Александра Окатова - Дом на границе миров

• Название: Дом на границе миров
• Автор: Александра Окатова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9905780-9-8

Яркая, образная проза Александры Окатовой рассчитана на самого взыскательного читателя. Психологическая достоверность и обилие конкретных деталей соседствуют с элементами сказочности, мистики, что делает ее произведения по-настоящему увлекательными. При этом автор в каждом рассказе ставит перед нами вечные вопросы человеческого бытия и пытается найти на них свои ответы.

---

Александра Окатова Дом на границе миров

Я окончила Институт инженеров геодезии, аэрофотосъёмки и картографии с красным дипломом. Трудилась в Производственном картосоставительском объединении «Картография» составителем географических карт, затем редактором, потом начальником отдела, пока в 1996 году не перешла в частное издательство «Дизайн. Информация. Картография» и по 2005 год работала там главным редактором. С моим участием вышли в свет учебные и научные атласы: школьные – географические и исторические, а также такие фундаментальные, как «Атлас мира. Европа» (ПКО «Картография»), «Историко-культурный Атлас Коми» («Дизайн. Информация. Картография»), «Историко-культурный Атлас Бурятии», «Атлас Татарстана», «Большой Атлас России», «Универсальный Атлас мира», «Атлас туриста», автодорожные атласы России и Европы.

В 2006 году резко поменяла жизнь: вступила в Творческое объединение современных художников. Создаю уникальные авторские куклы в единственном экземпляре из фарфора. Участвую в крупнейших международных кукольных выставках, являюсь их призёром. Мои куклы отмечены в книгах «Большая иллюстрированная энциклопедия. Художественные куклы», «Мужские куклы», публикуюсь в журналах «Кукольный мастер», «Мир кукол», «Талант».

Два года назад жизнь опять удивила меня: я начала писать по рассказу в день. Пишу рассказы, похожие на сказки, и сказки, похожие на рассказы, с лёгким привкусом философии, фантастики и мистики, которая, как мне кажется, всегда присутствует в обычной жизни, просто не все замечают это. Люблю смаковать чувства и искать архетипическое в обыденном.

В 2013 году вышли мои сборники рассказов: «Недоступная принцесса» и «Принц на горошине», сборник стихов «Опавшие листья». В 2014 году после окончания Высших литературных курсов им. И. А. Бунина выпускники, и я в том числе, издали сборник рассказов «Шахерезада +». И ура! Меня приняли в Союз писателей России.

Не могу не писать. Или могу писать?

От автора

Вот ведь как бывает: живёшь, как живётся и ни о чём особо не заморачиваешься. Случается (ключевое слово – случай) с тобой всякое-разное, и ты думаешь, что только с тобой эти уникальные события происходят! Но в один прекрасный, а может, не прекрасный момент ты испытываешь нечто вроде шока узнавания или просветления, прозрения что ли, вдруг понимаешь, что всё, что с тобой происходило, на самом деле никакое не уникальное событие, а вполне себе обычная, банальная, избитая (вот бы знать, кто их всё-таки избивает?), затёртая до дыр песня, которой много-много тысячелетий, несть числа её участникам, повторам; бродячий, так сказать, сюжет, этакая архетипическая история из области коллективного бессознательного, спасибо незабвенному Карлу Густавовичу Юнгу, который это бессознательное заприметил, схватил за хвост и вытащил на всеобщее обозрение, где тогда его все дружно увидели и с воодушевлением стали пользоваться!

Так и я: жила себе беспечно и ничего дальше своего носа не видела. Когда количество беспечности превысило критическую массу, и жить стало практически невозможно, потому что чувства разрывали меня на части, произошёл взрыв, осветивший все тёмные закоулки моей жизни. Оказалось, что события моей личной жизни не то чтобы уникальны и неповторимы, а, напротив – они архетипичны! Только чтобы увидеть это, надо было пережить кризис (душевный такой кризис), после которого банальные избитые истины начинают сиять ослепительным светом осознания!

Ты понимаешь на собственной шкуре, что, оказывается, всё связано со всем, как паутина: дёрнешь за одну ниточку, а дрожь пройдёт по всей жизни, о чём я написала повесть «Южная ночь. Рондо», замкнутого, состоящего из одного единственного, расходящегося как паутина, предложения: о себе, о моей семье, что откуда берётся и куда девается; и как хочется попытаться запечатлеть нежное, хрупкое, мимолётное дыхание жизни, напрасно…

Банальность «день долог, а век короток», как и любая народная мудрость, кажется затёртой, но как же она сияет, когда ты ощутишь её на себе – это рассказ «Десерт»: два ангела, чёрный (чёрные тоже ангелы) и белый на спор, забавляясь от нечего делать, предлагают девушке десерт – жизнь в виде лакомства: съест она его за раз и умрёт или растянет удовольствие? На самом деле это – аллегория быстротечности жизни, только это понимаешь, когда десерт почти уже съеден…

Банальность «я тоскую по ушедшим родителям» превращается в рассказ о границе двух миров, где в одном из них родители умерли, а в другом, за тонкой гранью, они – живы, и ты можешь выбрать в каком из них остаться…

Трюизм «девушки едят мозги своих возлюбленных» становится канвой рассказа о том, как хочется, чтобы кто-то тебя по доброй воле накормил – мозгами, кровью, поделился жизнью, короче. Рассказы об этом собраны в первой части книги «Мышка летучая».

