Александр Амфитеатров - О ревности

• Название: О ревности
• Автор: Александр Амфитеатров
• Жанр: Публицистика

«Убійство въ Царскомъ Селѣ баронессою Врангель сестры своей, Чернобаевскій процессъ въ Москвѣ и рѣчи и ходатайства женскаго конгресса въ Парижѣ заставили печать и общество снова разговориться на тему о ревности, мирно спавшую въ архивѣ чуть ли не со временъ „Крейцеровой сонаты“…»

---

Надо надѣяться, что въ новой семьѣ, которую слагаетъ феминистическое теченіе, Бальзаминовымъ и Ничкинымъ не останется ни времени, ни охоты для споровъ объ энергіи мужской и женской любви, о бякахъ и лякахъ, – и что вмѣстѣ съ тѣмъ вылиняютъ тогда многія романическія красоты-безобразія современной любви, въ томъ числѣ, если не околѣетъ, то присмирѣетъ и «чудовище съ зелеными глазами» – ревность. Я далекъ отъ мысли, чтобы феминистъ или феминистка были застрахованы отъ ревности вовсе, но прививка оспы рѣзко понижаетъ возможность зараженія оспою натуральною, a въ семьѣ, гдѣ роль женщины потеряетъ свою спеціально половую окраску, утратятъ интенсивность и чувство половой принадлежности, и, истекающія изъ него, страданія, обиды, скорби уязвленнаго самолюбія. Рождается ревность изъ чувства собственности, a главнѣйшіе пособники ея, – мало чѣмъ, кромѣ половыхъ функцій (хотя бы и съ материнствомъ, включительно!), занятая мысль, слишкомъ большой досугъ y праздныхъ и сытыхъ людей, предоставленныхъ распущенному самоуглубленію: считать свои обиды и взвѣшивать свои достоинства. Гдѣ мужъ и жена хорошо и постоянно заняты общимъ трудомъ, ревность имѣетъ мало успѣховъ, и слабы они, a формы ея, даже при рѣзкости, крайне наивны и первобытны. Некогда фигурничать и изощрять праздную тонкость ощущеній въ такомъ простомъ и грубомъ дѣлѣ, какъ жизнь. Въ крестьянствѣ ревность гораздо рѣже, чѣмъ въ высшихъ классахъ, и это вовсе не по неразвитости или какому-либо «упадку нравственности», – ибо уличенная въ невѣрности жена претерпѣваетъ, за измѣну, въ крестьянствѣ нашемъ круто и люто, – но просто потому, что нѣтъ времени и охоты рабочимъ людямъ тратить себя на ревнивыя подозрѣнія, когда и поле, и домъ не ждутъ. Принципіальный ревнивецъ, одержимый вѣчнымъ страхомъ за вѣрность жены, – для деревни всегда посмѣшище, нѣчто въ родѣ дурачка, либо маньяка. Болѣе или менѣе такъ оно и во всякой трудовой средѣ. Чувства трудового товарищества пригашаютъ половой огонь, a гдѣ онъ не полный властелинъ, тамъ всегда есть возможность разсудку столковаться и справиться съ ревностью. Въ обществѣ будущаго къ ревнивцамъ станутъ относиться, какь мы относимся къ malades imaginaires, иппохондрикамъ, жертвамъ чрезмѣрной мнительности. Можетъ быть, даже и лечить ихъ будутъ, что и теперь, правду сказать, по большей части, весьма не лишнее.

Ревность – дочь неравенства половъ. Въ разсказѣ г. Зенгера герой возмущается, что жена его взбѣсилась только за то, что онъ эстетически провелъ время съ ея бывшею соперницею. А, строго-то разбирая, жена-то вѣдь, при всей нелѣпости ея поступковъ, по-своему, какъ чадо буржуазнаго строя, очень права. Ибо, помимо оскорбленнаго самолюбія, и тотъ инстинктивный страхъ, о которомъ я говорилъ выше, «страхъ за потерю своего рынка», имѣлъ въ этомъ случаѣ всѣ видимыя основанія заговорить властно, громко и, какъ водится съ перепуга, глупо. Помилуйте! Бѣдняга сидитъ и штопаетъ штаны, a супругъ разливается соловьинымъ краснорѣчіемъ y сосѣдки. Женѣ – «поганые штаны», a сосѣдкѣ – вся эстетика души! А, по возвращеніи, разнѣженный своею эстетическою ночью, лѣзетъ къ женѣ съ ласками. Да – что же тутъ удивительнаго, если она оттолкнула его и послала къ чорту? Очень стоилъ!

