрокинул в рот стопку, пожевал корку хлеба и обратился к Овсову: — Как жил-то, Василий? Слыхали мы, кино свое имел… Как его, телемызор, что ль?

— Телевизор, — поправила Марья Антоновна и поджала губы.

— Ах ты, господи, кино свое, — вздохнула Анна и потянулась к бутылке: — Еще, что ль, будешь качать?

— Не трожь, — остановил ее Матвей. — Стало быть, неплохо жил, Василий…

— Да так себе, — пожал плечами Овсов.

— Мы ведь тоже теперь по-другому зажили, по-городски: зарплату получаем. Мне вот в марте две с Кремлем дали. Как ты думаешь, ничего?

— Двести рублей? — удивленно подняла брови Марья Антоновна. — И хватает?

Василий Ильич покосился на супругу, а Матвей усмехнулся и, посасывая огурец, проговорил:

— В нашу МТС из города инженер приехал. В Устиньиной избе поселился. Бабка-то Устинья позапрошлый год померла.

— Люди в деревне теперь очень нужны, — пробормотал Овсов.

— То-то и оно. Про Ваню Коня слыхал? Когда уезжал в город, все начисто распродал, кола не оставил. Этой зимой вернулся опять в деревню. Колхоз ему новую избу ставит… Только я смотрю — плохо еще расколачивают домишки-то.

— Вот и я надумал, Матвей Савельич, в деревню перебраться. — Овсов хотел сказать шутливо, но сказал испуганно.

— Что же, ты не первый и не последний. Вот и с налогами легче теперь…

— А я вот что думаю: мы люди городские, и нам в колхозе нечего делать, — подала голос Марья Антоновна.

— Да-а, — крякнул Матвей и тяжело, исподлобья посмотрел на Овсову. Она громко прихлебывала чай, широко расставив локти и держа блюдце обеими руками. Матвей медленно перевел взгляд на окна и поднялся.

— Никак, сама голова колхозная к нам.

— А кто же у вас нынче? — поинтересовался Овсов.

Матвей даже удивился:

— Нешто не слыхал? Петька Трофимов, сын пастуха Фаддея.

В избу вошел худощавый, черный от загара человек, похожий на подростка. На макушке у него, задрав к потолку козырек, сидела серенькая кепчонка, из-под которой выбивались прямые белобрысые волосы. Увидев Василия Ильича, он сморщился, по-видимому улыбнулся, и, протянув руку, пошел к столу.

— С приездом, с приездом… Как доехали? Как здоровье?

Матвей заметил, что Марья Антоновна поздоровалась как-то странно: откинулась на спинку стула и, не глядя на председателя, подала руку вверх ладонью. «Должно быть, по-городски», — решил Матвей.

— Дороги тут тряские. Того гляди язык прикусишь, — сказала она.

— Что верно, то верно, — согласился Петр. — Дороги ужасные, особенно от Лукашей до большака.

Пока говорили о дорогах, хозяйка успела очистить место за столом и, поставив стул, пропела:

— Милости просим, Петр Фаддеевич, за конпанию.

Петр хотел отказаться, но где там: Кожины гуртом обступили его и почти силком усадили за стол. Он смущенно стянул с головы кепку и сунул меж колен. Но хозяйка выудила ее оттуда, встряхнула и повесила на гвоздь рядом с зеркалом, а на колени положила полотенце, расшитое бордовыми узорами.

«Вот она какая деревня… С расшитыми рушниками, с шумным гостеприимством, обильным угощением», — подумал Василий Ильич.

Петр выпил стопку водки, с одной тарелки подцепил огурец, с другой — томленую картофелину и, решительно отставив штрафную, которую Матвей поспешил наполнить, заговорил с Овсовым:

— А я поджидал вас, Василий Ильич. С нетерпением ждал.

— Даже с нетерпением? — усмехнулся Овсов.

— Не верите?.. Спросите у них.

— Это точно, — подтвердил Михаил.

— Смотри-ка, какой почет! Словно министру, — и Марья Антоновна захохотала.