Избитая истина «Каин убил Авеля», а у меня в рассказе «Коля и Ваня» предателем оказывается Авель, Ваня, то есть…

Банальность «совесть – элемент сознания», а у меня в рассказе «Совесть» её обладатель, Вадим Анимподестович Испод-вывертомский, желает вырезать свою совесть хирургическим путём, точнее, выжечь, а она, оказывается, потом опять разрастается, да ещё в такой ветвистый экземпляр! И шкалу оценки интенсивности переживания мук совести, и величины порога оной я разработала, пока обдумывала, что же такое совесть. И почему, если её нет, то перед вами не человек вовсе, а пустое подобие…

Избитая истина «я страдаю от любви» становится рассказом «Нож». Что некоторые так и живут с ножом в сердце, и очень его любят, и никогда с ним не расстанутся, и он сладко так ходит в сердце, потому что ты бог, если у тебя нож с сердце – чего тебе бояться, когда у тебя нож в сердце?

Бродячий сюжет «Спящая красавица» – в моём рассказе каждая женщина – спящая красавица (не пробудилась чувственность!), пока её не разбудит подходящий принц, и почему именно этот, а не какой-либо другой? Загадка! Он её поцелует, и спящая красавица проснётся, а не поцелует подходящий, так и проживёт она всю жизнь, ничего не чувствуя, во сне!

Сказка «Королева Ночи» – о том, что не жаль отдать любимой свою кровь, свою жизнь, поделиться с ней своей душой, если паче чаяния, у неё таковой нету…

А ещё у меня есть рассказ о потомке знаменитой Принцессы на горошине, принце, педантичном таком, аккуратисте! Хранит бабулину горошину в домашнем музее под стеклянным колпаком, а к нему в гости приходит молодая принцесса, и что дальше? А дальше рассказ – «Принц на горошине». И другие истории о принцах и принцессах района Текстильщики.

Часть первая Мышка летучая

Мышка летучая

Утро в московской квартире в старом районе типа Таганки или Автозаводской или Сокольников, на ВДНХ тоже были такие дома, но сейчас уже не осталось. Вместо них – новые и не очень, блочные, а эти – кирпичные, в районе Сокольников такие ещё остались, метростроевские, как их называли лет двадцать назад. Сейчас уже никто и не помнит, быстро меняется людское население. Как трава. Исчезает без следа, без тоски, без печали.

Ещё раньше здесь был двухэтажный с балконом домик, перед ним сосна выше крыши, дом жёлтый, как желток. Теплый. Сейчас на этом месте остановка. Номер автобуса 714, можно даже предположить по номеру, когда его пустили, но он идет по маршруту 98, поэтому судить насколько он свеж, могут только местные, с Мазутки.

На следующей остановке бывшего 98-го, а теперь 714-го был магазинчик, когда ещё автобуса-то не было, ни 98-го, ни 714-го, магазинчик одноэтажный белёный, как домик у сосны, только не жёлтый, а белый. В магазинчике были продукты, овощи.

Картошку покупателям отпускали как везде в то время – по чеку: сначала пробьешь, а потом подставляешь свою авоську и тебе по наклонному жёлобу продавец отсыпает из таза, в котором он взвешивал на весах с гирями и лебедями, а таз медный, порцию картошки. Картошины толкаются, бегут, грохоча, по жёлобу прямо тебе в авоську. Она-то в этот магазин ходила за ручку с мамой, по пути, возвращаясь из Сокольников. После прогулки. Она была тогда совсем маленькая, трёхлетняя, и шла из Сокольников с полными карманами желудей, гладких, блестящих, с шершавой шапочкой и острым носиком, поросятки такие.

А на улице у магазина была всегда куча угля, тогда топили углём. И около желтого домика, и у магазина были палисадники: деревянный штакетник, и в них, в палисадниках тех, по осени цвели золотые шары. Огромные, с мужской кулак, такие, что, когда под дождём цветы тяжелели, куст расходился, разваливался под их весом. Цвели долго, у чашечки появлялись подзасохшие лепестки, но сам цветок ещё долго держался под осенними дождями.

А вдоль железнодорожного полотна – те дома метростроевские, розово-кирпичные с высокими, выше чем в хрущобах, потолками, с высокими окнами и большими комнатами.

В таком доме на восьмом этаже на кухне, под работающий телевизор, за круглым, оставшимся с послевоенных времён столом сидел мужчина. Он внимательно слушал новости. Она, та, которая собирала жёлуди и любила золотые шары, сейчас двадцатилетняя, вышла из ванной с полотенцем вокруг груди, тоненькая, гибкая и одновременно ломкая, как подросток, есть элегантность в неуклюжести? Кому как, а ему нравилась незавершенность, незаконченность юности, милая неопределенность. Она встала как вкопанная, услышав последнюю фразу репортажа: тело девушки обнаружили на железнодорожных путях, она покончила с собой. Она не стала спрашивать мужчину, каковы были причины, и нарочито деловито занялась завтраком.