Кир Булычев - Поступили в продажу золотые рыбки (сборник)

• Название: Поступили в продажу золотые рыбки (сборник)
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9691-089

Космические пришельцы начали появляться в городе с 1967 года. С этой поры классик отечественной фантастики Кир Булычев (1934–2003) стал вести летопись Великого Гусляра – маленького городка, расположенного где-то «между Архангельском, Устюгом и Вологдой». Великий Гусляр легко ужился с инопланетянами, можно сказать, справился с ними, как легко справляется российская провинция со всякого рода умниками и прогрессорами. Достоверность рассказов Кира Булычева не вызывает сомнений у каждого, кто читал Салтыкова-Щедрина, Платонова, Шекли и Каттнера. А те, кто таких не читал, кто считает лихим сюжетом примитивную стрелялку и не ведает существа оригинальнее вампира, откроют в летописи Великого Гусляра большой мир настоящей фантастики – умной, увлекательной, изобретательной, язвительной и очень смешной.

В эту книгу вошли повести и рассказы о Великом Гусляре, написанные в конце 1960-х – 1970-е годы, а также письма героев произведений в редакции журналов и газет. Полностью цикл произведений Кира Булычева о Великом Гусляре, писавшийся в течение 35 лет, составляет три тома.

---

– А у тебя, что ли, своего господина нету?

– Господин у меня есть, – поддержал его игру Эрик. – У него таких, как я, двадцать рыцарей. Все в шлемах боевых, с топорами в руках, зовутся пожарной командой, огонь нам не страшен и вода. И медные трубы.

– Славная дружина, – вежливо одобрил дед Ерема.

– Конечно славная. Первое место в районе по пожаротушениям.

– А как твоего господина зовут? – спросил старик Ерема. Так, будто надеялся встретить старого знакомого.

– Брандмейстер, – схитрил Эрик.

– Немец?

– Слово немецкое. А сам молдаванин.

– Как же, – подтвердил Ерема. – Слышал. Достойный человек.

Молодой стражник посмотрел на него с уважением. Старик Ерема много знал.

– А не обижает ли твоего господина Иван Юрьевич? – задал следующий вопрос старик. – Не беспокоит своей колдовской силой?

– Во дает! – восхитился Эрик. И разъяснил: – Если бы и захотел, на него сразу управа найдется. Чуть что – мы в райсовет. И отнимут у него домотдыховское царство, отправят работать банщиком. Как вам такой вариант нравится?

– Не знаю, – серьезно ответил старик. – Не знаю. Может, к лучшему, а может, и к худшему. Царевна наша с ним обручена. И если бросит он ее – позор и расстройство. И если женится, тоже добра не жду.

– А царевну кто играет?

– Про царевну так, отрок, говорить нельзя, – ответил старик. – Царевна тебе – не игрушка.

– А поглядеть на царевну можно? Или подождем, пока съемки начнутся?

– Мы не сарацины, которые девкам лица закрывают. Гляди.

Старик провел Эрика по прошлогодней листве и молоденьким иголочкам новой травы к окну, занавешенному изнутри, и постучал по стеклу согнутым пальцем.

Занавеска отъехала в сторону, и за стеклом показалось неясное девичье лицо.

– Отвори, – попросил старик. – Слово сказать надобно.

Окно распахнулось. Девушка обозначилась в нем, словно старинный портрет в простенькой раме, отчего несказанная красота ее выигрывала втрое.

Девушка держала в руке зеркало на длинной ручке и, видно, только что расчесывала свои длинные золотые волосы, не успела даже забрать их в пучок, поддерживала, чтобы не рассыпались. В окружении черных ресниц горели зеленым огнем глаза, и в них был вопрос – зачем и кто меня, такую прекрасную, беспокоит? Кто этот неизвестный рыцарь в золотом шлеме?

Эрику следовало бы представиться, сообщить, кто он такой, почему такой смелый. Сказать, что уважает киноискусство и особенно любит фильмы с участием этой самой кинозвезды.

Но Эрик не смог вспомнить ни одного фильма с участием этой поразительной красавицы. Но если бы он и смотрел пятнадцать фильмов с ее участием, все равно бы не посмел открыть рта. Эрик влюбился. С первого взгляда. На всю жизнь. И чувства его отразились в глазах и странной бледности лица.

Спальник Ерема, всю эту сцену наблюдавший и довольный ее исходом, так как он был старым политиканом, пережившим трех государей и многих других придворных, сказал:

– Поражен, отрок?

Эрик кивнул и проглотил слюну. Язык у него отсох.

– Добро, – сказал старик Ерема. – И вот такую раскрасавицу отдаем мы за Ивана свет Юрьевича.

Старик ожидал взрыва негодования, начала междоусобицы, выгодной для него, но в ответ Эрик, принявший эти слова за злую шутку, резко повернулся и отошел в сторону, потому что понял, как велика пропасть между ним, рядовым пожарником, и московской кинозвездой, которой звонят по телефону известные поэты, чтобы прочесть ей новые, для нее написанные стихи и поэмы. Как непреодолима пропасть между будущим заочником педагогического института и красавицей, регулярно выезжающей в Канн на международный кинофестиваль. А о Дегустатове Эрик и не подумал.

Но сам Дегустатов, услышав голоса, ворвался в комнату, оттолкнул от окна царевну, глядящую сочувственно на стройного юношу в шлеме, и со злостью крикнул:

– Ты что здесь делаешь?

Эрик обернулся на голос директора и грустно ответил:

– Я противопожарное оборудование проверяю. Акт составить нужно.

