Николай Спешнев - Китайцы. Особенности национальной психологии

• Название: Китайцы. Особенности национальной психологии
• Автор: Николай Спешнев
• Жанр: Культурология
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9925-0634-1

В книге впервые в отечественном востоковедении на большом фактическом материале, с максимальным привлечением источников на китайском языке рассматриваются особенности психического склада — этнического характера и этнического сознания китайцев. В частности, приводится анализ ментальности китайцев, их образа мышления, функциональности головного мозга, коммуникативных особенностей, эстетических взглядов, невербального общения. В книге также рассматриваются проблемы детского воспитания, психологии китайских женщин в семье и браке.

Книга предназначена для китаеведов, специалистов в области психологии, социологии, широкого круга читателей, прежде всего тех, кому в силу обстоятельств приходится постоянно контактировать с представителями этой древней цивилизации, а также тех, кто интересуется особенностями китайской культуры.

---

В настоящей главе достаточно подробно были описаны отличительные черты китайского национального характера. Китайским и зарубежным исследователям удалось всесторонне подойти к решению этой непростой задачи. В последующих главах мы постараемся установить и объяснить те факторы, которые оказывают непосредственное влияние на формирование статических и динамических компонентов психологии китайцев.

Глава 4 «Идеальный герой». Внутренняя совершенная мудрость и внешняя царственность (нэй шэн вай ван)

Идеальный тип — это построенное особым образом понятие предмета или явления. Понятие «идеального героя» также построено своеобразным способом, согласно тому образцу, который существовал в головах мыслителей Древнего Китая. Важной задачей в определении фундаментальных основ психологии китайцев является рассмотрение понятия «идеального героя». Многие черты китайского национального характера и этнического сознания связаны именно с этим понятием.

Устойчивое словосочетание нэй шэн вай ван («внутренняя совершенная мудрость и внешняя царственность») впервые встречается в даосском памятнике «Чжуан-цзы» (IV–III вв. до н. э.), в главе под названием «Тянься» (Поднебесная) [19, с. 243]. Данное словосочетание более точно можно перевести следующим образом: «Постигнув [учение], станешь совершенномудрым, а применив [его] на практике, станешь совершенным правителем» [84, с. 325] — и толковать как внутреннюю совершенную мудрость и внешнюю царственность, обозначающие гармонию внутреннего и внешнего идеалов.

В последующие времена данное понятие использовалось в основном конфуцианскими мыслителями. Хорошо известно, что именно конфуцианское учение во многом определило параметры формирования мышления и национального характера китайцев. В «Большом словаре Конфуция» про данное словосочетание сказано: «Нэй шэн вай ван. Идеальный характер, в понимании древних конфуцианцев, подразумевает крайне высокую степень духовности, накопленную внутри человека. И это является добродетелью совершенномудрого человека. Если она проявляется во внешних [поступках], то это — правление вана» [84, с. 487].

Данное понятие не раз переосмыслялось китайскими философами ХХ в., которые решали проблемы места и роли традиционных китайских идеалов в культуре настоящего и будущего [19, с. 243].

Категория шэн «совершенная мудрость», или «совершенномудрый», есть традиционное для китайской культуры обозначение высшей степени интеллектуально-нравственного и духовного совершенства, реализуемого главным образом в способности к идеальному правлению. Как известно, в современном китайском языке шэн означает «святой», а шэн сян — «святой лик» или «икона». Сюнь-цзы (IV–III вв. до н. э.), по-видимому, впервые определил «совершенномудрого человека» (шэн жэнь) как лицо, воплотившее в себе все результаты своих устремлений к самосовершенствованию.

Согласно конфуцианской традиции (и не только), совершенномудрыми принято считать полумифических и исторических правителей древности. Это Яо (традиционная версия — 2356–2255 гг. до н. э.), Шунь (2255–2205 гг. до н. э.), Юй (считается основателем династии Ся; 2202–2197 гг. до н. э.), Тан (Чэн Тан, основатель династии Шан; 1766–1753 гг. до н. э.), Вэнь-ван, У-ван, Чжоу-гун (основатели династии Чжоу; XII–XI вв. до н. э.).

Как известно, в эпоху Шан-Инь, в начальный период существования династии Чжоу, важнейшим элементом древнекитайского мировоззрения был культ предков. В этот культ входило также почитание мифических героев древности — мудрых правителей Яо и Шуня, укротителя рек Юя и др. Мифы изображали их великими благодетелями человечества. Считалось, что духи умерших влияют на жизнь и судьбу потомков.

Философы V–III вв. до н. э. часто обращались к мифам, чтобы обосновать свои концепции истинного правления и свои нормы правильного поведения человека. В частности, мифические герои, государи Яо, Шунь, Юй были превращены в идеальных героев древности, которым надо было подражать.

