Нелла Тихомир - Призрак гнева

• Название: Призрак гнева
• Автор: Нелла Тихомир
• Жанр: Ужасы и Мистика

Зима в далекой северной земле — снег, лед, пронизывающий холод… В глухую пору морозов и бездорожья двое чужаков, отец и сын, становятся пленниками главы местного клана: конунга по прозвищу Железный Лоб. Однако путники не так просты, поэтому их плен быстро заканчивается. Старший вынужден уехать, а младший, по имени Бран, остается, вняв просьбам о помощи, ведь, по уверению конунга, род преследует чудовище — гигантский медведь-шатун, уже убивший его старшего сына. Бран поневоле оказывается втянут в семейные распри здешних жителей, и тайны, которые они тщательно скрывают, постепенно выплывают на поверхность. Ему придется найти в себе силы выстоять, где остальные отступили, выдержать испытание, чтобы спасти самого дорогого в мире человека — там, где бродит призрак гнева, и где всё не то, чем кажется…

ВНИМАНИЕ: это не классический ЛР, хотя любовная линия в повествовании занимает главенствующее место. Предназначено для читателей, не ищущих в литературе только развлечения и не боящихся серьезных тем. За обложку опять огромное спасибо Любимовой Софе.

---

— Ступай, ступай отседова, сынок, смертоубийство отменяется, слышь. Ступай, не беспокойся, потолкуешь с им опосля. Как проспится, сам тебя позовет. А пока ступай, не мельтешись под ногами, тебе говорю.

Бран резко развернулся и молча зашагал к порогу.

Глава 13

Выскочив из дома и хлопнув дверью, он, все еще кипя, пошел со двора. Дернул же меня черт здесь остаться! На кой мне ляд все эти психи, и особенно этот проклятый гад!

Встречные шарахались от Брана, но он не замечал, шагал, не разбирая дороги, позабыв про боль. Свою родную дочь так бить, Господи! Она ж совсем ребенок, а этот ее так отлупил. Ну, что за гад, а? Одно слово, Железный Лоб!

— Гад, — прошептал Бран. — Сволочь…

Гнев отпускал, и боль вернулась. Бран ощутил противную слабость во всем теле, испарину на лбу, почувствовал, как противно дрожат колени. Черт, да я совсем раскис. Этого только не хватало… Он оступился, и боль в спине и боку полоснула, как ножом. Бран постоял, пережидая приступ. Клонило в сон. Казалось, час прошел, прежде чем он добрался наконец до кузницы.

Он вошел туда разбитым. Боль в затылке сделалась сильнее, мир затянуло мутной серой пеленой. Поленья в очаге на полу давно выгорели. Нужно огонь разжечь… Бран тяжело опустился на шкуры в углу, у стены. Свинцовая голова клонилась к земле, знобило, и одна мысль о том, чтобы подняться, вызывала тошноту. Единственное, чего он хотел — лечь и хоть немного полежать без движения. Пару минут Бран боролся с собой, но потом сдался, лег на потертые волчьи шкуры, и, даже не успев закутаться в плащ, провалился в смутный полуобморок.

Его разбудило прикосновение. Ощутив, что рядом кто-то есть, Бран открыл глаза. Оранжевый язычок пламени танцевал совсем близко от лица. Было темно, очень холодно и очень тихо.

Слабый шорох. В отблеске пламени Бран заметил маленькую руку. Тонкое запястье обвивал золотой браслет. Пошевелившись, он обнаружил, что с трудом владеет телом: оно стало чужим, тяжелым, неуклюжим, будто набитое опилками. Спина, бока и живот нестерпимо болели, их, казалось, обварило кипящей водой.

Низкий женский голос выдернул его из полубреда:

— Проснулся? — из темноты склонилось знакомое лицо. Огромные глаза казались черными, крохотное пламя танцевало в глубине зрачков.

— Ты же совсем болен, — сказала Улла, — горишь весь. Что с тобой?

— Я… в порядке, — Бран с трудом приподнялся.

— Ну и холод тут, — девушка плотнее закуталась в меховой плащ. — Сейчас огонь разведу.

— Да я… сам могу.

Не слушая, она встала и пропала в темноте. Чуть погодя опять возникла рядом, бросила в очаг маленькие поленья. Присев на корточки, вынула трут из кошеля на поясе и принялась разводить огонь.

Когда небольшой костер начал разгораться, Улла обернулась.

— Ну и вид у тебя, — она качнула головой. — Простудился?

— Может, и это тоже, — двинув плечами, Бран скривился от боли.

— Ты чего? — Улла попыталась коснуться его плеча, но Бран, изогнувшись, отстранился.

— Что с тобой? Я не… — она вдруг замолчала и осторожно потянула с его спины шерстяную безрукавку.

Рубаха на Бране вся пропиталась кровью, новой и засохшей. Улла пальцами провела по заскорузлой ткани, и ее глаза расширились.

— Так это все правда? — тихо спросила она. — Это все так и было?

— Конечно, — отозвался Бран. — Ты тоже подумала, что я вру?

Она покачала головой:

— Но зачем же ты спорил с моим отцом? Почему просто не показал ему…

— Потому что он не смеет обращаться со мной, будто с рабом! — возразил Бран. — Ты разве не слышала, как он со мной разговаривал?

— Слышала, — Улла опустила взгляд.

— И вообще, — добавил Бран. — Я же не шут какой-нибудь, чтобы перед людьми нагишом скакать.

Он помолчал, а потом со вздохом произнес:

— Но в общем, все верно, вышло очень глупо. Теперь все будут думать, что я врун.

