Елена Ласкарева - Наваждение

• Название: Наваждение
• Автор: Елена Ласкарева
• Издательство: «Олимп»; ООО «Издательство АСТ»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-7390-1025-Х, 5-17-002158-5

Она приехала в Москву, чтобы помочь человеку, которого любила всем сердцем — любила беззаветной слепой любовью, ради которой была готова на все. Не скоро поняла она, насколько недостоин был ее любимый такого всепоглощающего чувства.

Много боли и горя пережила она, прежде чем судьба послала ей новую, неожиданную встречу с настоящим, благородным, достойным мужчиной — мужчиной, способным подарить женщине счастье…

---

— Вот… купила пломбир… уронила… не сердись…

— Не сержусь. Даже не удивляюсь, — хохотнул парень. — У Тюхи-Катюхи и руки-крюки.

— Мы сейчас все подберем, оно не растаяло еще!

— Ты что, сбрендила? — оскорбился супермен. — Думаешь, я буду с полу есть, как голодающий Поволжья? Пусть мы и с Поволжья, но мы не нищие, запомни, Катенька! И у нас есть своя поволжская гордость! Хм, во всяком случае — у меня. А вообще-то я шоколадное терпеть не могу, ты разве забыла?

— Другого не было, извини, — залепетала моя Русалочка, которую, как я понял из этого диалога, звали Катей. — Все равно, надо прибрать тут. Ты иди, я сейчас…

Парень глянул сверху вниз на меня, все еще сидевшего на корточках. Или, точнее, сквозь меня:

— Джентльмен приберет. Все равно уже взялся. Пошли.

Я видел, что бедняжка не смеет его ослушаться, но и передо мной испытывает неловкость. Мне стало ее жалко, и я кивнул, вместо того чтобы ответить этому самоуверенному красавчику резкостью.

— Конечно, приберу. Все равно уже взялся. Не беспокойтесь. Идите.

— Спасибо! — Улыбка расцвела на ее лице, как вешний бутон, а я, наверное, к этому моменту уже любил цветы.

— Не за что. Все равно заняться нечем.

Я глядел ей в спину — узенькую, с проступающими сквозь тонкую ткань халатика позвонками. Позвонками… звонки… серебряные колокольчики… музыка…

И вдруг дикая мысль мелькнула у меня. Я, всегда такой чопорный, даже для одинокого холостяцкого завтрака сервирующий стол по всем правилам — с двумя тарелками, нож справа, вилка слева, — короче, я решил подобрать с затоптанного вагонного пола и по крайней мере лизнуть этот шоколадный пломбир. Как голодающий Поволжья.

Но, наверное, пребывал я в полной прострации, потому что по ошибке взял да и лизнул кусочек сухого льда. Обжег кончик языка.

Минус семьдесят восемь с половиной градусов Цельсия — не шутка. Да уж, мне было не до шуток…

За всю дорогу до Москвы мне удалось урывками видеть ее еще несколько раз. И даже однажды перекинуться с ней парой слов.

Она спросила, нет ли у меня знакомых в каком-нибудь театральном институте. Но таковых не имелось, среди людей искусства я никогда не вращался, и Катя потеряла ко мне всякий интерес.

В последний раз я поглядел на мою Русалочку, выйдя из поезда в Москве, на перроне Ярославского вокзала.

Она семенила за своим спутником, с трудом волоча тяжеленный чемодан. У спуска в метро толпа сомкнулась за ней, и я потерял ее из виду.

Как мне тогда казалось — навсегда.

…А моя жизнь с того дня потекла совсем по-иному. Конечно, я не забросил свои камушки и не сменил профессию. Зато стал замечать и ценить многое из того, чего прежде для меня попросту не существовало.

Оказывается, так здорово, когда после холодов начинают лопаться почки на деревьях и из них выглядывают влажные зеленые клювики, которые потом превращаются в сочные листья!

Но есть своя трогательная, щемящая красота и в том, что листва по осени желтеет или краснеет, готовясь проститься с земным существованием.

Оказывается, можно пожалеть и приютить тощего помоечного котенка. И даже привязаться к нему.

Оказывается, слабые люди не всегда никчемные…

Оказывается, воспоминания и мечты могут быть куда реальнее, чем все предметы материального мира, вместе взятые…

Но вот главное открытие: оказалось, есть на свете вещь гораздо более загадочная и непостижимая, гораздо более заманчивая, чем структура самого сложного кристалла.

Это — любовь.

