Роузи Кукла - Познание французского языка

• Название: Познание французского языка
• Автор: Роузи Кукла
• Жанр: Эротика
• Год: 2105

Вся эта история была рассказана мне Светкой, помните, ту студентку, по фамилии Красивая? Она, после нескольких замужеств с сербами, наконец-то осела рядом с моим домом, купив себе в Сербии, Белграде, квартиру.

Ее нынешней, третий по счету муж, держит вместе с ней ресторан в новом Белграде, куда мы, с моим мужем Гораном зашли, как-то раз, и там с ней случайно познакомились. Видимо, она услышала мою русскую речь, когда я немного перепила ракии и тут же ко мне прилипла на долгие годы.

Она рассказала всю эту историю, а я ее лишь приукрасила, в силу своей эротической фантазии. За что прошу у вас прощения. Но, тем не менее, все или почти все, что ей было рассказано, так или иначе касалось судеб моих героинь. Потому, не могу не сказать о них, что было с ними дальше. Итак…

---

Терзаемая неясностью, я решила все — таки, к ней приблизиться, тем более, как мне показалось, появился повод — ее обнаженная грудь, которую надо поправить. Подошла и присела рядом с ее головой. Сижу и впервые ее так спокойно и пристально рассматриваю…

Да, красивая и добротная женщина! По крайней мере, о ней не скажешь, что ее мало. Много и даже с некоторым излишком, вон, этот излишек у нее вывалился и мне его надо…

Так и как же мне это лучше сделать? Может разбудить? И что тогда? Сказать ей. Ну и как я ей об этом скажу? Что, мол, Василиса, у тебя грудь обнажилась, так что ли? А если она решит, что это я ее специально вытащила…

Чушь! Самая настоящая чушь! Вот сейчас я… Так… Вот, сейчас…

Пробую слегка приподнять ее тело, но… Ой и тяжелая же она? Интересно, в ней сто килограммов или же больше? При ее росте, наверняка не менее того, тем более, при таких формах женщины…

Она спит и даже слегка похрапывает, выдыхая пары алкоголя прямо мне в лицо. Нет, мне надо, либо поправит ей то, что решила, либо уходить подальше, потому как я скоро стану точно такой же пьяной от ее выдохов. Итак, я осторожно…

Протянула руку, пальцы неожиданно утонули в мягкой и чуть прохладной снаружи, но такой неожиданно теплой ткани в глубине груди.

А она у нее очень мягкая, а еще… Так, достаточно, пусть уже так и останется, тем более ее сосок… А он смешной! Нет, правда! Хорошенько рассмотрела его, ореол и его бледно-розовый, нежный овал вокруг такого комично свернувшегося на бок, и как бы наполовину утопленного за овалом груди сосок.

А если я… Что за нелепая шутка? Только попробуй еще прикоснись! Если тебе так хочется, то надо было с ней соглашаться и вот тогда бы ты, уже с ними наигралась, как захотела бы. А пока что… Ну, что такое, еще?

Все, так только что осторожно проделала, заталкивая назад, под ткани лифчика, все обратилась вспять. И даже еще больше! Грудь плавно растеклась удивительно мягкой и приятной волной… Я снова, осторожно пальцами, подныривая под мягкую и такую податливую ткань груди, подбираю ее и осторожно перекатываю за ткани лифчика, которые, предварительно и слегка, вытянула из-под ее руки. Вроде бы лучше… А если она снова?

Потом я еще несколько раз туда, она назад, я снова, а она никак! Наконец, поняла, что все эти попытки для меня могут плохо закончиться, так как я, прикасаясь, каждый раз, все отчетливее ощущаю в этих касаниях какую-то сопричастность с ее телом, … Эге! Девочка! Да ее грудь никак волнует тебя?

Да ничего подобно! Подумаешь, просто я хотела ей немного помочь, вот и решила…

Решила, помочь… Разве это правда? А может, ты все же решила к ней прикоснуться? Коснуться ее тела, пока она спит? Может так?

Ну, может и только — от части, и так, только я не понимаю, к чему ты клонишь? Думаете, я, как мальчик буду сопеть, глядя на ее грудь? Так что ли? Да, у меня самой и потом, я уже такую видела, и я же, ведь сама, точно с такой же, как и у нее! Так, что, не надо меня стыдить, тем более…

Нет, не такой же! У нее, ты сама это почувствовала, а у тебя еще только она…

Ничего подобного! И не только, и ни такая уж она у меня и маленькая, а она ровно такая, какой и должна быть у девочки моего возраста!

А у нее, значит…

Да, у нее она такая по ее возрасту и потом, женщина с такой грудью она уже может спокойно малыша накормить, потому как, у такой груди есть место для …Постой, постой, что это?

Смотрю и только сейчас замечаю, что ткань лифчика вокруг ее соска увлажнена. Почему? Это же…И сразу же от нее, как от прокаженной! Она что же, рожала, родила? Когда?

Ну, что ты городишь, причем здесь, рожала, родила? Она что же, тебе об этом сама рассказывала? И ты уже ее ребеночка видела? Нет, это что-то другое? Тогда от чего у нее молоко выступает из груди?

Лихорадочно все, что знала, в голове перебирала…Может, это у нее от того, что она с кем-то…Ой, мамочки! Да, это же, от меня у нее! Это я ее грудь тискала, мяла, заталкивая в тесный для ее груди лифчик, вот она и взяла, да и выпустила молоко… Что? Какое еще молоко, ты чего? Откуда у женщины молоко? Вот если бы она родила, то, тогда…

Неужели она родила? Вот дела?

