Ричард Майлз - Карфаген должен быть разрушен

• Название: Карфаген должен быть разрушен
• Автор: Ричард Майлз
• Издательство: АСТ
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978–5–17–084413–5

Карфаген…

Наследник цивилизации финикийских мореплавателей, основавших множество колоний.

Богатейший город на западном средиземноморском побережье Африки, обладающий могучим флотом и боеспособной армией.

Торговая держава, господствовавшая в регионе задолго до прихода римлян.

И все же «Карфаген должен быть разрушен!»

Почему не покорен, не завоеван, а именно стерт с лица земли?

По каким причинам существование Карфагена сделалось столь невыносимым для его главного конкурента — молодой Римской республики?

---

Новый Геракл

Силен изобразил Геракла — Мелькарта как спутника и гида Ганнибала и его армии в долгом странствии, которое в свое время предпринял бог-герой со стадом Гериона{844}. На сходство между описанием Силена и сочинением Тимея не мог не обратить внимания Полибий, отругавший первого за предположение, что некий бог или герой помогал Ганнибалу, а второго — за включение в повествование сновидений и суеверной чепухи{845}. Однако в действительности позиции Силена и Тимея не совпадают. Геракл у Силена, как и на монетах Ганнибала, не греческий колонизатор, а представитель в равной мере древней сицилийской традиции, синкретический образ Геракла — Мелькарта. Ассоциирование Ганнибала с божеством предназначалось для того, чтобы представить карфагенского полководца как спасителя древнего Запада, воплощавшего долгую историю культурного сосуществования и взаимодействия греков, пунийцев и местного населения. Над этим привычным вековым человеческим общежитием теперь нависла серьезная угроза, которую создавал чужак — Рим. Силен перевернул старый тезис Тимея, использовавшего странствия Геракла по Западу для формирования греко-римского культурного и этнического альянса против Карфагена. Он представил Ганнибала поборником единства центрально-средиземноморского мира, существовавшего до Рима и об исчезновении которого можно лишь сожалеть.

В среде западногреческой интеллигенции не все разделяли тезис Тимея. Одним из диссидентов был сицилийский грек — Филин из Акраганта, написавший историю Первой Пунической войны и симпатизировавший карфагенянам. К Филину относились с уважением, к его сочинению обращались поздние историки, в том числе и Полибий{846}.[292] Он считал, и его аргумент впоследствии повторяли другие греческие историки, что стяжательство и алчность подвигнули римлян на оказание помощи мамертинам, послужившее причиной возникновения войны с Карфагеном, а не благородное стремление защитить слабого. На самом деле это мнение могли выразить многие сицилийские греки, скептически относившиеся к намерениям и римлян, и карфагенян. Диодор сообщает: Гиерон, царь Сиракуз, говорил, что своей помощью мамертинам римляне продемонстрировали всему человечеству, как можно «жалостью к тем, кто подвергается опасности, маскировать собственные устремления к выгоде»{847}.

Особое внимание Филин уделяет грекам, сражавшимся на стороне карфагенян в Первой Пунической войне, и тем самым он как бы отвергает этническое разделение, которое проповедовал Тимей{848}. Многие западные греки могли испытывать ностальгию по тем временам, когда они состязались с карфагенянами за господство в Центральном Средиземноморье. Теперь уже более полувека Великая Греция находилась под властью римлян. Минули десятилетия после первого конфликта между Карфагеном и Римом, и теперь уже для всех было ясно, что греческая Сицилия не возродится. Сиракузы Гиерона процветали и набирали силу, но, оставаясь номинально независимым царством, они превратились в послушного сателлита Рима. После многих лет относительно мягкого римского правления, когда сицилийские города на западе острова были предоставлены самим себе, в 227 году Рим усилил свое господство, назначив двух новых преторов, наделенных особыми полномочиями в отношении Сицилии и Сардинии{849}.

Язвительная критика Полибием аннексии римлянами Сардинии (как мы уже видели, он назвал этот акт «противоречащим всем нормам справедливости» и не имевшим «никаких разумных причин или поводов») свидетельствует о том, что ее не одобряли те греки, которые усматривали в ней далеко идущие замыслы римлян завладеть всем Центральным Средиземноморьем{850}. Даже в Сиракузах (союзнике римлян) предпринятая Гиеронимом, преемником Гиерона, перестройка отношений с Карфагеном указывала на то, что сицилийские греки утрачивали доверие к римлянам{851}. Изображая Геракла — Мелькарта в роли божественного спутника Ганнибала, Силен давал понять западным грекам: карфагенский полководец предоставляет им последнюю возможность вернуть утраченные свободы[293].

