Владимир Сорокин - Дорожное происшествие

• Название: Дорожное происшествие
• Автор: Владимир Сорокин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Некоторое время в классе стояла полная тишина.

- Ты был на прошлом занятии? - спросила Нина Николаевна, убирая платок и разглядывая быстро краснеющие уши Соловьева.

- Был, - тихо ответил он, облизывая пересохшие губы.

- Помнишь, что я рассказывала?

Он кивнул.

- Тогда перечисли сначала, из каких реактивов можно получить сероводород.

Соловьев молчал, не отрывая взгляда от доски.

Подождав еще пару минут, она пошла меж рядов, привычно обняв себя за локти.

- Хорошо. Пойдем от противного. Скажи, Соловьев, из серной кислоты можно выделить сероводород?

- Можно, - быстро ответил он, не оборачиваясь.

- А если сернистой? - она остановилась возле его парты, взяла раскрытую тетрадь, перелистнула страницу.

- Можно... то есть... нельзя, - пробормотал Соловьев.

Она взглянула на него поверх очков, вздохнула, положила тетрадь.

Зазвенел звонок.

Класс облегченно зашевелился.

Нина Николаевна быстро подошла к своему зеленому столу, села, склонилась над раскрытым журналом.

- Двойка, Соловьев. В тетради у тебя все записано. Черным по белому... А ничего не помнишь.

Он по-прежнему стоял, тупо рассматривая доску.

В классе стало шумно: ученики говорили, смеялись, шелестели тетрадями.

- Садись, - проговорила Нина Николаевна, - или нет... поможешь мне штатив донести.

Она постучала рукой по столу.

- Тишина! Успокойтесь! Запишите домашнее задание.

Все стали открывать дневники.

- Параграф двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый. Урок окончен. До свидания.

Все нехотя полезли из-за парт.

- Возьми штатив и спиртовку, - сказала она Соловьеву, забирая журнал и коробку с реактивами. - Пойдем, Соловьев.

Они вышли в коридор, уже полный отдыхающих учеников, прошли мимо буфета и стали подниматься на второй этаж. Соловьев нес штатив, стараясь никого им не задеть. В пробирке подрагивал кусок серного колчедана.

- Что же ты ничего не повторил? - спросила Нина Николаевна. - Времени не нашел?

Соловьев на ходу пожал плечами.

- А может быть - желания? - улыбнувшись, она качнула головой. Соловьев, Соловьев. Только к нам пришел, и уже двойка. Плохо...

Они взошли на второй этаж и тут же оказались возле двух смежных дверей. На левой было написано ЛАБОРАНТСКАЯ, на второй - РЕАКТИВНАЯ.

Зажав журнал подмышкой, Нина Николаевна достала ключ из кармана коричневого жакета, отперла правую дверь:

- Выучи к следующему уроку все о сероводороде. Как получается, какими свойствами обладает. Если расскажешь хорошо, обстоятельно - исправишь двойку.

Она распахнула дверь, посторонилась, пропуская его:

- Проходи, поставь вон туда на стол.

Соловьев послушно прошел и поставил штатив вместе со спиртовкой на край большого, во всю комнату стола, сплошь заставленного штативами, колбами, ящичками с трубками и пробирками. В большой металлической коробке аккуратными рядами покоились спиртовки.

Вдоль стен теснились желтые шкафы, забитые банками, колбами, бутылками с химическими реактивами. В углу, возле самой двери, примостилась раковина с надколотым зеркалом. Из старого медного крана капала вода.

Пахло жжеными спиртовыми фитилями и химией.

Нина Николаевна открыла шкаф, поставила пробирку с реактивами на полку.

Соловьев разглядывал замысловатую стеклянную трубку с двумя краниками.

- Интересно? - спросила она, закрывая шкаф.

Соловьев кивнул.

- Это трубка Зелинского. Она используется в гидролизе. Положи ее вон в тот ящик.

Соловьев положил трубку, но Нина Николаевна рассеянно махнула рукой, сосредоточенно глядя себе под ноги:

- Или нет... лучше не так...

Лицо ее стало отрешенно-серьезным, губы что-то шептали.

Постояв, она повернулась к столу:

- Вот что. Так и сделаем. Помоги-ка мне, Соловьев.

Она стала быстро снимать ящики и приборы со стола и ставить на пол.

- Снимай, снимай быстрей... только не побей...

Соловьев принялся помогать.

Стол был длинным, широким, так что пока они разобрали его, прозвенел звонок на урок.

- У вас что сейчас? - спросила Нина Николаевна, снимая тяжелый ящик со спиртовками.

- Геометрия, - проговорил запыхавшийся Соловьев.

- Ну ничего. На десять минут опоздаешь, скажешь Виктору Егорычу, что я тебя задержала.

Она наклонилась, открыла в тумбе-основании стола маленькую дверцу, вытащила свернутый черный провод со штепселем на конце, размотала и вставила в розетку.

