Леонард Нимой - Я — Спок

• Название: Я — Спок
• Автор: Леонард Нимой
• Жанр: Биографии и Мемуары

Неофициальный перевод автобиографии Леонарда Нимоя, исполнителя роли вулканца в телесериале «Звездный путь».

---

И раздавшийся голос принадлежал не Леонарду Нимою, а Споку. И, хоть вулканский лоск время от времени пропадал (например, в «Женщинах Мадда» Спок улыбается при виде очаровательного окружения Мадда), я начал по-настоящему понимать, что из себя представляет Спок. И вулканец по-настоящему оказался среди нас.

Я стал использовать больше сдержанности в движении, жестах и мимике персонажа. В «Я — не Спок» я упоминал один из своих величайших источников вдохновения — Гарри Белафонте. В середине 1950-х мы с женой ходили слушать Белафонте в Греческом Театре Лос-Анджелеса.

За первые 45 минут выступления он едва ли шевельнул и мускулом — он просто стоял у микрофона, абсолютно неподвижно, ссутулив плечи и свободно опустив руки на бедра. И вдруг он наконец-то пошевелился. Он всего лишь медленно поднял правую руку параллельно полу — но влияние этого единственного неспешного движения на зрителей было громаднейшим. Если бы он выплясывал на сцене, жест ничего бы не значил, но так… так он поразил, как удар молнии.

Воспоминание об этом концерте руководило мной при создании Споковых манер в ранних сериях «Звездного пути».

К этому времени дни мои начали сливаться друг с другом, работа над сериалом — позвольте мне воспользоваться преуменьшением в вулканском стиле — несколько утомительна. Мой обычный распорядок на неделе начинался в 5-30 утра, чтоб я мог оказаться в гримерном кресле Фредди Филлипса не позднее 6-30. Я завел привычку пить кофе в машине и жевать сэндвич с яйцом, беконом и толстым слоем лука в гримерном кресле. Пока Фредди прилаживал уши, я ел. Мы с ним вели тихий, приятный разговор до 7 часов, покуда не появлялся Билл Шатнер и не начиналось светопреставление!

Билл в то время был весь во внедорожных мотоциклах, и, как и всеми остальными его страстными увлечениями, он был ими совершенно одержим… некоторое время. Он появлялся по понедельникам — хромающий, как старик, больной артритом, и покрытый синяками и царапинами по всем тем местам, которыми он, падая, встретился с кустами. Конечно, не считая лица — единственной части тела, о которой Билл заботился. Он подшучивал надо мной по поводу моего завтрака (отпуская несколько философских замечаний о влиянии лука на мое дыхание), а я поддразнивал его насчет того, как бесстрашный мачо-байкер не в состоянии пропустить ни одного кустарника.

Как я уже говорил, Билл — неисправимый каламбурист, и мы вдвоем начинали шутить и, как дети, не могли остановиться, смеясь, вопя и, в большинстве случаев, осложняя жизнь гримерам, которые отчаянно пытались заставить нас сидеть спокойно, чтобы они могли сделать свою работу. Мы вели глупые, бессмысленные разговоры, вроде:

ЛЕОНАРД:…короче, критикам не понравилась ее работа, и она совершенно расстроилась.

БИЛЛ: (прикладывая руку к уху.) А? Что? Пристроилась? Ты признаешься, что она к тебе пристроилась, Леонард? А жена-то твоя знает? А я-то всегда думал, что ты у нас такой верный, преданный семьянин!

ЛЕОНАРД: (смеясь.) Нененене, я сказал «расстроилась»! Она была расстроена! Она просто знакомая, которую я знаю по…

БИЛЛ: Построена? Она что, армия? Я думал, мы о женщине говорим! Может она — дивизия?

ЛЕОНАРД: (сдаваясь и включаясь в игру.) Нет, нет, она актриса! Дивизия — это на поле боя, среди пуль.

БИЛЛ: Нуль? Ты говоришь, она — полный нуль? Она — нуль пустой? Тогда критики были правы!

ЛЕОНАРД: Да не были они правы! Я не сказал «пустой», я сказал «герой»! Я говорил о герое! Или, точнее, о героине! Она очень хорошая актриса.

БИЛЛ: О героине? Теперь ты говоришь, тут замешана наркота?

ЛЕОНАРД: Гопота! Которая будет поджидать тебя в артистической, если ты не прекратишь!

БИЛЛ: Пусть только попробуют! Мои доберманы съедят их заживо!

Ну, идею вы поняли. Гримеры вздыхали и закатывали глаза, когда мы совсем отбивались от рук, и, вероятно, задавались вопросом: «Боже мой, как у них сил хватает на целый день?» Но это был наш способ проснуться. А потом приходил Де Келли, невероятно лаконичный и спокойный, улыбающийся и укоризненно покачивающий головой над нашим наш идиотизмом. Де успокаивающе действовал на нас обоих, он всегда выслушивал, как мы с Биллом жалуемся друг на друга (что мы немедленно начали делать, как только популярность Спока начала расти, как я расскажу позже) и всегда щедро учил нас уму-разуму, в стиле классического доброго дядюшки.