— А я и место для вас подыскал, — продолжал председатель, — прямо с производства на производство…

Овсов машинально поддел ломтик шпика и долго держал его на вилке, как бы недоумевая, зачем он ему понадобился.

— Думаю свой кирпичный завод строить. — Петр выжидательно посмотрел на Овсова. — А вас хочу начальником работ назначить: как мне известно, вы с этим делом знакомы.

Василий Ильич, не зная, что ответить, нехотя жевал шпик и постукивал вилкой. Его выручил Матвей:

— Не поднять нам завод, людей мало.

— Завод — слово громкое. Заводик — вернее будет сказать. Людей мало, действительно мало… И все-таки решился. — Петр опять обратился к Овсову: — А как вы смотрите, Василий Ильич?

— Пока я ничего не могу сказать… Дайте осмотреться, — глухо ответил Овсов.

— Да, да, конечно, — согласился Петр. — Пока устраивайтесь. Дом расколачивайте, огород пашите, оседайте на земле прочно, навсегда, — и широко улыбнулся. — А мы поможем чем можем.

Председатель переговорил с младшим Кожиным о предстоящей поездке на станцию за семенами, торопливо простился и так же торопливо вышел.

— И все-то он торопится, торопится и торопится, царица небесная, — вздохнула хозяйка.

— Потому что о колхозе беспокоится, — веско заметил Матвей. — Слышь, Ильич, он прокурором был. Вот мой Мишка в подметки ему не годится.

— Ладно, хватит, слыхали, — обиделся Михаил и вышел из-за стола.

Поднялся и Василий Ильич.

Глава четвертая. Петр Трофимов

Что жизнь-то вообще чудесна, Пека — сын потомственного пастуха Фаддея Трофимова — узнал очень рано. Но он также рано узнал и другое — жить-то живи, но не забывай получше смотреть да оглядываться.

Пятилетним мальчонкой Пека получил в жизни первый щелчок. В те времена в Лукашах около пожарного сарая висел кусок рельса. Это был своего рода колокол, который поднимал лукашан на пожар или на деревенскую сходку. Особым вниманием пользовался рельс у ребятишек. На нем можно было качаться, а иногда колотить этот рельс тяжелым ржавым болтом. И вот как-то этот рельс легонько поцеловал Пеку в затылок. Пеку унесли замертво. Но нет худа без добра. Пека стал самым знаменитым человеком в Лукашах, а поэтому трогать глубокую вмятину на затылке разрешал не всякому.

На восьмом году жизни Пеке посчастливилось попасть под первый трактор, появившийся в Лукашах. Доктора наотрез отказались его вылечить, заявив: «Нам с ним делать нечего». Но Пека все-таки выжил.

А в пятнадцать лет Пека совершил такое, чего и сейчас не могут забыть в Лукашах. Комсомольцы решили из старой церкви сделать клуб. Для этого решили раньше всего снять с купола крест. Решить-то решили, а смельчака — добраться до креста по круглому, обросшему скользким мхом куполу — не находилось. За это дело взялся Пека, предварительно поставив условие, что если он доберется до креста и привяжет к нему веревку, его сразу же примут в комсомол.

Посмотреть на Пекин подвиг сошлась вся деревня.

Пека, прикрепив к босым ногам досочки, утыканные гвоздиками, полез на купол. Внизу, потрясая кулаками, заголосили старухи, призывая господа покарать антихриста. И действительно, жутко было Пеке. Зеленый круглый купол походил на арбуз, и карабкаться по нему было очень трудно. Когда Пека поскользнулся и его потянуло вниз, старухи закричали: «Брось, Пека, бог покарает!»

Как добрался до креста, Пека и сам не помнит. Зато очень хорошо помнит, как батька до полусмерти порол его ременным чересседельником.

Неожиданно для всех Пека отличником окончил среднюю школу.

«Вот и не гляди, что батька пастух. Малец-то — голова!» — удивлялись лукашане, а потом решили, что Пека пошел по маткиной линии и удался в деда Федота, который умел складно и много говорить.