Ксения Драгунская - Секрет русского камамбера

• Название: Секрет русского камамбера
• Автор: Ксения Драгунская
• Жанр: Драматургия
• ISBN: 978-5-17-087601-3

Ксения Драгунская — драматург и прозаик, автор детских и взрослых рассказов, романа «Заблуждение велосипеда» и множества пьес, идущих в театрах России, ближнего и дальнего зарубежья.

В сборнике «Секрет русского камамбера» все куда-то едут или, в крайнем случае, собираются: пастух едет в Москву учиться на поэта, тихоокеанский туземец прибывает в российскую глушь переждать обещанный на родном острове ураган, москвичи путешествуют по русскому бездорожью без определенной цели, но с любовью к родине и соотечественникам, а извилистыми коридорами московских коммуналок персонажи легко и неожиданно выходят к морю.

В сборник также включена пьеса, давшая название книге.

---

Батюшка волновался, что будет мало народу.

Кинем эсэмэски, созовём народ, предложили мы. Ещё успеют, подтянутся. Если кто-то интересуется такими мероприятиями… Мало ли…

— Да не надо. Пусть будет как на самом деле есть. Пусть видят, что мы в затруднительном положении. Приход деревенский, далёкий, бедный…

Действительно далеко.

Мы ехали целый день, с раннего утра, по пробкам на кольцевой и на трассе, останавливались заправляться, перекусывать, даже купались, когда съехали на просёлочную.

Увидели речку за домами, на задах деревни, чёрные баньки вдоль берега.

Остановились искупаться, но Вадик не хочет, не идёт в воду, говорит, в этой речке проститутки с трассы купаются.

Вадик, говорим мы, не хочешь — не купайся, может, у тебя трусы такие, что стыдно людям показать, не купайся, фиг с тобой, нам-то что, но это открытый водоём с быстрым течением, далеко от больших городов, нормальная вода. Мы тебя очень любим, спасибо, что везёшь нас к батюшке, который твой одноклассник, но, пожалуйста, не гундось, сиди на бережку. Где ты тут видел проституток с трассы, где сама трасса, это такая глушь, мы битый час трясёмся по грунтовке… А ты, Вадик, тормоз и бестолочь.

И мы купаемся. Вода прозрачная до самого дна, и мелкие рыбки шныряют. Блаженство!

Приходят две грязноватые девушки, они курят и сплёвывают. Н-да, Вадик… Ты, конечно, лучше нас знаешь местную реальность… Пошли-ка отсюда. Где тут ближайшая аптека? Берём три пузыря миромистина на всю братию… Да нет, это не проститутки, говорит Вадик. Это из поселковой школы, библиотекарша и по физкультуре, я их знаю, они за малиной ходили…

Архиерей прибыл назавтра к вечеру, караваном, цугом, на нескольких машинах и микриках, со своими певчими и ассистентами.

Кадило архиерейское необыкновенно звонкое, звонкий шелест, мы такого никогда раньше не слышали. И ладан, ладан тоже несказанный, особенный, архиерейский, дышать не надышаться. У простого батюшки такого ладана не бывает.

Отслужили быстро, чуть больше часа.

Владыка высокий, статный, седой. И видно, что болеет, привык служить и быть на людях, превозмогая боль, а уйми эту боль — не почувствует облегчения, только недоумевать станет, так уже с ней свыкся.

И всё равно до сих пор ясно, что в молодости был красив сногсшибательно, ураганом «Виктория» прошёлся по женским судьбам, ну а потом уж… Что уж… Не наших умов дело… Пути Господни неисповедимы…

Старушки в нарядных платочках и мамаши из тех, кто потрезвее, с младенцами на руках, а ещё дачницы пенсионного возраста в самых лучших, «выходных» спортивных костюмах выстроились в очередь под благословение.

— Спаси вас всех Господи, прошу ваших молитв, — строго блеснув очками, Владыка перекрестил всех собравшихся и пошёл из храма на раскалённый, выжженный небывалой жарой двор.

Там его сотрудники уже грузили в машины чёрные кофры с облачением и реквизитом.

За трапезой было тихо. Архиерей рассказал несколько украинских анекдотов. Никто не понял. Несмешные какие-то. Это потому, что здесь украинских слов не знают, а переспросить стесняются.

Он встал из-за стола и, не обращая внимания на хлопотливые возражения сопровождающей братии и матушки, самолично собрал себе в маленькую корзиночку кушанья, которые не возбраняются ему в соответствии с диетой по состоянию здоровья.

Архиерей побыл совсем немножко, с полчаса. Ему завтра служить в другой сельской церкви, в далёком районе, на границе с Псковской областью.

Уехал архиерей, увёз своё волшебное кадило…

Матушка сняла с головы косынку, пригладила волосы, присела у окошка, а мы помогали прибраться на столе и молчали.

— А я знаю, почему Владыка любит к нам приезжать, — сказал меньшой сын батюшки. — Он потом на плотине останавливается, купаться.

— Ждали-ждали, а нам даже слова доброго не сказали, не спросили, как мы тут, — сказал батюшка.

