Нелла Тихомир - Призрак гнева

• Название: Призрак гнева
• Автор: Нелла Тихомир
• Жанр: Ужасы и Мистика

Зима в далекой северной земле — снег, лед, пронизывающий холод… В глухую пору морозов и бездорожья двое чужаков, отец и сын, становятся пленниками главы местного клана: конунга по прозвищу Железный Лоб. Однако путники не так просты, поэтому их плен быстро заканчивается. Старший вынужден уехать, а младший, по имени Бран, остается, вняв просьбам о помощи, ведь, по уверению конунга, род преследует чудовище — гигантский медведь-шатун, уже убивший его старшего сына. Бран поневоле оказывается втянут в семейные распри здешних жителей, и тайны, которые они тщательно скрывают, постепенно выплывают на поверхность. Ему придется найти в себе силы выстоять, где остальные отступили, выдержать испытание, чтобы спасти самого дорогого в мире человека — там, где бродит призрак гнева, и где всё не то, чем кажется…

ВНИМАНИЕ: это не классический ЛР, хотя любовная линия в повествовании занимает главенствующее место. Предназначено для читателей, не ищущих в литературе только развлечения и не боящихся серьезных тем. За обложку опять огромное спасибо Любимовой Софе.

---

— Дурак, — сказала ему Раннвейг. — Здоровенный глупый дурак.

Улла молчала. Бран снова поймал ее взгляд. Девушки в обнимку направились к воротам. Тем временем подъехали остальные, спешились, сделалось шумно. Люди разом говорили, смеясь, приветствуя друг друга. Стоя в стороне, Бран глядел, как Улла удаляется по обледенелой дороге. Улла и Раннвейг, обе маленькие, одетые в мужскую одежду, могли бы сойти за мальчишек, если бы не длинные косы, спадающие на спины. Они шагали, оживленно разговаривая, до Брана донесся задорный Уллин смех. Вот они приблизились к земляному валу. Стражник изнутри отворил дверь, и Бран услыхал радостные вскрики. Раннвейг вошла в калитку, а Улла — за ней. Скрылась за воротами, ни разу не оглянувшись.

Бран вернулся в поселок вместе с остальными, и сразу отправился в кузницу. Он думал об Улле. Нам совсем не удалось побыть сегодня наедине. Нынче она, наверное, уже не придет. Останется с сестрой.

Бран вздохнул. Зайду попозже к Сигурду, погляжу на нее, по крайней мере…

Подтянув к себе котомку, он сунул туда руку, пытаясь нащупать кремни. Шарил довольно долго, потом, потеряв терпение, вытряс содержимое на пол и принялся собирать с земли рассыпанные вещи.

Маленький предмет тускло блеснул под руками. Бран подцепил его и поднял к свету.

Медальон.

— Ах, черт, как же я про него забыл? — Бран вгляделся в нелепое изображение кабана. Я и впрямь совсем о нем забыл, а не мешало бы узнать, чей он. Ведь зачем-то его бросили в костер? Зачем? Хотели уничтожить? Или случайно?

— Все может быть, — Бран поветел амулет между пальцев. — Все может быть.

Металл блеснул. Рельефно выступила уродливая фигурка.

— Ну, что, поросенок? — молвил Бран. — Сейчас узнаем, чей ты.

Зажав медальон ладонями, он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Тишина. Легкий шелест ветра. Собственное дыхание. Биенье сердца. Это было то, что он услышал. Жар в ладонях. Все сильнее и сильнее, словно он касался раскаленных кирпичей. Тихий звон в ушах. Внезапная легкость. Темнота перед глазами. Темнота — и яркий свет, нарастающий, белый, нестерпимый. Я лечу в этом свете… он как крылья…

— Да не бойся, — шепчет голос. Вой ветра. Тьма. Запах навоза. Затворяясь, скрипит дверь. — Ночь пересидишь, никто тебя не увидит.

