Андрей Курпатов - Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии

• Название: Индивидуальные отношения. Теория и практика эмпатии
• Автор: Андрей Курпатов
• Жанр: Психология

Монография посвящена феномену эмпатии – ключевому «параметру» психотерапевтического процесса и необходимому «условию» процесса развития личности. Здесь рассматриваются суть, форма, основные характеристики эмпатии, а также дифференциальная диагностика и способы реализации эмпатии. Книга представляет взгляд на эмпатию с точки зрения Востока и Запада, объясняет роль эмпатии в процессах формирования и развития личности, дает описание феноменов социогенной агрессии, социального одиночества и кризиса института брака.

«Индивидуальные отношения – это сущностные отношения. Мы можем входить в контакт с я-отождествленными и я-неотождествленными ролями человека, с его мировоззрением, характером, установками… но можем взаимодействовать и с ним самим. Ведь то главное в человеке, что важно для нас – это он сам. Потому что только через него мы и можем быть самими собой, настоящими. В таких индивидуальных отношениях – с самим собой, с миром, с людьми – скрыт огромный потенциал внутреннего роста. Не помнить об этом, не уметь видеть эту часть жизни, и не использовать этот потенциал – это преступление».

---

Но это еще не все, ведь если мы сгруппируем информацию, самоощущение и идеи – то получим недееспособный хаос. Четвертое необходимое звено в этой системе – избирательность. Познавая, мы «выхватываем» из познаваемого только часть имеющихся в нем элементов и связей, и мы выхватываем эту часть не случайным образом, а ориентируясь на собственные нужды. То есть, мы берем то, что нам нужно, а не то, что там есть. Поэтому механизм гештальтирования (в самом широком понимании этого слова) оказывается жизненно необходим нам для существования нашего познания. Именно целенаправленная работа с этим механизмом позволяет человеку развивать сложные формы своего познания – познавать не только значения, но смысл, а также суть рассматриваемых вещей.

Поразительно, но мы способны воспринимать, ощущать не только звуковые колебания или потоки света, но и широкие смысловые подтексты, приближаться к сути явлений, хотя, казалось бы, не имеем на то никаких специфических рецепторов. По сути, это новые модальности, данные нам нашим познанием, гносеологические модальности. Как мы умудряемся ощущать «смысл» или схватывать «сущность»? Дело в том, что ощущает всегда кто-то, и именно в этом секрет нашей способности ощущать сущности, поскольку то, чем мы сами обладаем, – дает нам о себе знать. Грубо говоря, когда наша сущность входит в контакт с другой сущностью, она изменяется в этом отношении, и само это измение воспринимается нами как ощущение. И для того не нужны никакие специальные «рецепторы».

«То, что называется “вчувствованием”, – пишет об этом С.Л. Франк, – особое сознание внешней мне по бытию, но сходной со мной по содержанию реальности, – сознание, осуществляемое в чувствах, которые я при этом испытываю как “не мои”, а навязанные мне “извне”, – может выходить за пределы моего “я” не как иллюзия, не как состояние моего собственного я, хотя и чужеродное мне, а способность познавать другую, внешнюю мне реальность, только при условии, что соответствующая реальность мне как-либо уже дана вне и до всякого “вчувствования” в нее. Я могу, конечно, “вчувствоваться” в чужие душевные состояния, но лишь при условии, что я уже знаю, что таковые, а тем самым “чужие души” или “сознания” вообще существуют»4. Другими словами, через отношение сущностей мы способны чувствовать иную сущность.

И С.Л. Франк продолжает: «Дело идет, напротив, о реальности, которая становится мне явной, открывается мне как таковая именно в силу того, что она направляется на меня и затрагивает меня, как луч живой динамической силы, – более того, о реальности, которую я не могу иметь иначе, чем вступив с ней, как с чем-то по существу родственным мне, в некое несказанное общение. […] Мы здесь снова наталкиваемся на тот основоположный факт (опрокидывающий все рационалистические теории знания), что мы с полной достоверностью и непосредственной очевидностью знаем о существовании того, содержание чего от нас – по крайней мере непосредственно – скрыто»5. Это уточнение очень важно в связи с предстоящим разговором об индивидуальных отношениях.

Познание, которое осуществляет личность человека, разумеется, невозможно без этих новых модальностных элементов, обеспеченных гносеологическим и онтологическим векторами открытой системы психологии человека. «Материалист» (философ, опирающийся в своей логике на «верифицируемую объективность»), конечно, отнесется к этим новым модальностям скептически. В своем познании для него значимы цвет, геометрическая форма, время в произвольно выбранной им системе счета и так далее. Но чего стоят эти его заключения, ведь он не оперирует в своем мышлении (где проводят все эти манипуляции с цветом, формой, временем) ни цветом, ни формой, ни временем, а только с их психическими отражениями. Как говорил по этому поводу Дж. Кришнамурти: «Ум имеет дело только со своими собственными проекциями, лишь с тем, что исходит от него самого, он не имеет никакого отношения к тому, что вне его»6.