Но тут стала подваливать родня, матушкины племянники и сёстры, друзья и соседи, доедать архиерейское угощение.

Теперь, при своих, батюшка повеселел, попросил разрешения снять подрясник, остался в белой маечке и джинсах, умылся ледяной водой.

Он выпил рюмочку, потом половинку и ещё половинку и заговорил о пришельцах, о роботах и клонах. Скоро коров будут доить роботы.

— А если коровы сами будут роботами? — спрашивает меньшой сын.

— Ну как это коровы — роботы? А молоко тогда откуда… Коровы пока что будут живые, настоящие, если, конечно, пришельцы нам своих не пришлют. А они уже скоро… Зачем повесили красные телефонные аппараты на синих железных столбах в каждой деревне?

— Так это… чтобы люди звонили…

— А как звонить?

— Так это… карточку надо, и звонишь…

— То-то и оно, а карточек ни у кого нет, и не сказали, где брать карточки, а телефоны висят и даже сами собой звонят иногда.

— Уж и звонят?

— Да, точно, — подключается кто-то из гостей, — помнишь, стояли в очереди в автолавку, ещё Саня-тракторист бухой всё шутил, а тут телефон как зазвонит…

— Вы трубку-то сняли?

— Саня и снял, так он бухой, «алё-алё», а там ни звука…

— Кто ж с бухим разговаривать будет?

— Трубку всегда надо снимать, — серьёзно сказал батюшка. — Это пришельцы звонят. Проверяют, есть ещё в деревне кто живой или можно уже высаживаться…

— У нас батюшка всё время шутит, — объяснила матушка.

— Значит, если трубку не снимают, они подумают, что сюда уже можно пришелиться? — глаза младшего сына батюшки загораются.

Мы сходили искупаться. Эта речка (не та, на которую грешил Вадик, другая, её соседка и подруга) привыкала принимать всё больше и больше людей, и выражение у неё было почти такое же кроткое и усталое, как у подмосковных.

А Вадик опять не хотел купаться. Говорил, там внизу, на дне, кто-то сидит. Сидит и на него смотрит. Вадик постоял на берегу и домой пошёл. Уникальный тормоз.

С купания мы вернулись уже в светлых сумерках, а в этих краях очень долго светло, всё-таки триста вёрст к северу от Москвы.

За столом Вадик и батюшка негромко пели Гребенщикова под гитару.

Мы выпили чаю с толчёной чёрной смородиной и разбрелись спать.

На рассвете что-то звякнуло и стукнуло негромко, железякой об дерево, как будто открывали калитку, вынимали из петельки большой старый крючок. И ещё раз, так же, железкой об деревяшку, когда закрывали калитку.

В чердачном окошке виднелось светло-серое небо.

Казалось, что день будет пасмурный, а это просто солнце ещё не взошло.

Утром ждали батюшку, он не вышел, мы думали, ну мало ли, дел много, требы и хозяйство, искупались, позавтракали и уехали.

А батюшку потом долго искали, на серьёзном уровне. И вертолёты поднимали, и спасатели прочёсывали леса. Представитель епархии и следователь по особо важным из области жали друг другу руки…

Но не помогло.

Матушка с детьми переехала к родителям. Дом закрыли, и доброхоты присматривали, чтобы электрогенератор и картошку на огороде не растащили местные колдыри.

Старушки ждали, что вот-вот пришлют нового батюшку. Молились по домам. Шептались и про медведя, и про беглых зэков, и про любовницу в соседнем районе…

Мы тоже молились, кстати. Ходили искать.

Он ушёл, а мы остались ходить в полях, оглядывать холмистый простор, и небо, облачное и тёплое, наклоняется к нам поближе, чтобы лучше расслышать, как мы спрашиваем: «Где он теперь? Почему? Что случилось?»

И дерево, дикая яблоня у грунтовой дороги, качается в ответ: «Не знаю, ой, не знаю, что и сказать…»

А Вадик, хоть и тормоз и бестолочь, сразу догадался.

Позвали человека, и он ушёл — к тем, кто гораздо понятнее архиерея, важнее детей и матушки, роднее мокрой травы и птиц…

Народы

Действуют:

Вадим Иванович, представитель местной власти

Надежда, сельская учительница

Гость

Рассказчик

Октябрь, в полях ветер и листья, и кажется, что октябрь везде, на всём белом свете, и листья летят по всей земле…

В кабинете Вадима Ивановича, главы сельской администрации, уютно, натоплено, пахнет яблоками, печкой.

На стене портрет президента, икона Николая Чудотворца и карта района.

Вадим Иванович сидит за столом и смотрит на своего гостя — невысокого щуплого мужчину в кепочке, джинсах и пиджаке, смуглого, темноглазого, явно нездешнего, «неместной» наружности.

Гость сидит на стуле перед столом Председателя, с любопытством глядя по сторонам.

Входит Надежда, молодая учительница сельской школы.

Надежда. Звали, Вадим Иваныч?

Председ. Давай, Надежда, помогай разбираться. Видишь, гость у нас.

Надежда смотрит на гостя, и он молча приветливо улыбается ей.