Сицилийское влияние на пропаганду Ганнибала прослеживается и в ее ярко выраженном эвгемеристическом характере. Именно на этом острове в конце IV века зародилась философия эвгемеризма[294] — идеи о том, будто боги — это обожествленные реальные люди, а мифология отражает происходившие в глубокой древности реальные события. Ведущую роль в концепции играл Геракл, так как он мог служить и наглядным примером превращения человека в бога, и синкретическим образом Геракла — Мелькарта, помогавшим единению различных народов, обитавших на острове{852}. Идея проницаемости грани между земным и небесным мирами была привлекательна и для пунийцев, и для греков, особенно в контексте поклонения Мелькарту. Эвгемеризм получил широкое распространение в эллинистическом сообществе. Александр Великий и его преемники с энтузиазмом стирали грань между земными и небесными ориентирами, утверждая божественное благословение своего властвования.

Теперь о связи между походом Ганнибала в Италию и тем, что мы назвали бы эвгемеристическим описанием странствия Геракла со стадом Гериона. Явно в духе эвгемеризма представлены десятый подвиг героя и его возвращение в Грецию в двух поздних греческих текстах — оба они (или по крайней мере один из них) проистекают из более ранних греко-сицилийских источников[295]. Наиболее полный вариант одного из текстов мы находим в произведении греческого ритора Дионисия Гали-карнасского, писавшего свой труд в последние десятилетия I века Геракл преобразован им из греческого героя-супермена в «величайшего полководца эпохи»{853}. Дионисий предполагает, что главной целью Геракла было покорение полуострова, однако, судя по тексту, он стремился прежде всего освободить его обитателей от тирании{854}:

«…Предводительствуя большими силами, пройдя всю землю вплоть до Океана, уничтожая всякую тиранию, тягостную и горестную для подданных, или город, оскорбляющий и позорящий близлежащие города, или преобладание людей дикого образа жизни, применявших нечестивые убийства чужестранцев, Геракл учредил законные царства, мудрое управление и для всех приемлемые и человеколюбивые обычаи. Сверх того, он перемешал эллинов и варваров, живших в глубине страны, с прибрежным населением, отношения которых до той поры были недоверчивы и которые были отчуждены друг от друга Он основал в пустынных землях города и повернул реки для орошения равнин, прорубил тропы в неприступных горах, а также изобрел еще и другое, так что вся земля и все море стали открытыми для всеобщей пользы. Геракл прибыл в Италию не в одиночку и не вслед за стадом коров (ибо местность не лежала на пути переправлявшихся в Аргос из Иберии и не считалась достойной чести проходу через нее), но для подчинения и властвования над людьми, ведя за собой большое войско и уже прибрав к рукам Иберию»{855}.

Дионисий затем описывает, как Геракл усмирил варваров-лигуров, пытавшихся заблокировать альпийские перевалы и преградить ему путь в Италию{856}.

В Италии Геракл сразился с Каком, которого Дионисий изображает «вождем вполне варварским, предводительствовавшим совершенно дикими людьми… и в силу этого представлявшим немалую трудность для соседей»: «Когда же Как узнал, что Геракл расположился лагерем в соседней долине, он, по-разбойничьи изготовившись, совершил внезапный набег, пока войско спало, окружил и угнал все, что сумел захватить из неохраняемой добычи». Потом армия Геракла осадила Кака, его крепости и сам он были уничтожены, а его земли перешли во владение к грекам и аборигенам, правителями которых были соответственно Эвандр и Фавн{857}.

В числе причин успеха итальянской экспедиции Геракла Дионисий называет и такое обстоятельство:

«Ведь он привлек изгнанников из покоренных тогда городов к участию в походе, а после того как воодушевил их на совместное военное предприятие, начал расселять их по завоеванным краям и даровал богатства, отнятые у других. Именно благодаря этому деянию возвеличилось имя и воссияла слава Геракла в Италии, а вовсе не из-за того, что он-де проследовал через страну, в чем не содержалось ничего достойного преклонения»{858}.

Сразу же обращают на себя внимание очевидные созвучия с итальянской экспедицией Ганнибала. Во-первых, Геракл подчеркнуто изображается в роли защитника и даже спасителя народов, угнетаемых и терроризируемых тираном-соседом, — прямая аналогия с покорением римлянами Великой Греции и остальной Италии. Во-вторых, мы читаем о том, что он «смешивает», то есть объединяет греков и варваров, и этот мотив тоже совпадает с одним из главных устремлений Ганнибала — объединить греков и карфагенян. В-третьих, Геракл преодолевает и широкие реки, и почти неприступные горы так же, как это делает Ганнибал в итальянском походе. И наконец, сражение с Каком, освобождение пленников и расселение их на завоеванных землях. Великодушное обращение Геракла с пленниками и изгнанниками напоминает нам о методах, к которым прибегал Ганнибал, стремясь отвратить от Рима италийских союзников (Рим олицетворяет разбойник Как).