Дионисий Ареопагит - Сочинения (с толкованием Максима Исповедника)

• Название: Сочинения (с толкованием Максима Исповедника)
• Автор: Дионисий Ареопагит
• Издательство: Алетейя; Издательство Олега Абышко
• Жанр: Религия
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5–89329–522–6

---

2. И само миротворение всего видимого происходит из невидимого Божия, как говорит и Павел[1675], и истинное Слово. Отчего богословы[1676] и рассматривают одно с точки зрения общества[1677] и закона, другое — с точки зрения очищения и чистоты; одно как человеческое и посредствующее, а другое как сверхмирное и совершающее таинства; одно как идущее от законов явленных, а другое — от неявленных установлений, соответствующих тем или иным священным Писаниям; умам и душам. Ибо не простую историю [1678], но животворное совершенство содержит раз и навсегда предлежащее им Слово.

Надлежит, стало быть, и нам — вопреки общему об этом мнению — обращаться[1679] подобающим священному образом вовнутрь священных символов, а не пренебрегать ими, являющимися следами, оттисками и явными образами невыразимых и поразительных божественных видений. Ибо не только сверхсущественные умственные светы[1680], но й вообще божественное различается по изобразительным символам, как, например, сверхсущественныый Бог называется «огонь», а умопостигаемые Божии Речения — «огненными». К тому же и боговидные чины умопостигаемых и разумных ангелов изображаются во многих различных видах и огненных убранствах. И иначе следует понимать один и тот же образ огня в применении к сверхразумению, Божию, иначе же — к Его умопостигаемым промышлениям,[1681] или словесам, и иначе — применительно к ангелам: в одном случае имеется в виду причина[1682], в другом бытие, в третьем причастие, в иных — иное, что определяется их рассмотрением[1683] и умопостигаемым порядком.

И подобает не смешивать как придется священные символы, но раскрывать их соответственно или причинам, или образам бытия, или силам, или чинам, или достоинствам, каковым они служат проявляющими условными знаками.

И чтобы не сообщить сверх надлежащего, вернемся к уже предложенному нами разысканию[1684]. И скажем, что всякая пища есть совершенствователь питаемых, несовершенство их и недостаток восполняющий, слабость врачующий, жизнь их сохраняющий, новое цветение ей доставляющий и ее обновляющий, животворное наслаждение им дарующий, и вообще она — огорчающего и несовершенного отгонительница, веселия же и совершенства их подательница.

3. Хорошо ведь сверхпремудрая и благая Премудрость Речениями воспевается, как чашу тайную поставляющая и священное свое питие изливающая, скорее же — прежде того твердую пищу предлагающая и с высоким проповеданием сама нуждающихся в ней благолепно приглашающая. Двойную ведь пищу божественная Премудрость предлагает: одну — твердую, плотную, а другую — жидкую[1685], изливаемую, каковую и подает в чаше промыслительной ее благости. Чаша, округлая[1686] и открытая, да будет символом открытого и на все исходящего безначального и нескончаемого[1687] обо всех промысла. Хотя и на все распространяется, пребывает он, однако же, в себе самом и стоит в недвижимом тождестве, совершенно из себя неисходно утвержден; неподвижно и крепко стоит чаша.

О Премудрости[1688] же, что она создает себе дом и в нем предлагает твердую пищу и питие, и чашу, говорится, чтобы всем божественное благолепно накопляющим было ясно, что и Промыслом совершенным является Виновник бытия и благого бытия всего, и на все распространяется, и во всем оказывается[1689], и все объемлет, и вновь Сам в Себе по преимуществу[1690] остается, и ничем ни в чем никоим образом не является, но устраняется всего, Сам в Себе тождественно и вечно будучи, стоя[1691] и пребывая, и всегда одним и тем же неизменным являясь, и никогда вне Себя[1692] не оказываясь, ни от своего собственного седалища и неподвижного пребывалища и очага не отлучаясь, но в Себе и все совершенные промыслы благодействуя, и происходя на все, и оставаясь Сам по Себе, и покоясь вечно, и двигаясь, и ни покоясь, ни двигаясь, но, если так можно сказать, промыслительные действия в неподвижности и неподвижность в промысле неразрывно и совершенно имея.

