Марсель Прево - Полудевы

• Название: Полудевы
• Автор: Марсель Прево
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 978-5-906-13769-2

Как выжить светской девушке в европейской столице и сохранить порядочность, если финансы твоей семьи на исходе, а круг кредиторов все теснее и развязнее? Как пробиться в Париже красивому и статному юноше, если его единственный спонсор однажды внезапно умирает, а любимая девушка-парижанка сама в поисках средств?

Любовь не продается! Или, все-таки продается? Этот, далеко не праздный вопрос, задает Марсель Прево в своем, пожалуй, самом популярном романе.

---

От Максима ускользнула легкая ирония, с которой Гектор произнес свою, по-видимому, почтительную фразу. Лицо Максима просветлело, он пожал руку Гектора.

– A, мистер, я очень рад… я помню отлично… Тессье… в восемьдесят пятом, не так ли?

– В восемьдесят третьем, – поправил Гектор.

– Восемьдесят третий… Вы из «Deux Sevres»?

– Да, из Партенэ. По вашей отличной памяти я припоминаю, каким вы были прекрасным офицером.

– Я очень любил свое дело, – сказал Максим с оттенком грусти.

В это время подошел Поль Тессье, потом мадам Шантель и Рувр, изумленные интимной беседой молодых людей. Всех удивил случай, который свел их через десять лет.

– Случай не особенно романический, – заметил Поль, – мистер Шантель был три года офицером и знал около двух тысяч рекрут и, вероятно, встречал их с тех пор более тысячи.

– О, несносный математик! – сказала мадам Рувр. – Все цифры, все доказательства, что все случившееся – должно было случиться. А я называю эту встречу необыкновенной, из нее видно, что эти молодые люди должны стать друзьями.

– Верю вашему предсказанию, – решил Гектор. – И если мистер Шантель пробудет еще какое-то время в Париже, надеюсь, что он воспользуется услугами таких старых парижан, как я и мой брат, хотя мы и родились в Партенэ. Прежде всего, сделайте нам удовольствие отобедать с нами завтра в ресторане.

Максим обещал; они продолжали разговаривать уже по-товарищески, оба, вспоминая прошедшее, переживали невозвратное прошлое, о котором, достигнув тридцати лет, приходилось уже сожалеть. Тем временем, появились новые гости: мадемуазель Дюклерк, жена модного художника-пастелиста, который никогда не показывался вместе с ней; она представляла собою гризетку, придавая себе пикантность девической прической «a la Boticelli»; за нею показался «дамский» романист Андре Эспьен, южный человек, с взъерошенными волосами, упрямый и болтливый; мадам Аврезак с дочерью Жюльетой, обе брюнетки, худенькие и хорошенькие, похожие больше на сестер; наконец, кузина Мод, Дора Кальвель, маленькая девушка, уроженка Кубы, с лицом цвета недозревшего лимона, с волосами синеватого отлива, она говорила, точно декламировала и бросала вокруг огненные взгляды. Она вошла одна; компаньонка осталась в прихожей.

Мод отвела Жакелин в сторону:

– Кажется, дело идет недурно!

– Да, но не следует допускать слишком большой дружбы между Шантелем и обоими Тессье… Ты знаешь, когда мужчины в союзе между собой, значит, они против нас.

– О! В Гекторе я уверена.

– А в Поле?

– Ты права. Но Поля я держу в своих руках.

Она сделала Полю знак подойти к ней.

– Прекрасный сенатор, – сказала она ему игриво, – вы пропустили у меня сегодня самую хорошенькую гостью.

Поль улыбнулся:

– Знаю. Это я и послал ее к вам.

– Что вы? Вот плутовка! Она мне и не сказала.

– Она боялась идти, а я уверил ее, что вы добрый, хороший товарищ… для тех, кто не стоит вам поперек вашей дороги, – прибавил он с улыбкой.

– А я обещала ей устроить у нас дебют и созвать весь Париж. Знаете, она прелестна и вы – счастливый сенатор.

– О! – возразил Поль, – я, как говорят в оперетках, могу быть только ее отцом.

– Который желал бы повышения, – проговорила Жакелин сквозь зубы. – Во всяком случае, сестра моя очень любезна с вашей дочерью, не правда ли?

– За это, – продолжала Мод, понизив голос, – я хочу вашего участия в одном проектируемом деле, успех которого очень важен для меня.

Поль указал взглядом на Максима.

– Он?

– Да. Гектор, мой – союзник. А вы?

– Я также, без сомнения… Тем более, что жалеть не придется этого солдата-хлебопашца. О, посмотрите!.. Аарон и Жюльен!..

Сюберсо, корректный и бесстрастный, входил в зал в сопровождении маленького кругленького человечка, с потным лицом, покрытым прыщами и походившего на франкфуртского ростовщика, несмотря на английский покрой платья, на блестящую шляпу и сапоги. Он был представлен торжественно:

– Барон Аарон, директор католической фактории.

Толстенький человечек раскланивался направо и налево, пожимал руки и изображал собой что-то вроде мячика, который бросали друг другу по ковру.