Впрочем, от «идеалиста» (философа, который не брезгует абстракцией и не пытается соотноситься в своей работе с «физиологическими» модальностями) в такой ситуации не больше проку, чем от «материалиста». «Математик – изобретатель, а не открыватель», – говорил Л. Витгенштейн7. Идеалист оперирует идеями в сфере чистых идей и с помощью тех же идей. Но каковы отношения этих идей к объективной данности? Чего стоит идея, не имеющая субстрата с теми полномочиями, на которые она претендует?

Не получая поддержки ни у «идеалистов», ни у «материалистов», психософия возвращается к понятию эйдоса и говорит об эйдесизме как о таком отношении с миром, когда приоритетными оказываются не предметы материального мира – «материализм» (овеществления), и не системы идей (будь то математика или система И. Канта) – «идеализм» (опредмечивания), а сущности – эйдосы. Эйдос – это то, что рождается в отношении сущностей – нашей сущности с сущностями других вещей. Это то, что рождается в пространстве сущего (или бытия), то есть обнаруживает себя до процессов овеществления и опредмечивания вещи. Мир эйдосов стоит прежде мира предметов и прежде мира идей, это родственное нашему существу представительство существующего, данное нам благодаря сущностности наших с ним отношений.

Процесс развития личности есть в этом смысле двунаправленное движение: с одной стороны – это разрушение прежней структуры личности (ее ролей, обеспечивающих формальные отношения), а с другой стороны – это постепенное приобщение к миру сущностей, через обретение способности входить в сущностные отношения с другими людьми и миром в целом. Процесс развития личности ведет к эйдесизму, сама же личность и способ ее существования – это скорее препятствие к достижению этого мира эйдосов. Личность, трудолюбиво сформированная социумом, – это хороший, но конвейерный продукт, а “ручная работа” только предстоит. И проделает ее сама личность, и если эта работа будет успешной, то в первую очередь это скажется на способе существования личности, заложенном социумом, а это – роли, отождествление, двойственность, одиночество…

Все наше поведение – это роли. Конечно, мы не артисты и мы не наигрываем, но мы разные в зависимости от ситуации, от группы, в которой находимся. Даже мимолетное настроение – и то сказывается на целом спектре наших отношений и, конечно же, меняет наше поведение. А если мы такие разные, будучи одними и теми же, разве не логично воспользоваться понятием «роли»? Тем более, что, каково бы ни было наше настроение, личность, добротно взращенная социумом, не позволит себе хулиганить в общественном месте, будет чопорно вести себя в театре и в зале судебных заседаний, с долей услужливости и с показным уважением – при начальнике, ну и тому подобное. Другими словами, мы, благодаря своим «ролям», выполняем множество социальных обрядов, даже не замечая этого. Это касается и работы, и семьи, и досуга, и секса, и всего остального. А если личность где-то «позволит себе лишку», «сыграет» что-то не по «сценарию», то засмущается, застыдится, а может быть, даже почувствует вину.

«Надо поступать так-то и так-то» – в голове каждого из нас существует такой «внутренний кодекс». И хотя он держится «на одном честном слове» и не имеет никаких оснований, кроме практики и веры, у нас лично он не вызывает ни малейшего сомнения. Причем, мы уверены, что все вокруг (по крайней мере, большинство людей) думают точно так же, что, разумеется, величайшее заблуждение. Но иллюзия правильности нашего «кодекса» не оставляет другим шанса на оригинальную точку зрения по тем вопросам, на которые у нас есть своя. Многие из этих «интроектов», как назвал бы их Фредерик Пёрлз, не осознаются нами как внешне-усвоенные, приобретeнные нами, обусловленные определенными средовыми обстоятельствами. Мы свято уверены в том, что они «объективны», что это данность, подвергать сомнению которую просто глупо. И это не родное нам, но наше внутреннее содержание лишает нас адекватности, а в результате и дееспособной адаптивности. И виной всему – наша способность отождествляться с тем, чем мы не являемся, и личность без этого была бы невозможна.

Отождествление – один из самых непростых вопросов в рамках описания способа существования личности. Большинство психологических проблем содержат в своeм основании сложное отождествление с тем, что не является действительной ценностью, но считается таковой по причине отождествления себя (или чего-то иного, но действительно ценного) с нею. Вопросом отождествления много и успешно занималась психосинтетическая теория, хотя, к сожалению, не столь многопланово, как бы того хотелось. Желание цельности – знакомо каждому из нас. «Вот это цельный человек», – говорим мы, и в этом высказывании заключен весь идеал человека, но трагичность отождествления заключается как раз в том, что посредствам отождествления невозможно достичь искомой цельности. Действительная цельность – это системность, а системность всегда рождается изнутри, и достичь цельности, интроецируя элементы внешнего в себя, невозможно. Заниматься «собиранием» «интроектов» можно и целенаправленно, и бесцельно, но цельность все равно не возникнет, возможно, сформируется жесткая, закрытая система, но не цельность.