Нелла Тихомир - Призрак гнева

• Название: Призрак гнева
• Автор: Нелла Тихомир
• Жанр: Ужасы и Мистика

Зима в далекой северной земле — снег, лед, пронизывающий холод… В глухую пору морозов и бездорожья двое чужаков, отец и сын, становятся пленниками главы местного клана: конунга по прозвищу Железный Лоб. Однако путники не так просты, поэтому их плен быстро заканчивается. Старший вынужден уехать, а младший, по имени Бран, остается, вняв просьбам о помощи, ведь, по уверению конунга, род преследует чудовище — гигантский медведь-шатун, уже убивший его старшего сына. Бран поневоле оказывается втянут в семейные распри здешних жителей, и тайны, которые они тщательно скрывают, постепенно выплывают на поверхность. Ему придется найти в себе силы выстоять, где остальные отступили, выдержать испытание, чтобы спасти самого дорогого в мире человека — там, где бродит призрак гнева, и где всё не то, чем кажется…

ВНИМАНИЕ: это не классический ЛР, хотя любовная линия в повествовании занимает главенствующее место. Предназначено для читателей, не ищущих в литературе только развлечения и не боящихся серьезных тем. За обложку опять огромное спасибо Любимовой Софе.

---

Их голоса затихли. Скрипнула дверь, и с улицы резко потянуло ледяным дыханием метели.

Поднявшись с лавки, Сигурд молча подошел к Улле, лежавшей на полу. Наклонился, поднял ее, как младенца, и все так же молча зашагал прочь, не глядя по сторонам.

Глава 4

— Ты колдун, — сказал Торгрим Железный Лоб старшему пленнику. Тот стоял перед ним со связанными за спиной руками. — Ты — шпион Краснобородого!

Пленник не ответил.

Была уже глухая ночь, и буря снаружи унималась. Железный Лоб сидел в кресле у стола, вертя в руке кинжал с золотой рукояткой, и пристально глядел на пленника.

А тот молчал.

— Неплохо ты дурочку валял, — промолвил Торгрим. — Любому шуту впору. Думал меня обдурить, а? Да? Чего молчишь, колдун? Отвечай, ну?

— Чего говорить? — пленник пожал плечами. Его речь не была больше ломанной, остался легкий акцент, но слабый, едва уловимый. — Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Да ты и сам знаешь, колдун. Ишь, торговец из славный город… как его там… Эта сволочь Краснобородый за дурака меня держит. Ну, надо же, колдуна ко мне шпионом заслать, — лезвие кинжала прочертило в столешнице глубокую борозду. — Я тебя слушаю, колдун. Что у тебя есть сказать, прежде чем я решу, на каком суку тебя повесить? Я тебя внимательно слушаю.

— Ну, если уж на то пошло, — пленник посмотрел конунгу в глаза. — Если дело так пошло, я скажу три вещи. Во-первых, я не колдун. Во-вторых, не шпион. А в-третьих, я не думаю, что ты действительно собираешься меня повесить.

Губы конунга скривила ухмылка. Рукоять кинжала блеснула у него в руке.

— Смотри-ка, — промолвил Торгрим. — Вот уж действительно сказал как отрезал. Ну, насчет последнего ты, может, и прав. Я еще действительно не решил, стоит ли тебя вешать. Можно ведь и голову отрубить, а можно и мечом. Там посмотрим. А вот насчет первых двух — тут ты врешь. Колдун ты, и твое имя — Дэмай. В наших краях ты один такой, и приехал ты от Краснобородого. Можешь не отнекиваться, источники у меня достоверные.

— Я и не отнекиваюсь, — отозвался пленник. — Меня действительно зовут Дэвайн, Демай, как вы тут говорите, и я действительно живу в Бергене. Но я не колдун, конунг, а врачеватель. И шпионажем не промышляю.

— Такого вруна, как ты, я еще не встречал, колдун.

— А я не вру. Ну, допустим, "колдуна" я тебе подарю, так и быть.

— Ишь, какой щедрый, — перебил конунг, но Дэвайн не обратил на его слова внимания. Он продолжал:

— Я уж убедился, что люди колдуна от врачевателя не слишком отличают. Хорошо, пускай будет колдун, если тебе так больше нравится. Но вот шпионаж… Я не шпион, конунг. И если хочешь, это для меня оскорбление.

Длинный кинжал вонзился в дерево стола.

— Может, мне у тебя прощения попросить, колдун? — осведомился Железный Лоб. — На коленях поползать? Скажи спасибо, что ты еще жив. И ты, и твой дерзкий щенок. А если не хочешь подохнуть, так держи за зубами свой длинный язык, не то я его живо укорочу.

Дэвайн не ответил. В очаге потрескивали угли, а на нарах у стены сопел носом Старый Бьорн. Он сидел, подперев кулаками щеки, и вид у него был сонный и недовольный. Воины у стола тоже боролись со сном, один лишь конунг был свеж и бодр. Он разглядывал пленника, и глаза его блестели.

— Так что ж ты намеревался у меня выведать-то, колдун? — спросил конунг. — Чего у меня есть такого, что твоему господину еще не ведомо?

— Послушай, конунг, — отозвался Дэвайн. — Краснобородый мне не господин. Я никому не служу, и он мне не приказывает. Я не стал бы для него шпионить даже под страхом смерти, у меня и своих дел хватает.

— Врешь!

— Не вру. Какой смысл мне врать?

— Врешь, собака! — конунг грохнул кулаком о стол. — Я уже устал от твоего вечного вранья!