– Мадемуазель, – пробормотал он, подходя к Мод и доставая конвертик из бокового кармана, – вот ложа на завтрашнюю оперу…

– A! Мерси, – сказала просто девушка и положила билет на столик.

Общество разбрелось по обоим залам, разделилось на партии сообразно своим вкусам. Эспьен увлек мадам Аврезак в будуар Мод; их не было видно, но время от времени слышался взрыв мгновенно сдерживаемого смеха, тотчас заглушаемый шумным аккордом на фортепиано. Жюльета Аврезак подсела к Сюберсо и напевала ему вполголоса, как бы что-то выговаривая, что выражалось в ее резких, нервных движениях; а он слушал совершенно равнодушно, смотря на недавно подаренную Аароном картину Тернера на стене. За чайным столом Вальбель и Летранж потешались над Дорой Кальвель, к большому удовольствию Жакелин, Марты и Мадлен; и маленькая креолка, с несколько раскрасневшимися желто-лимонными щечками, ворковала как голубь, весело отвечая между смехом обоим мужчинам:

– Дикарку! Mистер Вальбель!.. вы хотите, чтоб я позировала для дикарки… Нет, благодарю… Вы очень деликатны, нечего сказать!

– Да нет же, поймите, наконец, – говорил Вальбель, – это ведь не обыкновенная дикарка, это Rarahu… поэзия… любовь… одним словом, ваш тип.

– И костюм божественно пойдет к вам, – заметил Летранж.

– А какой костюм!.. О! вы смеетесь надо мной, потому что считаете меня глупенькой… Я уверена, что костюма вовсе нет.

– Да неправда же, есть листья… много пальмовых листьев… Это очень прилично, их надевают, сколько хотят.

– Конечно, – сказала Жакелин, – я непременно позировала бы для мистера Вальбеля, если бы у меня был тип.

А на ухо Марте она шептала:

– Ты увидишь, Дора согласится. Она бесподобна.

Дора, подумав, сказала:

– Маман никогда не позволит.

– О! – заметил Летранж, – к чему же говорить ей… Вас будет провожать в мастерскую эта милая мадемуазель Софи.

Это была компаньонка Доры, известная в обществе некоторых парижских кутил своей кротостью и безмолвием. Ее усаживали на стул в прихожей, она немедленно засыпала и вставала с места только, когда ее будили.

Маленькая Кальвель обдумывала. Наконец выговорила фразу, от которой все ее подруги разразились безудержным смехом:

– Ну, хорошо! я согласна… Только дайте мне слово, что лица моего не будет видно.

Максим, оставшись один, после того как он представил Гектора своей сестре, смотрел по сторонам, слушал и спрашивал себя: «Не сон ли это? Не из другого ли какого мира я пришел сюда? Неужели, это нравы и язык новейшего времени! Эти разговоры точно в пивной, которые, вероятно, еще уступают тем, которые ведутся вполголоса… Эти темы, которые даже не стараются скрывать… И это отвратительное слово, которое беспрестанно раздается, как поощрение к свободным разговорам; „Мой флирт…“ Она делала „флирт…“ Мы делали „флирт…“ Это „флирт“ моей дочери… Так вот какие люди окружают Мод… Вот что она видит… слышит… Что же…»

Мод еще ни слова не перекинулась с ним. В эту минуту она взглянула на него, заметила, что он слышит вольную болтовню Летранжа и Вальбеля, окруженных вольными пташками, поняла, что он неприятно изумлен этим, и прямо подошла к нему.

– О чем вы задумались, Шантель? – спросила она, пристально смотря на него.

– Я думаю, – серьезно ответил Максим, – что мне никогда не следовало бы выезжать из моего захолустья Везери, так как я такой провинциал и землепашец.

Помимо его воли в словах этих звучала вся горечь, которую он испытывал, сравнивая себя на глазах любимой женщины с этими изящными, блестящими светскими болтунами, как Летранж, Ле Тессье или Сюберсо.

– Так вы хотите возвратиться в Везери? – с расстановкой спросила Мод.

– Да, я сопровождал матушку в Париж, потому что она не умеет путешествовать одна. Она останется здесь, сколько предпишет ей доктор Левер. Я же здесь совсем не нужен, потому вернусь в Везери и приеду только за ней. Париж слишком велик для меня; даже когда я нахожусь в нем, как теперь, например, мне кажется, будто меня здесь нет. Моя родная страна с ее простыми берегами, долины с их таинственной волшебной далью, ближе моему простому сердцу.

– А! – вздохнула Мод, опустив глаза.

Максим продолжал, постепенно вдохновляясь звуком собственного голоса:

– Эти уединенные места сделали меня таким, каков я есть, похожим на них… У меня сердце бьется в унисон с сердцами моих пастухов, от зари до зари живущих в созерцании природы, чувства мои скромны, но так глубоки, что раз запав в душу, держат ее в оцепенении очарования, одного напоминания о них достаточно, чтобы наполнить несколько месяцев моей жизни… Здесь, в Париже, чувствуют быстро и мало; слово также быстро и кратко, как чувство; я же говорю медленно, потому что скоро выразить было бы трудно такие глубокие чувства… Извините, я сам не знаю, к чему говорю вам это.