Часть первая

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных
линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

Уильям Шекспир

Глава 1 ДЕМОН

В конце того давно минувшего, но незабываемого мая, когда Екатерина Криницына заканчивала восьмой класс, ночи в Рыбинске уже стояли такие теплые, что можно было гулять хоть до самого рассвета.

…Услышав тихий свист под окном, Катя выскользнула из-под одеяла, под которым лежала прямо в платье.

Убедившись, что девятилетний братишка Игорек уже мирно посапывает, она босиком прокралась к раскрытому окну и первым делом передала наружу растоптанные туфельки, а уж потом сама перешагнула через подоконник.

Какая удача, что они живут на первом этаже! Повезло и с тем, что семья Криницыных небогата и воров опасаться нечего, а потому незачем ставить на окна защитные решетки, как у многих соседей. А значит — можно тайком от родителей встречаться ночью с Димой.

Катина мать была женщиной строгих правил и, узнай она о поздних отлучках дочери, непременно обвинила бы ее Бог знает в каких грехах.

А грехов-то и не было. Было только чистое, пронзительное счастье…

Сильные заботливые Димкины руки подхватили Катюшу и так аккуратно опустили ее, что ступни сами скользнули прямо в туфли.

Не сговариваясь, двое влюбленных сразу направились к «своему» местечку — детской площадке в соседнем дворе, которая в это позднее время всегда пустовала.

Сиденье у висячих качелей было только одно, да и то узенькое. Но разве это помеха, когда двое любят друг друга? Совсем наоборот.

Дмитрий усаживался на шаткую дощечку, Катюша устраивалась у него на коленях. Она обхватывала его за шею, чтобы не упасть, а он сцеплял руки на ее талии.

Когда сладкая истома, накатывавшая на них во время этих целомудренных юношеских объятий, становилась нестерпимой и пугающей, они пересаживались на тяжелую наземную качалку, сваренную из гнутых водопроводных труб, — по разные стороны, на расстоянии друг от друга.

И, поочередно отталкиваясь от земли ногами, говорили, говорили, говорили…

… — Приятно слышать. А что еще тебе во мне нравится?

— Все!

— Катюха, глупая, так ведь неинтересно. Найди какой-нибудь недостаток.

— Но их у тебя нет…

— Хоть один!

— Ну… может, имя.

— Вот еще, придумала! Дмитрий — чем плохо? Был Дмитрий Донской, к примеру. По-моему, звучит.

— Да нет же, Дмитрий — это чудесно. И Дима, и Митя хорошо. Но ребята ведь зовут тебя Димон, а это вроде собачьей клички, мне всегда становится неприятно.

— Гм… Ты, пожалуй, права. Димон, ко мне! Димон, апорт! Димон, фу! Действительно, фу. Знаешь что, давай переиначим Димона — на Демона. Это будет романтично, похоже на сценический псевдоним.

— Демон? Здорово. Как у Лермонтова. Жаль, что родители меня не назвали Тамарой.

— Эх ты, троечница моя. Тамару ведь Демон погубил. Не читала, что ли?

— Почему не читала? Даже наизусть какие-то кусочки помню.

— И я помню. «Я тот, которому внимала ты в полночной тишине…»

Катя просияла от того, что им запало в память одно и то же место. Сейчас она совсем забыла, что именно этот отрывок учительница литературы задавала им выучить наизусть.

Она с готовностью подхватила, и дальше они читали дуэтом:

…Чья мысль душе твоей шептала,
Чью грусть ты смутно отгадала,
Чей образ видела во сне.
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы,
И, видишь, — я у ног твоих.

Тут Дима запнулся: он закончил школу год назад, и теперь, достигнув совершеннолетия, ждал призыва в армию. Предметы школьной программы были для него, естественно, уже так далеки!

Но восьмиклассница Катя помнила и дальше:

Тебе принес я в умиленье,
Молитву тихую любви,
Земное первое мученье
И слезы первые мои.

— Вот видишь, Демон же нечаянно! — с горячностью воскликнула она. — Он любил Тамару. Как умел, так и любил. Просто такой уж он был, что от его поцелуев умирали. «Он сеял зло без наслажденья»!

— Все равно. — Дмитрий был непреклонен. — Я бы не хотел так поступить с тобой, даже нечаянно. Чтобы ты от моих поцелуев умерла? Нет уж!

— А я от них умираю, — прошептала Катя, прикрыв глаза. — Каждый раз. И если вдруг тебе потребуется — готова умереть по-настоящему.

Это прозвучало так искренне, с такой любовью, с таким безграничным доверием, что у парня перехватило горло, и он даже закашлялся.