(…кто я?…)

Я — теперь не я. Я — это кто-то другой. Кто-то другой стоит в сарае и кутается в плащ. Я смотрю его глазами. Слушаю его ушами. Мне холодно и страшно, у меня трясутся колени, зубы выбивают дробь. Рядом тихо произносят:

— Да не трусь, экий, право. Сказано же, я тебе помогу!

— Поможешь? — слышу я дрожащий голос. Мой.

(…не мой…)

Голос того, в ком я теперь. Тот, в ком я теперь, пугливо озирается. Ох, какой здесь холод… Шорох в темноте, человек со мною рядом. Я ему не верю. Я его боюсь. Он страшный. Он — убийца, и он мне врет.

— Правда, поможешь? — с надеждой спрашиваю я. Гляжу во тьму, но ничего не вижу.

Сухой смешок, короткий треск, и в руке моего спутника вспыхивает лучина. На голове — капюшон, поэтому лицо в тени. Он говорит:

— Ну, и слизняк же ты, Серый, тьфу!

(…Серый?…)

— Сперва убивает, потом ссыт.

Я трясусь, как от озноба.

— Это ты меня заставил! — слезливо вскрикиваю я. — Ты! Ты мне чего говорил, а? Ты же мне сам…

— Заткнись! — приказывает он, и я замолкаю. Я не могу с ним спорить, слишком уж его боюсь. Он мне не по зубам. Он вообще не…

Он со злостью говорит:

— Разорался тут, козел. Погавкай мне еще! Я, что ль, Лося отравил? Ну, отвечай, скотина, я?

— Не… нет…

— А кто? Кто?! Говори, падла!

— Я… но…

— Вот-вот, ты. То-то и есть, что ты! И нечего на меня сваливать. Думаешь, тебе кто поверит? Кому скорей поверят, тебе или мне, как, по-твоему?

Я молчу и стучу зубами. Еще немного — и разревусь. Меня, конечно, уже ищут. А как найдут — разорвут на части!

Мой спутник усмехается:

— Ладно, не бзди, слизняк.

(Кто он?)

Я не вижу. Лица не видно, только тень. Бороды нет, усов вроде тоже…

(Кто ты? Сними капюшон.)

Он не снимает. Я замечаю, как шевелятся губы, когда он говорит:

— Хватит уже трястись-то, козел. Ложись и спи, никто тебя тут искать не будет.

— Почем ты знаешь?

— Потому что все подумают на колдуна. Его сейчас как раз на допрос потащили. Эх, и тупой же ты, дернул леший с тобой связаться. Ложись, говорю! Я утром приду, а там посмотрим.

Чего посмотрим, хочу спросить я — но молчу. Лучше его не злить. Потому что он… потому что он…

(…убьет его…)

Он отворачивается и пропадает в темноте. Я бросаю котомку, опускаюсь на колени. Здесь на полу солома. Вонь. Совсем темно. Слышу, как копошатся свиньи.

(…свиньи?…)

Конечно, свиньи, потому что я…

Мелькает свет. Я подымаю голову. Он стоит прямо надо мной и держит палку. Я вскидываю руки. Палка взлетает — и падает. Короткий свист, хруст, боль, слепящий свет, а после — тьма. Пустота. Смертельный холод. Огонь… Треск огня. Запах паленой плоти и мучительная боль. Я в могиле… в могиле… не двинуться… ох, как больно… Собственный вибрирующий стон. Чей-то крик — далеко, далеко, на краю сознания. Ледяное резкое прикосновение. Плеск воды. Зовущий голос, такой знакомый: " Бран! Бран!" Бран — это я? Не знаю… не помню. Я умер, меня нет. Не надо, я не… я… не…

Чьи-то руки схватили его и затрясли, голос завопил в самое ухо, испуганный и знакомый. Крик был громкий, нестерпимый, он зацепил Брана, как крючком, рванул — и выдернул из темноты.