Затем, пошарив рукой под крышкой стола, щелкнула выключателем. Раздалось гудение, крышка дрогнула, разделилась в середине на две части, которые, словно дверцы, стали приотворяться. Когда они разошлись, оказалось, что вся длинная, как и стол, тумба-ящик доверху наполнена землей.

Земля была измельченная и хранила на своей поверхности следы тщательного рыхления.

- Вот... - проговорила Нина Николаевна, внимательно оглядывая ровное коричневое поле, - это все мой муж...

Соловьев тоже смотрел на землю.

Нина Николаевна быстро сбросила свои туфли, приподняла юбку и шагнула через борт.

Ее узкая нога по щиколотку ушла в землю. Подтянув другую ногу, она поставила ее рядом, затем присела, приспустив розовые трусики.

- Выдвинь вон тот ящик, достань climber... - тихо пробормотала она, энергично массируя себе щеки ладонями.

Соловьев выдвинул ящик ближайшего шкафа и достал climber.

- Положи мне на спину цифрой вниз.

Он положил climber ей на спину вниз голубой цифрой.

- Потяни за красную створку, - все так же тихо и быстро проговорила она, и сильная струя ее мочи с глухим шорохом ударила в землю.

Соловьев оттянул красную створку.

Climber ожил, с мягким звуком двинулся вверх по спине мочащейся Нины Николаевны.

Она задрожала и всхлипнула.

Верхняя крона у climber раскрылась, в ней что-то сверкнуло. Усики стали изгибаться к центру, ослепительные подкрылья поползли в стороны.

На спине оставался черный дымящийся след.

- Пошел отсюда... - пробормотала Нина Николаевна, широко раскрытыми глазами глядя перед собой.

Соловьев медленно попятился к двери.

Climber выбросил вверх протуберанец слоистого розового дыма, его педипальцы молниеносно работали.

Запахло жженым волосом.

- Пошел отсюда, гад! - прохрипела Нина Николаевна, трясясь и плача.

Соловьев открыл дверь и вышел.

А дальше что?

А дальше несколько пословиц:

Немец на говне блоху убьет,

Да рук не запачкает.

Гнилая блядь - что забор,

Кто не ебал - тот не вор.

Наша лопатка копает хорошо

Мы достаем песок и продаем.

... А когда налет кончился, Гузь выглянул из-за присыпанной землей тумбы. Покачав головой, он тихо присвистнул от удивления, толкнул лежащего вниз лицом Фархада.

Тот медленно, с опаской, поднял голову, отчего с каски ссыпалась земля, и она снова заблестела на ярком июльском солнце.

Всего за какие-то полминуты площадь невероятно изменилась. Словно гигантские грабли прошлись по ней: асфальт был страшно разворочен, то тут, то там лежали трупы, два перевернутых автобуса горели так сильно, словно их облили напалмом. В одном из них кто-то бился и дико кричал. Троллейбус с распоротой крышей стоял поперек проспекта. Рядом с ним горели те самые проворные белые "жигули". Усатый балагур-водитель и его шестилетняя дочка, по всей вероятности, были мертвы. Полукруглый желтоватый дом напротив зиял двумя страшными пробоинами, его верх с фигурами рабочих был начисто снесен. На месте памятника Гагарину зияла дымящаяся, в добрые десять метров воронка, а сам монумент, полминуты назад сверкающий сталью в голубом московском небе, лежал ничком, перегородив выезд с Профсоюзной улицы. Ребристая колонна завалилась к деревцам, а выброшенный взрывом стальной шар откатился к мосту и замер, стукнувшись о чугунное перило.

- Еб твою мать, - выругался Гузь, - смотри как распахали.

- Ай-бай... - выдохнул свое обычное восклицание Фархад.

В объятых пламенем "жигулях" с мягким хлопком взорвался бензобак, разбросав вокруг куски обгорелого корпуса.

Гузь поправил сползшую на глаза каску, посмотрел вправо, где залегло его поредевшее отделение. Там среди комьев земли и кусков асфальта шевелились солдаты.

Привычным движением он потянулся к портативной рации, но руки уже в который раз нашарили пустое место.

- Третий! Пятый! Седьмой! Отходите к магазину! - ожил сзади громкоговоритель Реброва и сразу же отовсюду - из-за вывороченных плит, груд кирпича, остовов сгоревших машин стали пятиться назад солдаты ребровского батальона.

Гузь привстал, придерживая автомат, махнул своим:

- Назад!

Поднялись пять человек - все те, которые остались после боя в Нескучном саду.

Засвистели пули, ожили засевшие возле "Дома обуви" минометчики. Вокруг стали рваться мины.

С чердака дружно ответили ПТУРСы лейтенанта Соколова, из подворотни ухнули самоходки.

Добежали до дома, и Ребров тут же скомандовал залечь.