От такой мысли я так заволновалась, что тут же на выход, за помощью и выяснениями обстоятельств, своего открытия. Думала, что те красивые и длинноногие, все о ней, о своей начальнице знают?

— Постой, ты куда? — внезапно ее, парализующий меня голос.

— Я, э…Ты спала и я решила, что в следующий раз я к тебе….

— Врешь! Ничего ты, как всегда, не решила! … Ты вот, что, уходи, а завтра с утра ко мне заходи, а пока, что я…

Она пытается встать и шевелит своими телесами, стараясь усесться удобнее, при этом свободной рукой пытается на место заправить свою отвисающую тяжелую грудь… А потом, заталкивая ее, куда надо, поднимая на меня пьяные, почти бессмысленные глаза, говорит, усмехаясь:

— Постой, так это ты, оказывается, меня лапала, а я-то думала, кто меня так терзает во сне? А это, оказывается, ты! Ну, теперь иди ко мне!

Я разворачиваюсь и нервно прыгаю к выходу на первые ступени лестницы, как тут, она мне в спину:

— Она! Это она дает ему деньги!

Я по инерции, из-за нервного напряжения своего разоблачения и через две ступени перебираю ногами вверх, к выходу, как тут…

— Мать! Твоя мать! — бросает мне в спину что-то чудовищно неправдоподобное…

Ноги все еще автоматически переступают, и я вылетаю пулей в помещение офиса, потом, ничего не разбирая, никого не узнавая, вылетаю стремглав на улицу…

И это ее «мать твоя», я сначала, как «мать твою» воспринимаю, как ее ругательство, потому что, я ее плохо расслышала и сразу не понимаю… А затем, оно в меня, словно разрывными пулями в спину, в голову ударяет и от немыслимой догадки, словно разрывает на части! Она сказала: мать, мать твоя! Моя мать! Я не ошиблась? Она не ругалась, а так о моей матери высказалась? Потому я тут же закрутилась на месте от боли и осознания непоправимого…

Если бы не она, так я бы на того, да убила бы его! Убила бы!!!

А ведь, я чувствовала, каким-то неведомым чутьем, ощущала это в ней, нет, в нем… Нет!!! Нет, такого быть не должно совсем! Чтобы он и моя мать?!!! А может, она все же, ругалась и я не расслышала? Потому я сразу же к ней и назад!

Как я залетела назад, не помню, а только к ней на трясущихся от напряжения ногах, нет, не пришла, приползла…

Она, как сидела, так и сидит, понуро опустив низко голову и как будто — бы, спит.

Спит? Да как она смеет? И я, уже открывая рот и собираясь на нее закричать, что она ошибается, что она не права, потому что такого не было и не будет никогда!

— Иди ко мне, Котеночек… — вдруг, мне так мягко, сочувственно, что я, обливаясь слезами к ней сама потянулась…Обняла и прижалась, утопая в ее теле, тепле, а потом, поднимая глаза, расплываясь от слез с видением ее лица:

— Ну, почему? Почему?

Она гладит и нежно целует мое зареванное лицо.

— Мир жесток! Ты взрослеешь и тебе пора рассчитывать только на саму себя, как это делают настоящие и взрослые женщины.

— Ну, почему она? Она? Да, как она могла?

— Эх, девочка! Ты еще сама не испытала того, что чувствует и как хочет женщина, потому тебе многое будет еще не понятно. А вот мне все понятно!

— Что, что тебе понятно?

— А то, что ей так давно не достает, чего ей так хочется больше всего в жизни, то рядом и само в руки дается ей и так ее соблазняет…И не каждой, особенно, для молодой и покинутой всеми молодой женщины хватает выдержки и к себе уважения, чтобы не принять и устоять. Не каждой…

— Но, у нее же, есть все! И потом, семья, а как же папка и я?

— А вот так! Сорвалась, не устояла и с головой, как обычная баба, в этот водоворот страстей и такой ей желанный, соблазнительный омут…

— Так что же, она с ним и в омут? Что и даже не по любви?

— А кто его знает, что у женщины в голове? Вот и ты, порой, сама ничего не понимаешь и ко мне лезешь и лезешь…

— И вовсе не лезу, скорее наоборот, это ты ко мне…

— Ну, вот, наконец-то чухался мой Котенок! Так ты, чей, а Котенок? Ее или уже со мной?

— Знаешь что! Иди ты…Ну, что у тебя за манеры? Я же к тебе с такой болью, за разъяснением, а ты?

— А что я? Я, как всегда! У меня все хорошо! Вот посмотри на меня! И я не одна и со мной рядом пригрелся такой хорошенький и миленький котенок, потому мне так хорошо!

— Ага, хорошо, а из твоей груди так и брызжит твое молоко…

— Что?

Потом она не стесняясь, при мне. — На подержи, — говорит, почему-то мне, хотя может халат свой спокойно сбросить, хотя бы и на пол.

Обнажилась, покоряя меня своими телесами, а потом, прямо передо мной, завела руки за спину и …

— Ну и где же здесь, что ты увидела у меня? — спрашивает, опуская на руки бретельки лифчика и удерживая внушительные опустевшие тряпичные мягкие чашечки лифчика в руках. При этом плавно покачивает передо мной своими отвислыми и прекрасными образованиями, полными, отвисающими, молочного цвета и с такими сморщенными, нежно-розовыми и выступающими сосками.