После грима приходила пора отправляться на съемочную площадку или в репетиционную (хотя у нас практически никогда не было времени на репетиции). Каждую серию следовало снять за 6 дней или около того, так что работали без роздыху до 6-30 вечера, делая только небольшой перерыв на обед (обычно из столовой). В это время я, как правило, собирал телефонные звонки, в основном, от репортеров или людей, приглашающих меня на публичные выступления. Я старался за обед ответить на все, но вдобавок потребовалось установить телефон в машине. Никто о подобном не слыхивал до самого конца 60-х, но мне пришлось это сделать, потому что время было дороже всего. За те полчаса, что я ехал домой, я старался ответить на максимальное количество звонков, так, чтоб мне не пришлось висеть на телефоне весь вечер.

Ради экономии времени я вдобавок завел себе красный велосипед, чтоб сберечь пару минут на дороге в столовую или в офис. Ну, тут я должен отвлечься, потому что любое упоминание об этом велике будет неполным без «Повести о Билле и Велосипеде».

Я уже разгласил страшную тайну, что мой бывший звездный коллега — закоренелый шутник, но в некоторых отдельных случаях его склонность к розыгрышам превращалась в настоящую манию. Я так никогда и не пойму, почему, но именно мой велосипед превратился у него в навязчивую идею.

Началось все довольно невинно — Билл просто однажды спрятал велик на съемочной площадке и отдал назад со смешком, когда я взорвался и потребовал его вернуть — чтоб я мог покатить в столовую на обед. Но потом оно пошло по нарастающей, как всегда бывает с одержимостями. Не успел я оглянуться, как Билл заручился помощью кинооператоров, чтоб стянуть велик с помощью веревок и подвесить его к потолку в звуковом павильоне.

Кто-то может подумать, что все зашло далековато, но Билл только разогревался. В какой-то день мой несчастный велик обнаружился примотанным цепью к пожарному крану, а потом — в трейлере у Билла, под бдительным взором одного из самых злобных его доберманов.

В отчаянии я пошел на крайний шаг — закрыл проклятый велик в своем «Бьюике» и припарковал машину рядом со звуковым павильоном.

Билл, разумеется, утащил «Бьюик» на буксире.

Но, возвращаясь к вопросу экономии времени. Среди причин, по которым я старался беречь каждую минуту, была не только сверхурочная работа над сериалом, но и то, что я тратил на поездки практически каждые выходные. Я редко отказывался от участия в каком-либо мероприятии за плату, поскольку знал, что сериал не вечен. Я повидал немало друзей-актеров, которые работали в сериалах в течение нескольких лет и прогуливали весь доход, а потом, когда сериал закрывали, опять были вынуждены искать работу — без стабильного дохода и денег в банке.

Я тихо поклялся себе, что со мной и моей семьей такого не случится. Я смотрел на «Звездный путь» как на возможность скопить денег и материально обеспечить будущее, и именно этим и занимался. Мы вели очень скромный образ жизни и откладывали деньги, чтобы потом дать детям образование.

Так что, каждый раз, когда мне предлагали где-нибудь выступить за плату, я соглашался. Это значило, что я покидал студию в 5–6 часов вечера в пятницу, и летел на ночном рейсе к месту назначения. Я прилетал на Восточное побережье примерно в 6–7 утра в субботу, и садился на последний авиарейс в воскресенье вечером. Я помню, как пару раз возвращался в Лос-Анджелес в 2–3 часа утра в понедельник, отправлялся прямо в студию, вваливался к себе в артистическую и перехватывал несколько часов сна на кушетке. И потом оттуда отправлялся прямо в гримерную.

Разумеется, я был не единственным на съемочной площадке «Звездного пути», у кого было изматывающее расписание. Джину Родденберри лучше всего работалось в темноте. Он проводил на съемочной площадке целый день, разбираясь с различными проблемами, а потом сверхурочно, под ужасным давлением, писал или переписывал сценарий до 5-30 утра. Очень часто мы приходили с утра на студию и обнаруживали, что сцена, которую мы должны снимать сегодня, переделана, и что она стала гораздо лучше, потому что Джин ночь напролет ее переписывал. Потом он отправлялся домой, спал до 11 утра и возвращался на студию к обеду.

За сверхурочную работу нам всем пришлось расплачиваться. Я вынужден был серьезно озаботиться сохранением запаса энергии, и у меня по сей день осталась привычка держать банку с медом в своем трейлере или артистической. На съемках «Звездного пути» я примерно в 3–4 часа дня набивал рот медом, просто чтобы продержаться. Еще я приучился очень легко обедать, чтоб не меня не разморило. Чтобы преуспеть в работе, требующей большой скорости и концентрации, мне нужно было сохранять дисциплину и стараться изо всех сил.