Если в раннеконфуцианской традиции понятие шэн относилось исключительно к идеалу правителя, то в неоконфуцианстве оно было сближено с понятием цзюньцзы (благородный, совершенный муж, которого Конфуций ставил ниже совершенномудрого), что подразумевало возможность достижения высот этого идеала «средним» человеком в результате самосовершенствования.

Возникает вопрос, насколько правомерно судить о национальном характере китайцев, опираясь на факты из жизни полумифических личностей, и насколько они репрезентативны. Согласно Л. Бруму, репрезентативная личность есть либо, во-первых, статистическое среднее, выведенное по большинству (в этом случае используется метод анкетирования), либо, во-вторых, общие характерные черты представителей этнической группы, их основная ориентация и мировоззрение, которые не подвержены влиянию извне. Наконец, в-третьих, это особые представители духовной культуры, т. е. крайнее меньшинство [74, с. 1–2].

Мы избрали третий путь исследования. Правда, положительный момент состоит лишь в том, что здесь речь идет о легендарных полумифических личностях, которые, согласно китайской традиции, отнесены к идеальным героям. Использовать для изучения национального характера этнофора в качестве объекта исследования неординарные личности — путь достаточно рискованный, если не порочный. Об этом можно судить по книге Ван Юйбо и др. «Доблестные русские» [73], в которой авторы выводят психологию русских, основываясь на личностных свойствах таких «идеальных» русских героев, как Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина Вторая, Сталин, Хрущев. С другой стороны, именно легендарных китайских императоров легче всего подвести под общий знаменатель с учетом существующей социальной системы, объявить «идеальными» и наделить теми качествами, которые нужны для обоснования собственных суждений и теорий.

При жизни древнекитайские мыслители имели мало возможностей для осуществления своих идеалов, однако самым неожиданным образом в процессе идеализации совершенномудрых их мысли и идеи пустили корни. Так древние правители стали символом китайской культуры.

Идеализация легендарных личностей характерна для всех идеалистов всех времен. Идеализации подверглись и древнекитайские императоры, правление которых было объявлено «золотым веком» китайской истории. Совершенно очевидно, что чем меньше имеется фактов и следов исторических деяний кого-либо, тем легче его идеализировать. Всех легендарных императоров в своем сочинении «Юань дао» («Истоки дао») объединил Хань Юй, который стремился возродить авторитет конфуцианской мысли и восстановить общественные порядки «золотого века». Что касается танских и сунских конфуцианцев, то идеализация легендарных императоров была им нужна для борьбы с даосизмом и буддизмом. А в доциньскую эпоху такой идеализацией занимались Конфуций, Мэн-цзы и Мо-цзы. Конфуцианец Сюнь-цзы уже с сомнением относится к идеализации императоров древности, а Лао-цзы вообще их не упоминает. Чжуан-цзы хоть и упоминает временами Яо, однако нередко резко критикует его вместе с Шунем и Юем. Хань Фэй-цзы продолжил традиции легистов, укрепив одновременно свои сомнения по поводу необходимости идеализации легендарных императоров, которую начал еще Сюнь-цзы. Он назвал Яо, Шуня, Тана и У-вана великими смутьянами, в результате чего сам стал считаться самым знаменитым ниспровергателем авторитетов.

О «популярности» исторических личностей и их суждений и поступков в древние времена можно судить по частоте их упоминания великими мыслителями доциньской эпохи. При этом такие упоминания укладывались в определенную систему, и легендарные идеальные герои рассматриваются в «единой связке». У Конфуция в «Лунь юй» хоть и встречаются (9 раз) имена Яо, Шуня, Юя, Цзи, Вэнь-вана, Чжоу-гуна, однако в этих разрозненных упоминаниях нет никакой системы. Таким образом, для передачи дао последующим поколениям (дао тун) им был заложен лишь фундамент. А вот Мэн-цзы упоминает их 33 раза, добавив Тана и У-вана. Трижды они выстроены у него в систему [74, с. 4]. Что касается Мо-цзы, который выступал против идеализации эпохи Чжоу, то и он 11 раз выстраивает легендарных императоров в определенном порядке, правда, без Чжоу-гуна, а по отдельности упоминает их 55 раз [74, с. 5]. Как и Мэн-цзы, Мо-цзы использует их для проповеди своих идей, идеализируя их, подчеркивая такие их качества, как «почитание мудрецов, соблюдение церемониала захоронений и всеобъемлющую любовь». Он еще более умело, чем Мэн-цзы, использовал понятие «идеальный герой» для пропаганды своих идей.

Уже в 1923 г. Цянь Сюаньтун выражал сомнения по поводу того, что Яо и Шунь являются историческими лицами, считая их всего лишь идеализированными героями. Он идет дальше, высказывая предположение, что и все остальные легендарные императоры, вплоть до Чжоу-гуна, также есть плод вымыслов [74, с. 6]. Ссылки на труды тринадцати классиков, по его мнению, стали делом обычным и в какой-то мере формальным.