— Да не вру я, не вру! — закричал пленник, наклонясь вперед, и дружинники сразу встрепенулись. — Черт подери, не вру я! Думаешь, мне жизнь не дорога? Мой сын у тебя в заложниках, я сам у тебя в заложниках — и я начну врать? Я что, по-твоему, на сумасшедшего похож?

Конунг смерил Дэвайна взглядом. Сказал — и голос прозвучал спокойно:

— Ты, наверное, здорово саги сочиняешь, колдун. Тебя послушать, соловьем разливаешься. А только не верю я тебе, и ни за что не поверю, и знаешь, почему? Потому что ты врешь, колдун. Врешь подло и бессмысленно. Я таких, как ты, много повидал. Такие, как ты, всегда сперва орут: я не шпион, но потом все равно сознаются. Я умею языки развязывать, будь спокоен. Сознаешься, как миленький. Только на твоем месте я бы до этого не доводил. Я ведь не только тебя пытать стану, я и сына твоего не помилую, с живого шкуру сдеру, кровью умоетесь. Подумай, колдун, хорошенько подумай, не вынуждай меня.

Дэвайн помолчал, потом ответил:

— Ты хочешь, чтобы я сознался в том, чего нет? Пожалуйста. Я сознаюсь. Я во всем на свете готов сознаться, только сына моего не трогай. Он ни при чем. Это все я. Со мной и разбирайся, а его не трогай.

— Ага! — воскликнул конунг. — Значит, сознаёшься? Все вы так, стоит вас прижучить, сразу хвост поджимаете. А теперь говори, колдун: будет Краснобородый воевать?

— Конечно, будет, — пленник пожал плечами. — Думаю, ты это и сам понимаешь. Сколько можно эти грабежи на границах терпеть?

— Синий Нос с ним?

— У конунга Хакона в землях лихорадка. Туда, кстати, мы и ехали, если тебя интересует правда. Насчет его планов ничего сказать не могу.

Конунг помолчал.

— Так ты брешешь, будто его людишек ехал лечить? — выговорил он.

— Я не брешу. Так и есть на самом деле. Я даже уверен, что ты знаешь о лихорадке, конунг.

Лицо конунга повеселело.

— Так ты что же, собирался их той гнилью лечить, что я давеча из твоей котомки вытряхнул? Эх, жаль, колдун, что я тебя поймал, ты бы там за неделю всех людишек перетравил.

Запрокинув голову, конунг расхохотался. Никто из домочадцев его не поддержал: половина спала, остальные клевали носом.

— Стало быть, ты, колдун, у меня подзадержишься, — объявил он пленнику. — Это надо же, как все кстати, а?

— Ты что, не понимаешь? — Дэвайн нахмурился. — Ведь это лихорадка, от нее умирают. Им помощь нужна, конунг.

— Ну, а я чего говорю? Мне с Синим Носом войны не надо. Ты, я слыхал, хороший лекарь, колдун. Ну, и погостишь у меня. А там, глядишь, коли мор до весны протянется, так Синий Нос из своей норы и не вылезет.

— Я должен там быть, конунг, — возразил чужак.

— Ну, это теперь мне решать, чего ты должен, а чего не должен, колдун.

Дэвайн поднял брови:

— Прости, великий Один, а я-то тебя сразу и не признал, — в его голосе послышалась насмешка.

— Ты, колдун, мне лучше не дерзи, — конунг сдвинул брови. — Я ж ведь с тобой церемониться не буду. Ты вон, говорят, Краснобородому вроде приятеля. Интересно, а если ему сообщить, где теперь его дружок?

— Ты думаешь, что он из-за меня станет с тобой торговаться? — пленник усмехнулся. — Да таких приятелей, как я, у Эйрека хоть пруд пруди. Отпусти меня, конунг, я должен быть во Флатхолме. Пойми, ведь я же — врачеватель, меня там ждут. Отпусти под честное слово! Я потом сразу к тебе вернусь.

— Ну да, конечно, — отозвался конунг. — Уже поверил, как же. Никуда я тебя не отпущу, колдун. Ты может, мне и самому нужен.

— Нужен? Это для чего же?

Конунг помолчал. Поиграл кинжалом.

— Там узнаешь, колдун, — буркнул он, отводя взгляд. — Там узнаешь.

Глава 5

Ночь прошла, настало ледяное утро.

Младший пленник проснулся на дне земляной тюрьмы, трясясь от холода. Комья промороженной земли впились в бока, а тело болело, точно его отлупили палками.

С трудом сев, юноша плотнее закутался в плащ. Зубы выбивали дробь. Рука потянулась к груди, и пальцы нащупали крупный прозрачный камень на цепочке. Юноша зажмурился. Камень медленно налился теплом, которое передалось руке и начало проникать в тело.

Через некоторое время, перестав дрожать, он убрал ладонь и открыл глаза. Дотронулся до скулы, до места, где был свежий шрам, и сморщился, хоть боли не почувствовал. Отец не вернулся. Интересно, почему? Юноша знал, что отец жив, что ничего с ним не случилось, но тревога все равно не оставляла.

Он запрокинул голову. Сквозь круглое отверстие, забранное решеткой, сочился мутный серый свет.

Что же делать? В одиночку отсюда не выбраться. Но даже если бы и выбрался — как я освобожу отца? Но оставаться здесь нельзя. Кто знает, чего там у этого Железного Лба в его каменной башке?

— Что этот козел удумает с нами сделать? — выговорил юноша — и нахмурился. Собственный голос показался неприятным. Растерянным. Испуганным.

Но ведь я не боюсь? Или…

Наверху послышались шаги, заставив его замереть. Чуть погодя низкий и хриплый голос произнес:

— Ну-ка, гляну, как там этот колдуненок. Можа, уж того, скопытился.