Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6496 ( № 6 2015)

• Название: Литературная Газета 6496 ( № 6 2015)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

– Строптивый человек, вы видели, как он упирался, – возмущался Койзер, – «я думал», «мы решили», ещё чуть-чуть – и за водкой бы послал кого-нибудь из нас. Может, оттереть его?

– Не спеши, Генрих, у нас уже давно к их фанаберии привыкли. Выслушаем, согласимся и сделаем так, как это выгодно нам. Мой министр поставил конкретную задачу, а он сам на конкретику ни за что бы не решился, значит, добро от дядюшки Сэма спустилось. Мы обязаны сделать всё, чтобы ослабить власть сегодняшнего президента в этих восточных крэсах, и это для меня не только общеевропейское дело, но и, к счастью, национальная задача. Думаю, господа, – немного помолчав, добавил Шипельский, – затевается серьёзная и долгая игра и не только в этой стране, об итогах которой можно только догадываться.

– Чёрт с ней, с этой игрой, – опускаясь в кресло, с нарочитой ленью произнёс Эркин, – я лично прагматик, надо выполнить поручение, а что там дальше здесь будет, меня не волнует. Вон один из российских политологов предлагает в рамках реализации программы «десталинизации» вообще вернуться в белорусском и украинском вопросах к границам тридцать девятого года, конечно, оставив нынешние границы Прибалтики неизменными. Остальное отдать России и Польше. Вариантов полно. Но всё же, давайте возвращаться ближе к нашим баранам, как любят говорить на Кавказе. При всей строптивости нашего Васи он относительно порядочный малый, всех денег не украдёт, и если заранее оговорить, то и поделится. Безусловно, он тяжело больной человек, наши врачи ему лет пять тому назад поставили диагноз, но это на его работоспособность не влияет, может, даже наоборот. Да они здесь все того, – Эрик выразительно покрутил пальцем у виска.

– Что верно, то верно, – вставил свои пять копеек Зраудис.

– Ты только помолчи, – отмахнулся, словно от мухи, Койзер, – ох и помучаемся мы ещё с вами в Евросоюзе. Вы думаете, что объединённая Европа – это тот же советский колхоз, только другого цвета, и вам за вашу нелюбовь к России мы до гроба доплачивать будем?

– Брэк, брэк, господа! Генрих, ты же дипломат, – словно рефери, поднял руки хозяин. – У нас серьёзный разговор, а не заседание Европарламента.

– Эрик прав в том, что здесь в руководстве оппозиции почти все люди ущербные, с какими-то закидонами, фобиями, патологической обидчивостью и ни чем не обоснованными амбициями. Каждый из них, хоть ты его стреляй, убеждён в своей правоте. В одном нашем университете мне показали несколько интересных монографий на эту тематику. Оказывается, это у них традиционно, чуть ли не с семнадцатого века. Но дело вовсе не в «гусях», живущих в мозгах этих несчастных, если эти мозги у них имеются. Хотя и чересчур требовательными быть нельзя, здесь уж какие есть, такие и сгодятся. Наши клиенты всё же куда лучше, чем борцы за демократию из арабского мира или чёрной Африки. Вот где коллегам не позавидуешь! Я так думаю: сегодня надо выработать для себя некий негласный меморандум и предложить его всем, кого считаем союзниками. Конечно, у каждого на этих выборах будут свои интересы, свои пристрастия, свои ставки, в том числе и на кандидатов. Это естественно. Надеюсь, все понимают – победителем будет действующий президент, это раз. Единого кандидата от этой разношёрстной толпы мы, скорее всего, не добьёмся…

– Хотя, пардон, – извиняясь, перебил его немец, – этому надо бы всячески способствовать. Ну, если не один, то хотя бы два. Ещё раз извини.

– Ничего, у нас свободное обсуждение, – явно обидевшись, ответил Вацлав, – я не разделяю оптимизма коллеги, не будет ни одного, ни двух. Будут все пятнадцать, могу заключить пари. Старые политиканы, типа Гвоздяка, Вуза и Шалункевича, Хим-Козукина уже вышли в тираж, но станут дожидаться провала новых выскочек и на второй день после выборов прибегут к нашим кормушкам, это три. И четвёртое, надо решить: стоит ли тянуть эту страну за уши в Европу, или сделать всё, чтобы та же Европа ужаснулась бесчеловечности правящего режима и избавилась от него в союзе с Россией, по некоему отдельному сценарию с силовой компонентой. Такой ход событий, кстати, мог бы послужить неплохим заделом для подъёма протестных настроений и в самой России.

– Я во всём с тобой согласен, кроме пассажа о союзе с Россией, – задумчиво, промолвил Эрик, – исторически такие союзы заканчивались для нашей старушки Европы большой кровью. Уж кому, как не вам, об этом помнить. Интересно, какие известия о настроениях Москвы привезёт Василий? Мудро мы сегодня поступили, подвигнув его к этому контакту.