– Слушайте вы, милостивый государь мой! Если я вышла за васъ замужъ и терплю за вами жизнь, въ которой нѣтъ ничего пріятнѣе вашихъ объятій плюсъ штопанье вашихъ штановъ, то благоволите въ этой куплѣ-продажѣ вести себя, по крайней мѣрѣ, честно и принадлежать мнѣ въ той полности, какая бракомъ предполагается. На то же, чтобы вы лучшую часть себя отдавали другимъ женщинамъ, a мнѣ досталась изъ васъ только свиная половина – на такой дѣлежъ я не согласпа. Спать съ собою можете купить кокотку, штаны штопать – наймите горничную. A y меня есть гордость, достоинство человѣческое, и исполнять при васъ обязанности кокотки и горничной – въ то время, какъ «перлы души своей» вы изволите помѣщать въ другой банкъ, – я не могу. Вы нечестный контрагентъ и обсчитываете меня самымъ некрасивымъ манеромъ!

Такъ отчитала бы героиня г. Зенгера своего благовѣрнаго, если бы имѣла достаточно хладнокровія. Но пятый часъ утра, послѣ безсонной ночи, плохое время для хладнокровія, и потому, вмѣсто резоннаго объясненія, бѣдная дама осыпала эстета безсвязною бранью, платоническій предметъ его обозвала «сволочью»… и, за честь предмета, получила оплеуху. То-то вотъ y насъ: въ гостяхъ-то эстетика, a дома-то – послѣ эстетики – плюхи.

Недавно смотрѣлъ я пошлѣйшую пьесу Джерома К. Джерома «Миссъ Гоббсъ»; она, кстати, какъ разъ начинается именно апоѳеозомъ супружескаго примиренія послѣ мужниной оплеухи! Имѣется въ пьесѣ этой третій актъ – на яхтѣ, пользующійся наибольшимъ успѣхомъ y зрителей-буржуа. потому что нѣкій Кингсеръ Старшій посрамляетъ тамъ феминистку и читаетъ ей очень краснорѣчивую мораль, цѣликомъ, впрочемъ, выкраденную изъ Шекспирова «Укрощенія строптивой». Я позволю себѣ напомнить условія этой сцены, потому что они характерны для многихъ антагонистовъ женской самодѣятельности и равноправности. Кингсеръ увѣряетъ феминистку, миссъ Гоббсъ, что яхту ихъ сорвало съ якоря и, въ туманѣ, несетъ въ открытое море. Поэтому – ему надо работать на палубѣ надъ снастями, a ей – тѣмъ временемъ – готовить завтракъ и, какъ миссъ Гоббсъ справедливо опредѣляетъ, «быть одною прислугою». Пока миссъ Гоббсъ учится «быть одною прислугою», Кингсеръ сидитъ сложа руки и разглагольствуетъ о прелестяхъ женщины-домохозяйки, господски покрикивая на дѣвушку всякій разъ, что она неловка… Проповѣди очень трогательны, буржуа аплодируютъ, а, когда Кингсеръ декламируетъ апологію материнства, многіе вынимаютъ носовые платки и держатъ ихъ y глазъ: такъ оно чувствительно.

– Послушайте! – говоритъ ему миссъ Гоббсъ, – a вамъ нечего дѣлать на палубѣ?

– Нѣтъ, – съ чистосердечіемъ отвѣчаетъ Кингсеръ, – покуда нечего.

И вотъ получается картина, которой не предвидѣлъ Джеромъ, отдавая свои симпатіи врагу феминизма: дѣвушка трудится, какъ чернорабочая, – краснобай сидитъ праздно и точитъ нравоучительныя лясы, – a на палубѣ ему, дѣйствительно, дѣлать нечего, потому что онъ – лгунъ: совсѣмъ яхта не сорвана съ якоря, и никуда не плыветъ, a смирнехонько стоитъ на своемъ мѣстѣ, не требуя никакихъ о себѣ заботъ, и только густой туманъ въ воздухѣ препятствуетъ обманутой дѣвушкѣ разобрать все это плутовство.