— Знаешь, — сказала Улла. — По-моему, сейчас не стоит об этом беспокоиться. Беспокоиться надо о твоих ранах. Зачем же ты это так запустил, а? Ты что, не знаешь, что у медведей когти ядовитые?

— Они не ядовитые, просто грязные… Но ты права, тут я тоже сглупил. Понимаешь, вчера, после охоты, я еле сюда дополз. И все равно ночь уже была, сил не было этим заниматься. А сегодня твой отец меня позвал. Я подумал, ему действительно что-то от меня нужно. Ну, а потом… ты сама все видела.

Она молчала. Ее лицо было непроницаемо, по нему Бран ничего не мог прочесть, а мысли… почему-то ему не хотелось лезть в ее мысли. Почему-то именно с ней это казалось ему предательством.

— Я понимаю, — выговорила Улла. — Давай-ка, я тебе помогу это снять.

— Я и сам в состоянии.

— Будет очень больно, — возразила Улла. — А так быстрей получится. Ты, может, стесняешься? Не стесняйся. Я тут всех лечу, и все давно к этому привыкли.

— Ну… ну, хорошо.

Сцепив зубы, чтобы не стонать, Бран начал стаскивать рубаху. Руки девушки, маленькие, но сильные, помогали ему. Одежда присохла к ранам, и несколько раз Улле пришлось крепко дернуть ткань.

Когда все закончилось, Бран едва перевел дыхание. Улла рассматривала его спину. Бран неловко повернулся. Все, что удалось разглядеть — несколько глубоких ран, избороздивших кожу на плечах. Правый бок был черно-фиолетовым от огромного кровоподтека.

— Ужас, — Улла хмурилась. — И все воспалилось. Ты просто сумасшедший! Если вдруг еще раз с тобой что приключится, зови меня, даже среди ночи. Разве можно так с собой? Ты мог бы от этого умереть!

— Но не умер же, — скосив глаза на рваную царапину, пересекающую грудь, Бран поморщился.

— Ладно, погоди, я сейчас. — Вскочив, Улла пропала в темноте. Стукнула дверь. Бран натянул плащ на плечи, скорчился, подтянув колени к груди, трясясь от озноба. Мысли туго поворачивались в отяжелевшей голове, неодолимо клонило в сон. Он боком повалился на истертую шкуру и закрыл глаза.

Через минуту его растолкала Улла. Он долго не мог понять, чего она хочет, пока она не заставила его сесть. Подбросив в костер поленья, принялась обрабатывать раны у него на теле. Бран сидел, до крови закусив губы, и только конвульсивно дергался, если ее руки причиняли уж слишком сильную боль.

Наконец Улла закончила работу.

— Ну, вот, — сказала она. — Будем надеяться, все обойдется. Теперь ложись, вот сюда, на простыню.

Бран лег, едва дыша. Улла закутала его в покрывало, а сверху набросила медвежью шкуру. Склонилась так близко, что он увидел, как блестят ее темные глаза.

— Теперь поспи, — прошелестел ее голос. — Я здесь буду, рядом, а ты спи. Все будет хорошо.

Усевшись подле очага, она суковатой палкой пошевелила тлеющие угли. Искры взметнулись вверх и растаяли в темноте. Девушка завернулась в меховой плащ и застыла без движения. Казалось, в таком положении она может провести часы и дни.

Бран почти не помнил, как прошла ночь, как минул день — а следом еще ночь, и новый день, а потом еще и еще… Когда жар спадал, и лихорадка отпускала, он видел, что в темноте светит костер, а у огня сидит Улла. Оранжевое пламя скупо освещало ее маленькую фигурку. Выныривая из бреда, Бран останавливал на Улле взгляд. Она казалась единственно реальной среди бесконечных запутанных кошмаров, которые владели его мозгом. Некоторое время Бран следил за ней, а потом опять проваливался в сон, который тянулся, поглощая душу, и которому не было конца.

Он пришел в себя в один из дней.

Было тихо, сквозь щель в стене сочился тусклый луч. Стояла полутьма, и огонь в очаге не горел. На полене рядом примостился человек. Склонив голову, он что-то мастерил, то и дело поворачивая к свету. Хоть и не сразу, Бран узнал в нем Хелмунта.

Подняв голову, раб уставился на Брана. Глаза, искрящиеся и острые, прищурились, чтобы лучше видеть в темноте. Миг — и по физиономии расползлась глумливая гримаса.

— О-о, — Хелмунт отложил работу в сторону. — Оклемался. С добрым утречком, значится, колдун.

Бран не ответил, не пошевелился, продолжая глядеть на него спокойно и равнодушно. Но такой ерундой Хелмунта, видно, было не смутить. Он продолжал болтать:

— Ух, и задал ты нам жару, колдун. Думали, ты уж того, кончаешься у нас. Но ничего, гляди-ка, выкарабкался. Признаться, я считал, что с вами, с колдунами, такого и вовсе не бывает, ну, чтоб кто мог вас поранить, или еще чего. А медведь здорово тебя помял, живого места не оставил. А конунг-то не верил! Видел бы ты его давеча, когда он приходил на тебя поглядеть, морда так и вытянулась, — Хелмунт хлопнул себя ладонями по ляжкам. Казалось, это веселит его до упаду.

Бран молчал, смутно припомнив, как его раньше раздражал этот тип. Однако теперь он был почти рад слышать его голос: живой голос живого человека, приносивший странное успокоение. Это в любом случае было лучше, чем призрачный бред, который так долго выматывал ему душу.