Царевна, которую толкнул Дегустатов и которой было не столько больно от толчка, сколько обидно, потому что, кроме папы-государя, никто не смел прикоснуться к царской особе, заплакала. Старик Ерема сказал, чтобы не уронить гордости:

– Негоже так поступать, Иван Юрьевич.

– Надоели вы мне, – вырвалось у Дегустатова. – Сдам вас в музей, и дело с концом.

– Куда-куда? – угрожающе спросил старик, все еще недовольный тоном и поступками своего спасителя.

– Не важно, – вздохнул Дегустатов, понимая, что объяснить им ничего не объяснишь. Надо было форсировать действия, чтобы заглянуть в сундучок и потом отделаться от всей этой подозрительной компании.

– Государь, – проговорила, появляясь из-за спины Дегустатова и прикасаясь к его плечу, Анфиса. – Вы устали. Вы в горести. Пойдем отсюда.

– Ага, – согласился Дегустатов и увидел тетю Шуру и Александру Евгеньевну, выплывающих из-за кустов.

Тетя Шура несла шипящий самовар, а Александра Евгеньевна – картонный ящик, в котором были чашки, блюдца, пачки с вафлями, сахар-рафинад, чайные ложки и конфеты «Сливочная помадка».

Они шли, широко улыбаясь и всем своим видом стараясь подчеркнуть гостеприимную радость по поводу прибытия столь дорогих гостей.

– Сейчас чайку попьем, – ласковым голосом сказала Александра Евгеньевна.

– Я сам, – предупредил Дегустатов, протягивая руки из окна, чтобы принять самовар.

– Не беспокойтесь, Иван Юрьевич, – сказала Александра Евгеньевна, а тетя Шура даже сделала шаг назад, чтобы не отдавать самовара.

– Давай я тебе помогу, тетя, – предложил Эрик, забрал самовар и, не слушая дальнейших разговоров, прошел на веранду.

Александра Евгеньевна достала из картонного ящика белую скатерть и ловко расстелила ее на бильярдном столе.

– Вот и чайком побалуемся, погреем свои старые кости, – обрадовался старик Ерема, входя на веранду вслед за Эриком. – Сколько лет росинки в рот не брал.

– Воздерживаетесь? – спросил Эрик.

– Ага, – согласился старик с непонятным словом.

Из коридора вышла, уже в кокошнике, царевна Леночка в сопровождении княгини Пустовойт. Глаза ее распухли от слез. Потом потянулись стражники и слуги. Столпились вокруг бильярдного стола, глядя с жадностью, как тетя Шура с Александрой Евгеньевной расставляют чашки и распаковывают пачки с вафлями. Старик Ерема даже взял кусок обертки, помял в руках и сказал для всеобщего сведения:

– Такое я встречал. Пергамен зовется, привозят из заморских стран. Книги писать.

Эрик женщинам не помогал. Стоял, не снимая каски, и глазел на царевну. Царевна смущалась и отводила глаза.

– Проголодались? – пожалела ее тетя Шура. – Такая молоденькая, а уже на кочевом образе жизни.

– На кочевом образе язычники, – произнес строго дед Ерема, – а мы в Бога веруем. Мы оседлые.

– Бога нет, – сообщил Эрик.

– Куда же это мы попали? – сказала в сердцах княгиня Пустовойт. – Хоть обратно в пещеру.

– Проживем, проживем как-нибудь, – поддержал ее молодой стражник. – Как раньше жили, так и проживем. Другого богатыря ждать будем. Настоящего.

– А может, теперь настоящих и не осталось? – спросил на это старик Ерема и покосился на Эрика с надеждой.

Старика мучил прострел, и он готов был на любую интригу, только бы не возвращаться в сырость.

Эрик слушал этот удивительный разговор, никак не понятный в устах московских киноартистов, и в нем бурлили подозрения. Про тетю Шуру и Александру Евгеньевну говорить не приходится. Они застыли у стола, забыв, что пора разливать чай, и только хлопали газами.

Царевна выслушала мнение придворных и снова заплакала.

– Не могу я назад идти, – говорила она. – Неужели это непонятно? Я же обручена. С Иваном обручена. И нет мне пути назад. Что я, девка, что ли, гулящая?

Царевна закрылась платочком. Эрик думал о том, что ни автобуса, ни кинокамер, ни прожекторов – ничего такого он не видел. И сколько времени, скажите вы мне, можно ходить в театральной одежде, не переодеваясь?

– Остается мне одно, – продолжала царевна сквозь слезы, – найти берег покруче и с него в реку кинуться. А вы уж как хотите. Вы свободны. Всем волю даю.

– Такая молоденькая, а так убивается, – посочувствовала тетя Шура, которая была женщина добрая и отзывчивая. – Не иначе как у наших дорогих товарищей случилась неприятность.

– Слышишь, Шура, Иван Юрьевич на ней жениться обещал и обманул, – сказала Александра Евгеньевна.

– Как же он мог? – возмутилась тетя Шура. – У него жена неразведенная в Архангельске живет.

– Чего? – возопил дед Ерема. – Жена, говоришь?

– Кстати, где он сам? – спросил Эрик, еще не разобравшийся в своих чувствах, но кипящий желанием сначала помочь прекрасной девушке, а потом уж разбираться.

– Да, где он? – поддержала княгиня Пустовойт.

– Где он?! – вскричал старик Ерема. – Где обманщик?! Целовал, а сам женатый!

Толкаясь в узких дверях и забыв о чае, все бросились обратно в коридор. И остановились как вкопанные. Перед распахнутой дверью в комнату, где хранился сундук с невестиным приданым, лежал связанный стражник с кляпом во рту. Он бешено вращал глазами и корчился как червяк.