Владимир Сорокин - Норма

• Название: Норма
• Автор: Владимир Сорокин
• Жанр: Классическая проза

---

— Так, Алексеев не покакал, он садится снова, — Людмила Львовна подошла и усадила улыбающегося Алексеева. — Пашенко Наташа, ты еще не хочешь посидеть? Ну, что это за крошка, куда это годится?

Пашенко мотала головой, натягивала колготки:

— Я не могу, Людмила Львовна.

— Ну, беги, ладно. Алексеев, не болтай ногами!

Нянечка унесла ведро.

— Людмила Львовна, а я только пописал.

— Теперь покакай.

— А я не могу. Не могу писать и какать. Я или пописаю или покакаю.

— Не выдумывай. Сиди.

— А я все равно не покакаю.

— А ты постарайся.

Встали четверо.

— Тебя что, прослабило? — Людмила Львовна заглянула в горшок Фокина.

— Неа.

— Чего — неа? Вон, понос, жидко совсем. Иди. Руки надо мыть перед едой.

Фокин разбирал запутавшиеся помочи.

— Господи, перекрутил-то! — вошедшая нянечка стала помогать ему. На горшках остались шестеро.

— Ну как, Алексеев?

Алексеев молча теребил сбившиеся на колени трусы. Одна из девочек громко кряхтела, уставившись расширенными глазами в потолок.

Бритоголовый мальчик громко выпустил газы. Людмила Львовна улыбнулась

— Вот, Алексеев, бери пример с Купченко!

Две девочки встали. Потом встал бритоголовый, потом еше один. Сосед Алексеева тужился, сцепив перед собой руки.

Людмила Львовна достала из кармана халата часы.

— Самая быстрая группа. Первая, так та сидит, сидит… Гершкович разревется, как всегда… У тебя бак готов?

— А как же.

Нянечка открыла шкаф, вытащила большой алюминиевый бак с красной надписью:

ДЕТСАД N 146
ВНИИМИТ.
НОРМАТИВНОЕ СЫРЬЕ

Сосед Алексеева встал, с болтающимися у колен штанами проковылял с помоста:

— Я все, Людмила Львовна.

— Ну, иди.

Вытянув руку, Алексеев ковырял застежку сандалии.

— Что, один остался? — улыбнулась нянечка, снимая крышку с бака.

— А он всегда до последнего сидит.

Людмила Львовна зевнула, подошла к окну:

— Алексеев, у тебя мама во Внуково работает?

— Она инженер.

— Но во Внуково?

— А я не знаю. Она билеты проверяет.

— Ну так значит во Внуково.

— А я не знаю.

— Ничего ты не знаешь.

Нянечка вынула из шкафа ведро и крышку.

— Ну, что, не покакал, Алексеев?

— Так я ж не могу и писать и какать вместе.

— Тогда сиди.

Нянечка, придерживая содержимое горшков крышкой, сливала мочу в ведро, а кал вываливала в бак.

— Кто-то обманул, — Людмила Львовна заглянула в пустой горшок, — кто же сидел здесь… Покревская, наверно.

— За всеми не усмотришь.

— Точно. Алексеев! Видишь, что ты мешаешь? Сколько можно ждать?

— Но я какать не хочу.

— Не будешь рисовать сегодня.

— А я и рисовать не хочу.

Людмила Львовна остановилась перед ним, вздохнула:

— Вставай.

С трудом отлепив зад от горшка, Алексеев встал. В горшке желтела моча.

— Иди. Тошно смотреть на тебя. И чтоб к карандашам не притрагивался! Будешь цветы поливать.

Алексеев подобрал штаны, глядя на работающую нянечку, стал застегиваться.

Нянечка выплеснула мочу из его горшка в ведро:

— Так и не выдавил ничего, сердешный.

Людмила Львовна заглянула в бак:

— Тогда минут через десять я первую приведу.

— Ладно.

Алексеев издали посмотрел в бак и вышел за дверь.

— Прелесть какая, — Марина провела рукой по Викиной груди, — действительно стоит. Чудо.

Голая Вика сидела на тахте, прислонившись к стене и жевала яблоко. Марина лежала навзничь головой у нее на коленях:

— Ты как кинозвезда.

— Кинопизда.

Вика хохотнула, большая грудь ее дрогнула.

— Серьезно… смотри… сначала плавно, плавно, а потом раз… и сосочек… прелесть…

Рука Марины скользнула по груди, коснулась соска и стала ползти по складкам живота:

— И пупочек прелесть… аккуратненький… не то что у меня…

— У всех одинаковые.

— Неправда.

— Да ну тебя! Ну, морда там, ну грудь — ясно, но пупки-то у всех одинаковые! Плесни немножко…

Марина приподнялась, взяла со стола бутылку, налила в стакан. Из-за голубой ночной лампы вино казалось фиолетовым. Марина отпила глоток и протянула Вике:

— Пей.

Вика обеими руками приняла стакан, медленно выпила, поморщилась:

— Портвин он и есть портвин. Чем дальше, тем хуже.

— Не нравится?

