Дафна Дю Морье - Полет Сокола

• Название: Полет Сокола
• Автор: Дафна Дю Морье
• Жанр: Современная проза

Армино Фаббио работает гидом в туристической компании. Вместе с туристами на автобусе он переезжает из одного города Италии в другой. Такой образ жизни вполне его устраивает. Но происшествие, случившееся в Риме (возле церкви убита нищенка, в которой Армино узнает служанку, когда-то работавшую в доме родителей), заставляет героя оставить работу и вернуться в Руффано — городок, где прошло его детство. Там неожиданно для себя он находит брата, который считался погибшим в 1943 году. Хотя вряд ли эту встречу можно назвать радостной. Альдо, профессор университета, живет в мире собственных фантазий, представляя себя герцогом Клаудио, по прозвищу Сокол, который за несколько веков до настоящих событий жил в Руффано и держал в страхе все население городка. Эта грань между настоящим и будущим, вымыслом и реальностью, на первый взгляд такая тонкая, на деле оказывается настолько прочной, что разорвать ее может только смерть.

---

— Вы слышали новости? — спросила она.

Я вздохнул. Все повторялось сначала. Спасения нет.

— Весь день только их и слышу, — ответил я. — Даже книги на библиотечных полках полны ими. Взломано женское общежитие. Все девушки беременны.

— Ах, это, — нетерпеливо сказала она. — Кому это интересно? Надеюсь, у синьорины Риццио родится двойня… Нет, председатель художественного совета пригласил участвовать в фестивале всех студентов Э.К., которые этого захотят, в доказательство его уверенности, что мы не имеем никакого отношения к ночным событиям. Профессор Элиа от нашего имени принял его предложение, и сегодня вечером в старинном театре над пьяцца дель Меркато состоится собрание. Мы отправимся прямо отсюда, и вы должны пойти с нами.

Она смотрела на меня и улыбалась. Брат поддержал ее.

— Обязательно, — сказал он. — Вас никто не знает. Такое нельзя пропустить. Всем нам страшно любопытно, что будет говорить профессор Донати.

Интуиция подсказывала мне, что я это уже знаю.

Глава 13

Двери театра должны были открыться в девять часов. Мы пообедали у Сильвани и вышли из дома за пятнадцать минут до назначенного времени. Пьяцца делла Вита уже кишела студентами, которые стекались сюда из разнообразных пансионатов в верхней и нижней части города и дружно поворачивали на узкую виа дель Театро к самому театру. Джино и его спутников я вскоре потерял из виду, но брат и сестра Паскуале крепко держали меня за руки, и я чувствовал себя марионеткой, которую разве что не поднимают в воздух. Во времена моего отца театром пользовались редко. В строго определенное время давались концерты и оратории, случались выступления заезжих литературных знаменитостей; в остальные дни он оставался образцом прекрасной архитектуры, малоизвестным проходящим мимо туристам, да и самим гражданам Руффано. Теперь, как сообщили мне Паскуале, все изменилось. Благодаря ректору университета и председателю художественного совета театр был открыт круглый год. Лекции, спектакли, концерты, выставки, даже танцы — все это проходило в его благородных стенах.

Прибыв на место, мы обнаружили, что вход блокирован большой группой студентов, ожидающих возможности попасть внутрь. Паоло с решительным лицом протиснулся между ними, Катерина и я ни на шаг не отставали от него. Нас окружала веселая, добродушная толпа; студенты смеялись, переговаривались и в ответ на наши усилия толкали нас локтями. Я недоумевал, куда девалась дневная озлобленность, в чем причина такой резкой смены настроения, пока не вспомнил, что здесь нет антагонистов, — все студенты с одного факультета Э.К.

Открытие дверей было встречено радостными возгласами, и Паоло, еще сильнее сжав мою руку, втащил меня и маленькую Катерину в проход.

— Первый пришел, первый поел! — крикнул парень, стоявший в дверях. — Первые захватывают места и держат их.

Зал быстро заполнялся, хлопки откидных сидений летели под потолок, но вскоре их заглушила группа студентов на сцене. Под аккомпанемент гитар, барабанов и всевозможных ударных они пели самые современные шлягеры, и удивленный зал отвечал им восторженными аплодисментами.

— Что происходит? — спросил Паоло у студента, который в проходе рядом с нами отплясывал джигу. — Разве никто не собирается говорить?

— Не спрашивай, — ответил юноша, радостно трясясь. — Нас пригласили, вот все, что мне известно.

— Не все ли равно? Повеселимся на всю катушку, — рассмеялась Катерина и, встав передо мной, с неожиданной грацией пустилась в твист с явным намерением вовлечь в танец и меня.

Мне было почти тридцать два года, и я сознавал свой возраст. В Турине студентом я мастерски танцевал самбу, но то было одиннадцать лет назад. Групповоду не часто выпадает случай попрактиковаться в искусстве танца. Чтобы уж совсем не ударить в грязь лицом перед своими нынешними спутниками, я раскачивался в разные стороны, отлично сознавая, что мой танец являет собой весьма унылое зрелище. Вокруг стоял невообразимый шум. Всем и каждому было все нипочем, и я не без удовольствия подумал, что Карле Распа, несмотря на ее презрительное отношение к студентам Э.К., здесь тоже понравилось бы, но в зале не было никого, кто хотя бы отдаленно походил на сотрудников университета. Все были студенты, все невероятно молоды.