– А если русские заподозрят в нём нашего человека? – спросил Генрих, – вы не против, если я закурю? – обратился он к окружающим.

– У камина, который и так смердит, твои сигареты будут как глоток воздуха. Никто там ничего не заподозрит, они его считает своим, что, кстати, соответствует в чём-то действительности. И потом – Москва считает себя перед Вузом виноватой за то, что когда-то от него отвернулась, а фактически предала.

– Да, прав, прав ты, Эрик.

Разговор продолжался ещё достаточно долго, пока все самые непредвиденные мелочи не были учтены. Трудно сказать, кем себя мнили эти господа, планируя по их разумению благое дело – ускорение демократических процессов в отдельно взятой независимой стране. Однако за красивыми и правильными словами, как за благородными обёртками, пряталась одна-единственная цель: получить местного, более сговорчивого и покладистого лидера или посеять в стране кровавую смуту, а уж дальше… А дальше – как карта ляжет.

Эпилог

Человек – стадное существо, от этой непреодолимой тяги к коллективизму и многие беды нашего мира. «Голос единицы тоньше писка, кто его услышит, разве что жена, и то если не на базаре, а близко!» – в своё время, орал, горланил поэт-одиночка, призывая всех сгрудиться в партийную толпу, и докричался: толпа сначала его предала, а затем и убила. Убила своего глашатого, убила во имя торжества толпы.

Толпа, толпа! Кто твой властелин и хозяин?

Куда, зачем ты ведёшь тысячи обезличенных человеков? Чего, чего ты стремишься достигнуть и какой ценой?

Молчит, не отвечает безликая, слепая масса, злобно ворочается, утробно рычит. И рык этот, вобравший в себя тысячи незнакомых друг другу человечьих голосов, постепенно обретает силу единого, не знающего жалости воя нечеловеческого существа, имя которому толпа.

Страшна и кровава твоя история, толпа!

Кто бы и во имя каких тебя ни сбирал целей, ты всегда безумно летела вперёд, калеча себя и неся смерть, боль и разорение окружающему тебя миру. Начав своё движение то ли во имя Бога, то ли во имя справедливости, то ли во имя свободы, ты летела страшной чёрной тучей, и реки становились красными от безвинной крови ни в чём не повинных людей.

Что, какая ворожба живёт в тебе? Кто, кто питает твои силы? Почему ты внезапно возникаешь и так же внезапно рассыпаешься, бросив другим хоронить свои жертвы и врачевать раны? Почему, выйдя из тебя, человек вновь обретает Божий облик и становится сыном, отцом, любящей сестрой или матерью? Почему?

Почему твои заводилы, твои демиурги, измазанные кровью невинных, почитаются вождями и возносятся до величия пророков?

О, я не однажды видел, как ты зарождалась! Как слабыми ручейками стекался на площадь ещё спокойный, любопытный народ! Как неслись твои гонцы по улицам города с безумным криком: «Свобода! На площадь! На площадь!»

Как взбирались на столы, ступеньки лестниц, пьедесталы памятников, людские спины твои крикливые заводилы, как по мере твоего роста речи их становились всё агрессивнее, злее и лживее! Но ты ещё только набирала силы, толпа! Ты молчала, твои случайные соучастники как бы обнюхивались друг с другом, стремясь не разумом, а древним инстинктом определить в окружающих своих и слиться с ними в неком родстве.

Ты росла, росла быстро и безобразно! У тебя постепенно прорезался голос, ты начинала орать тысячеязыко ни о чём. И крик этот придавал каждому из вошедших в тебя людей некую безумную, пьянящую, ни чем не ограниченную свободу. Ты кричала, кричала, кричала до тех пор, пока не выдохнула из себя разом одинаковые слова. Первый раз робко, не громко, а потом всё сильнее, сильнее, сильнее! До дребезжания оконных стёкол.

«Бей жидов!», «Ганьба!», «Живе Беларусь!», «Свободу геям!» – ты могла кричать всё, что угодно. Главное кричать, кричать вместе со всеми. И никто, никто, стоящий в тебе, не мог этому противиться, не мог не кричать.

Человек толпы – он уже не человек! Он инструмент, сочленение порыва! Он не принадлежит себе, он часть стихии, которой дозволено всё! Он сверхчеловек! Он вершитель будущего! Он Бог!

И вот самое страшное, самое дикое: Толпа начинает двигаться! Куда? Зачем? Это не имеет никакого значения! Движение – это естественное высвобождение энергии! И не дай вам Боже попасться навстречу этому тысячеглавому, тысячеглазому, безликому и слепому чудовищу! Ищите стену, колонну, большое дерево, повернувшись к нему лицом, вжимайтесь в него и замрите, и, может, это вас убережёт. Беда вам, если ваши глаза встретятся с глазами безликих! Пощады не будет, вас собьют с ног и затопчут живьём.