— Нет. Хуйня, честно говоря. Ну да я сама виновата. За дешевкой погналась.

Вика стряхнула с живота яблочное семечко. Марина подвинулась к ней, поцеловала в уголок губ. Вика повернулась. Они обнялись. Стали целоваться. Потом упали на кровать.

Марина оказалась сверху. Целуя плечи и грудь Вики, она стала ползти вниз, но Вика приподнялась:

— Маринк, слушай, давай попозже… я что-то не отойду никак. Не хочется что-то…

Марина оперлась руками о тахту, поцеловала Вику в живот:

— Ваше слово — закон, мадам. Может, кофейку выпьем?

— Давай.

Они встали, прошли на кухню. Марина задернула шторы, зажгла свет… Вика села за стол, зевая, посмотрела на отделанный деревом потолок:

— Симпотная кухонька.

— Нравится?

— Ага.

— Это муж покойный.

— Он что — умер?

— Разбился.

— Давно?

— Шесть лет назад

— Тебе с ним хорошо было?

— По разному.

— Ласковый был?

— В постели?

— Ага.

— Да нет, что ты. Разве мужчины могут быть ласковы. Он веселый был. Хозяйственный. А ласковым — никогда…

— Это точно. Я весной с одним попробовала и опять то же самое. Лишь бы засунуть. А потом спать.

Марина понимающе кивнула, стала заваривать кофе.

Вика легко шлепнула ее по заду:

— А у тебя попка ничего. Беленькая, безволосая…

— Тебе волосатые не нравятся?

— А кому нравится? Я с армянкой одной рискнула переспать, так плевалась потом. У тебя вон какая чистенькая…

Вика быстро раздвинула маринины ягодицы и поцеловала сначала между, потом их:

— Сладкий кусочек… булочки…

Марина улыбнулась, поставила полную турку на огонь:

— Слушай, Вика, а ты тогда в троллейбусе точно знала, что я лесби?

— Ну, как же точно можно… ведь не написано…

— Но что-то чувствуется, правда? Какие-то волны, поля…

— Конечно. Ты так посмотрела быстро, ну я и подумала.

— Я флюиды испускала. Волны любви.

— А я подошла тогда и грудью, помнишь, оперлась о руку твою. Ты ее на поручне держала. Думаю, если уберет, значит пустой номер.

— А я прямо затряслась вся! Переволновалась страшно! Я красная была?

— Немного. Такая розовенькая, симпатичная. Юбочка клетчатая.

— А ты тоже мне сразу понравилась. Высокая, стройная…

— А потом народу все меньше и меньше. Конечная, а в салоне четверо. Ты, да я, да два мудака каких-то. И ты про две копейки спросила.

— Все-таки бог есть, правда? Это ж не случайность!

— Черт ее знает. А может — случайность.

— Нет, это закономерно все. Любимые должны быть вместе.

Кофе закипел, Марина быстро сняла турку с огня, разлила по чашкам:

— Вообще так здорово, когда с новой любимой, правда?

— Еще бы. В новинку. Слаще. У меня вон одна живет изредка ну как бы постоянная. Но надоедает, всетки. Ссоримся часто. А до нее тоже была одна. Лариска. Старше меня лет на семь. Так мы с ней поругались здорово. У нее одно на уме — свечку суй ей и клитор соси. Одновременно чтоб. Я говорю — на хуя тебе я тогда? Найди мужика, он хуй вместо свечки засунет. Она обиделась… но попочку твою я сегодня помучаю.

— А я твою грудь. Пей, прелесть моя.

Они взяли чашки. Марина подвинула вазочку с вареньем:

— Бери.

— Нет, я так люблю.

Склонились над чашками.

Длинные Викины волосы поползли с плеч. Придерживая их, она отхлебнула и Марина отхлебнула из своей:

— Оля-ля… арабик, аромат…

— Это что, сорт такой?

— Ага. На Кировской покупала.

— Развесной?

— Ага.

— Здорово. Пахнет сильно.

— Его не бывает что-то последнее время.

— Редко?

— Ага. Пей с конфетой.

— Я не люблю сладкое.

— Ну, как хочешь. А я люблю.

Марина развернула конфету. Вика подула на кофе, подняла голову:

— Маринк, а что это над раковиной висит?

— Ааааа, — улыбаясь, Марина отправила конфету в рот. — Угадай.

Вика встала, подошла к раковине. Над ней висело сооружение из двух небольших, обтянутых марлей колб. На горлышке нижней поблескивало металлическое кольцо, от него тянулась вниз полупрозрачная трубка. Из трубки в раковину капала мутно-коричневая жидкость.

— Черт ее знает, — Вика откинула назад волосы, — Поебень какая-то…

Марина встала, подошла к ней, обняла:

— Детка, этот аппарат собирал академик. Мой дедушка. Не чета нам с тобой. Так что немудрено, что ты не понимаешь.

— Ну а зачем он тебе?

— Ты в институтах не училась?

— Конечно. Чего я там не видела.

— А ты кем работаешь?

— Соками торгую.

— А я преподаю в МГУ.