— Смотрите, — вдруг сказал Паоло, — наверняка это сам Донати. Вон там, садится за барабаны.

Спиной к сцене, я пытался повторять выкрутасы его сестры, но, услышав возглас Паоло, оглянулся. Он был прав. Альдо незаметно для всех вышел на сцену, занял место студента, сидевшего за барабанами, и сейчас демонстрировал собственное незаурядное мастерство. Гитаристы и ударники обернулись в его сторону, пение и выкрики сделались еще громче, и все собравшиеся в зале, поняв, кто это, с восторженным хлопаньем подались ближе к сцене. Полная противоположность его выходу в герцогском дворце, свидетелем которого я был в субботу. Сегодня — ни факелов, ни тишины, ни телохранителей, ни покрова тайны. Альдо с полнейшим пренебрежением к своему положению предпочел слиться со студенческой массой. И жест, и время были превосходно рассчитаны. Как и когда он все это спланировал?

— А знаете, — сказала Катерина, — мы не правильно о нем судили. Я думала, он такой же важный и недоступный, как остальные профессора. Вы только посмотрите на него! Можно подумать, что он один из нас.

— Я знал, что он вовсе не старый, — возразил Паоло. — В конце концов, ему, наверное, нет и сорока. Просто нам было не с кем его сравнивать, он не из нашей компании.

— Теперь из нашей, — сказала Катерина. — Мне плевать, что говорят другие.

Темп музыки возрос. Весь зал вертелся и прыгал под пульсацию гитар и треск барабанов. Затем, когда общее изнеможение достигло предела, неожиданно грянул финальный туш. Звук замер. Альдо подошел к краю сцены, и студент, один из гитаристов, откуда ни возьмись придвинул ему стул.

— Послушайте, — сказал Альдо. — Я кончил. Давайте поговорим.

Вытирая лоб, он рухнул на стул. Над залом пронесся смех и сочувственные возгласы.

Он поднял голову, улыбнулся и знаком пригласил всех сидевших и стоявших в передних рядах подойти ближе и собраться вокруг него. Я заметил, что огни в зале слегка померкли. У Альдо не было микрофона. Он говорил ясно и четко, словно беззаботно беседовал с самыми близкими из своих студентов.

— Нам следовало бы это делать чаще, — сказал он, все еще вытирая лоб. — Сложность в том, что у меня нет времени. Вам проще, вы можете выпускать пар по вечерам или на выходных — я не имею в виду вчерашнюю ночь, ее мы обсудим позже, — но для человека вроде меня, страдающего язвой и половину своих дней проводящего в спорах с профессорами вдвое старше его, которые упорно отказываются и пальцем пошевелить для того, чтобы сделать Руффано современным городом, а университет — современным учебным заведением, это не подходит. Кто-то должен бороться с этой замшелой академией, и я буду продолжать бороться, пока меня не выгонят.

Эти слова были встречены волной веселого смеха. Альдо с удивлением, возможно наигранным, огляделся.

— Нет, нет, я говорю серьезно, — сказал он. — Если бы они могли избавиться от меня, то избавились бы. Как избавились бы и от вас, от всех полутора тысяч, — у меня нет при себе цифр, но это примерно так. Почему они хотят от вас избавиться? Потому что они боятся. Старики всегда боятся молодых, они видят в вас угрозу всему их образу жизни. Каждый, кто выйдет из университета с дипломом факультета экономики и коммерции, — это потенциальный миллионер, более того, у него будет возможность способствовать развитию экономики не только этой страны, но и Европы, а то и всего мира. Вы — мастера, мои молодые друзья, и все это знают. Вот почему вас ненавидят. Ненависть рождается из страха, и ваши современники, у которых нет ваших мозгов, ваших экономических знаний и вашего понимания того, как можно и должно жить завтра, вас боятся. Никакой школьный учитель, никакой замызганный адвокат, никакой худосочный так называемый поэт или художник — а именно ими собираются стать студенты других факультетов — не имеет ни единого шанса рядом с вами. Будущее принадлежит вам, не позволяйте встать на своем пути горстке загнивающих профессоров и их жалким прихвостням. Руффано для живых. Не для мертвых.

Шумные аплодисменты встретили презрительный жест, которым Альдо отмел всех, кроме своих слушателей. Он подождал, пока они смолкнут, и подался вперед.

— Не мне говорить с вами подобным образом. Как председатель городского художественного совета, я не вмешиваюсь в университетскую политику. Мое дело — заботиться о сокровищах герцогского дворца, которые принадлежат всем вам, а не меньшинству, как кое-кто предпочитает думать. Я призвал вас сюда, потому что клика — не буду называть имен — хочет уничтожить вас. Они хотят сделать так, чтобы ваш факультет и все, за что вы стоите, вызывало у властей отвращение и вас убрали отсюда, вас и декана вашего факультета профессора Элиа. Тогда, полагают они, в Руффано восстановится патриархальный порядок и город снова впадет в спячку. Многообещающие школьные учителя, адвокаты и поэты будут править им по своему усмотрению.