4. Но что такое твердая пища и что жидкая? Их ведь подательницей и промышленницей воспевается благая Премудрость. Твердая пища[1693] служит, как я думаю, знаком разумного и неколебимого совершенства и тождества, благодаря которым божественное с его постоянным, сильным, единым[1694] и нераздельным разумом становится причастным для тех разумных чувствилищ, которым божественнейший Павел, приняв от Премудрости, воистину твердую пищу подает. Жидкая же — символ разливаемого и до всего спешащего дойти течения, различными, многими и разделяющимися[1695] путями к простому и спокойному богопознанию питаемых соответствующими им благами руководящего[1696]. Потому — то и уподобляются божественные умопостигаемые Речения росе, воде, молоку, вину и меду: из — за живородной их, как у воды, силы; растительной, как у молока; оживляющей, как у вина; и очищающей, а также и предохраняющей, как у меда. Их ведь божественная Премудрость дарует приходящим[1697], подавая и щедро изливая поток изобильных и неистощимых яств. Это ведь значит воистину угощать.[1698] Потому — то она и воспевается как животворительница, а также младопитательница[1699], обновительница и совершенствовательница.

5. В соответствии с этим священным раскрытием образа пира и о самом всяческого добра виновнике, Боге, говорится[1700], что Он упивается, — из — за преизобильного, превосходящего воображение Его пиршества, или, точнее сказать, по причине совершенного состояния Божия и невыразимой Его безмерности. Как ведь у нас, в низком смысле, опьянением является непомерное наполнение вином и исступление из ума и рассудка, так и в более высоком смысле, применительно к Богу, под опьянением следует разуметь не что иное, как преизобильную, по причине того, что она — в Нем, безмерность всех благ. Также и сопутствующее пьянству умоисступление следует понимать как превосходящее мысль превосходство Божие, соответственно которому возвышается над мышлением Сущий выше мышления[1701], выше разумения и выше самого бытия. И просто всем, сколько ни есть добра, упоен[1702] и оттого исступлен Бог, — как разом всем этим переполненный и при этом — безмерности всякой чрезмерность! — сущий вне и за пределами всего.

Исходя из этого, и пиры преподобных в царствии Божием по тому же да разумеем[1703] образу. «Подходя ведь, — сказано, — сам царь усадит их и сам послужит им» (ср. Лк. 12:37). Выражает же это некое общее и единомысленное единение святых в приобщении божественным благам, и «Церковь первенцев, написанных на небесах» (Евр. 12:23), и духи праведных, всеми благами усовершенствованные и всех благ исполненные. А возлежание[1704] понимаем как отдохновение от многих трудов, беззаботную жизнь, боговдохновенное жительствование в свете и стране живых, наполненное всяческим священным наслаждением, и обильное подаяние доставляющих блаженство различных благ, отчего радостью[1705] всяческой наполняются от самого радующего их Иисуса, и усадившего их, и прислуживающего, и вечный покой дарующего, и преисполнение удовольствий раздающего и разом источающего.

6. Ты будешь, я хорошо знаю, добиваться, чтобы было раскрыто значение и эвфемистического сна[1706] Божия и бодрствования. И когда мы скажем, что божественный сон — это удаленность Божия и непричастность для тех, о ком Он промышляет, а бдение — забота о том, чтобы промышлять о воспитании и спасении тех, кто в этом нуждается, ты перейдешь к другим богословским символам.

Почему и полагая излишним, то же тем же окружая, думать, что там подразумевается нечто другое, а притом и соглашаясь последовать вам в добре, послание на сказанном заканчиваем, изложив в наших писаниях, как мне кажется, даже больше того, что было должно.

И само полное наше «Символическое богословие»[1707] тебе посылаем, где ты найдешь, наряду с Домом Премудрости и семью столпами, исследованными по отдельности, и твердую пищу, на жертвы и хлебы разделенную. В нем обстоятельнее разъясняется также, и что такое растворение вина, и что такое похмелье Бога от пьянства, и само ныне сказанное. Да и всех символических богословий, как я думаю, оно является благим раскрытием, соответствующим Речений священным преданиям и истинам.

Послание 10. Иоанну Богослову, апостолу и евангелисту, заключенному на острове Патмос[1708]

Приветствую тебя, священная душа, возлюбленный мой. Я имею на это большее по сравнению с другими право. Радуйся, воистину возлюбленный, — весьма возлюбленный сущим Любящим, Желанным и Любимым (см. Ин. 13:23; 16:27; 21:7, 20).