Толком не очнувшись, Бран сел. Он дрожал и задыхался, мир летел кувырком перед незрячими глазами. Ледяные руки гладили его лицо, и Уллин голос говорил:

— Милый, что ты? Что с тобой? Очнись… очнись, слышишь?

Он судорожно вздохнул, глаза широко открылись. Вздох, еще вздох, и еще… Взгляд наконец пробился сквозь густую тьму, и первым, что он увидел, была Улла.

Она испуганно смотрела на него.

— Что, что такое? — она убрала ему волосы со лба. — Тебе плохо? Ты заболел?

Бран не смог ответить. Он дышал тяжело и загнанно, сердце колотилось о ребра, болела правая рука. Он трясся, будто в лихорадке, стуча зубами. Он сам себе казался обожженным изнутри. Мир вдруг стал шершавым, как наждак, колючим, резким, острым. Брану стало больно на него смотреть: все, чего касался его взгляд, было словно утыкано гвоздями.

— Что с тобой? — спросила Улла.

Бран глотнул.

— Я… в порядке, — услыхал он свой хриплый голос. — Уже ничего.

Прохладная ладошка легла ему на лоб.

— Вроде не горячий, — произнесла девушка. — Это, наверное, лихорадка. Сейчас, я принесу тебе воды, — она встала и скользнула в темноту. Бран перевел дыхание. Правая рука болела все сильнее, ее палило, как огнем. Опустив глаза, он лишь теперь заметил, что рубаха на нем мокрая, что она противно липнет к телу, и правый рукав почти сгорел.

Бран повернул руку. На коже багровел огромный ожог.

— Ты едва не сгорел, — подсев поближе, Улла подала Брану ковш. Он принял — и чуть не уронил. Улла помогла ему напиться.

— Я что, упал в костер? — Бран вытер рукавом лицо.

— Да. Ты уже загорелся, когда я пришла, — Уллины глаза расширились лишь от одного воспоминания. — Ох, боги, еще бы чуть-чуть, и… — она провела ладошкой по его щеке.

— Ну, ничего, — сказала она, — ничего. Сейчас пойдем к дяде, с лихорадкой тебе никак нельзя тут оставаться. Идем, милый, я тебе помогу, — она хотела встать, но Бран удержал ее за руку:

— Нет, искорка, постой, это… это не лихорадка.

Она непонимающе смотрела на него:

— А что же? Не пугай меня, скажи!

— Просто я нашел одну вещь, ну, и решил ее проверить. Узнать, чья она. Ты понимаешь?

— Вот оно что, — секунду Улла сидела неподвижно. Потом подобралась к нему и, обняв, укутала плащом.

— Бедный мой, — шепнула девушка. — Бедненький. Прости, я не знала, не поняла. А то бы не стала тебя дергать. Прости меня, пожалуйста.

— Ничего, я в порядке, — Бран уткнулся лбом девушке в плечо, бессильный и трясущийся, как дряхлый дед. Уллина ладонь опустилась на его затылок.

— Эх, я, кажется… ее потерял, — Бран всей тяжестью налег на Уллу. Если бы она не держала, он бы рухнул наземь.

— Кого, миленький?

— Эту штуку, медальон.

— Утром поищем, не пропадет.

— Обычно я не… — Бран говорил, как будто бредил. — Обычно со мной такого не бывает, но… но… это было очень сильно… просто как… как…

— Ш-ш-ш, — Улла гладила его по голове. — Лучше тебе сейчас не разговаривать. Я знаю, что ты чувствуешь, знаю. Отдохни, отдохни, любимый мой.

— Да я… ничего.

Они умолкли. В тишине было слышно Браново тяжелое дыханье.

— Холодно здесь, — сказала Улла, — а ты весь промок. Сними рубаху, я высушу. Слышишь, милый?

— Да… да, — Бран еле шевелился. Улла помогла ему раздеться.