Ей-Богу же, это можетъ быть символомъ! Это обычная картина устной и печатной борьбы съ феминизмомъ! Туманъ въ воздухѣ, жупельныя слова, чувствительное склоненіе слова «семья» во всѣхъ падежахъ, краснорѣчивыя доказательства, что женщина должна посвятить себя «своему дѣлу» y печки, чтобы мужчина могъ спокойно дѣлать «свое дѣло» y кормила общественнаго корабля, – a пресловутый корабль-то совсѣмъ и не думаетъ двигаться, и велерѣчивые проповѣдники сами про то отлично знаютъ, да хитро молчатъ, пока «баба приручится»… A та-то, въ довѣрчивости, кипятитъ «труженику» молоко, мелетъ-варитъ кофе, жаритъ котлеты!

Начинается обманомъ – поддерживается туманомъ – разрѣшается въ чернорабочую кабалу.

Хорошо еще, что на туманы есть солнце!

И оно засіяетъ, и будетъ правда на землѣ!

1904.

III А. В. Зенгеру

Collega!

Берусь за перо съ чувствомъ глубочайшаго раскаянія, что незаслуженно обвинилъ въ своей статьѣ о ревности вашего героя-эстета, будто онъ поколотилъ свою ревнивую жену, тогда какъ онъ «только облилъ ее водою, въ виду крайняго ея бѣшенства», что, справедливо замѣчаете вы, «рекомендуется и врачами въ случаяхъ всевозможныхъ истерикъ, какъ женскихъ, такъ и мужскихъ». Не могу, однако, не замѣтить, что опыты гидропатическаго лѣченія, производимые мужемъ надъ женою въ пятомъ часу утра, при томъ послѣ громкой супружеской сцены, смѣлою необычайностью своею нѣсколько извиняютъ мою обмолвку, – тѣмъ болѣе, что, по наблюденіямъ многихъ ученыхъ, не всѣ женщины любятъ, чтобы мужъ внезапно опрокидывалъ имъ на голову кувшинъ съ водою, и, для успѣшнаго выполненія подобной операціи, паціентку надо крѣпко держать, a то вырвется и убѣжитъ. Не могу также не замѣтить, что мужъ, который, возвратясь отъ дамы сердца въ пятомъ часу утра, лѣзетъ къ женѣ за ласками, a будучи обруганъ и отвергнутъ, обливаетъ ее водою, можетъ быть женою легко принятъ самъ за находящагося въ крайнемъ бѣшенствѣ – и даже до связанія его черезъ призванныхъ дворниковъ, что иногда тоже рекомендуется врачами, конечно, не изъ поклонниковъ системы no restreint.

Исправивъ эту свою ошибку, я, къ сожалѣнію, немогу взять обратно своей антипатіи къ вашему гидропату – и, конечео, не потому, что – ахъ, какъ смѣшно! съ бабою не справился! – что приписываете вы мнѣ; collega, сказать правду, по совершенно субъективной и произвольной догадкѣ, которой противорѣчитъ все мое отношеніе къ женскому вопросу. A потому, что, послѣ вашихъ новыхъ разъясненій типа, онъ опредѣлился еще яснѣе: страдалецъ съ сердцемъ, вложеннымъ въ два банка – съ идеальною дамою для чувствъ возвышенныхъ и хорошенькою женою для домашняго обихода. А, при протестѣ домашняго обихода: «ежели я твоя нераздѣльно, то не угодно ли и тебѣ быть моимъ полностью»! – мы выливаемъ домашнему обиходу на голову кувшинъ воды, и, развязавшись съ ревнивою обузою, красиво удаляемся въ какую-то принципіальную женобоязнь: «женщины опошляютъ жизнь ревностью… онѣ ужасны…. ничтожество вамъ имя, женщины»!.. Этотъ Гамлетъ-обливатель – продуктъ «эстетическаго рабовладѣльчества», collega, и оченъ скверный, потому что капризный, изнѣженный неврастенически избалованный – именно тою широкою свободою выбора женщины, о которой писалъ я въ прошлый разъ и которою вы сами теперь характеризуете «любовь» вашего героя: