Джон Лаймонд Харт - Русские агенты ЦРУ

• Название: Русские агенты ЦРУ
• Автор: Джон Лаймонд Харт
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Военное
• Год: 2005
• ISBN: 5-224-05358-7

Автор книги — сын американского дипломата, переводчика, участник Второй мировой войны, кадровый высокопоставленный сотрудник ЦРУ, в течение 25 лет был резидентом за границей во многих странах. В последние годы своей карьеры, получив степень магистра психологии, изучал личные дела и беседовал со многими шпионами-перебежчиками из СССР, работавшими после войны в 1950 — 1960-х годах на разведку США и Великобритании: О. Пеньковским, П. Поповым, Ю. Носенко и другими секретными сотрудниками, не названными в этой книге.

Целью исследования Харта является изучение психологии предательства, выявление причин, заставивших определенных советских сотрудников ГРУ пойти на измену своей Родине, а также выработка рекомендаций сотрудникам ЦРУ по вербовке подобных людей в будущем.

Книга содержит интересные выводы профессионального американского разведчика о деятельности разведки и контрразведки США против России в период объединения усилий многих стран по предотвращению акций мирового терроризма.

---

Таким образом, связь Попова со своей страной основывалась не на религии, которую он не исповедовал, а всего лишь на обыкновенных традициях благопристойности, чистоты и гармонии, плюс язык, на котором выражались эти простые понятия. Таковым языком являлся для него, разумеется, русский. Хотя позднее Попов научился говорить еще на двух языках, ни одним из них он не владел настолько хорошо, чтобы воспринимать через него традиции иностранной культуры. Одной из притягательных черт Мили было то, что она могла говорить с Петром по-сербски, на языке, родственном русскому. Стоит также отметить, что вряд ли сотрудник ЦРУ Кисевалтер стал бы столь хорошим другом Петра, если бы американец свободно не говорил по-русски.

Идиллия жизни сельской общины никак не могла подготовить Попова ко всему, что предстояло ему в будущем. Как уже отмечалось, коммунистическая доктрина подразумевала воспитание нового человека, и он прекрасно понимал, что может приблизиться к некоторому соответствию этой идеальной модели лишь внешне. Петр решил, что самое разумное в этой ситуации — выглядеть вежливым, выдержанным, бдительным и интеллигентным (по крайней мере, на вид). Именно такое впечатление и произвел Попов на встретившихся с ним сотрудников ЦРУ. С другой стороны, они отметили, что он грызет ногти, страдает от повышенного давления, а также систематически изменяет жене и постоянно лжет своему начальству. К тому же во время приступов страха возможного разоблачения ему не удавалось сдерживать слез. Другими словами, Попов так и не смог прийти в согласие с тем образом, которому пытался соответствовать, чтобы замаскировать свое незавидное происхождение и слабость характера.

Оба аспекта этой раздвоенной психики были вполне естественными и реальными. Этот вежливый, сдержанный, дисциплинированный и внешне сильный духом офицер являлся продуктом идеологической обработки. Невозможно отрицать тот факт, что некоторые уроки Петр освоил весьма неплохо, иначе простой деревенский парень не мог бы достичь ранга старшего офицера. Более того, он неоднократно назначался секретарем парторганизации в нескольких подразделениях, в которых служил. В разговорах с Джорджем, своим американским куратором, Попов, часто критикуя несправедливость коммунистической системы (в особенности по отношению к крестьянству), в то же время, занимал вполне ортодоксальную позицию по отношению к властям. «Порядок, дисциплина и достоинство, — однажды заявил он, — должны быть превыше всего». С другой стороны, в его характере явно проявлялась и другая черта. Психолог ЦРУ определил Петра как «вечного юношу», имея в виду, что даже достигнув зрелого возраста, он так и не смог преодолеть многие внутренние психологические конфликты, почти детскую наивность и эгоизм.

Можно предположить, что столь надолго затянувшаяся незрелость объясняется отсутствием в раннем детстве авторитетной фигуры отца. Отец Попова умер, а брат-бунтарь Александр переехал в другое место, оставив Петра с матерью, пережившей мужа всего на несколько лет, но нет никаких оснований полагать, что она имела на сына большое влияние. Во времена юности Попова нормой поведения советской замужней женщины в семье было полное потакание желаниям и интересам мужчины, поэтому в смысле дисциплины он остался все равно что сиротой. С отъездом Александра Петр как бы во второй раз потерял отца, осиротел вдвойне, и это сиротство было почти в порядке вещей, поскольку со времени Первой мировой войны, за которой последовала революция, Россия потеряла огромное число граждан. Сталинские репрессии и Вторая мировая война отняли жизнь еще, по меньшей мере, у сорока миллионов.

Многие молодые люди вроде Попова, потерявшие семьи по разным причинам, быстро осознали, что в столь гибельную эпоху ждать от советской системы помощи не приходится: у власти не было ни времени, ни ресурсов для ее оказания. Дарвинский принцип выживания самых приспособленных к жизни действовал в полную силу, и люди подобные Петру понимали, что спасения можно достичь лишь одним способом: успешным восхождением по ступеням социальной лестницы — путем получения образования, вступления в комсомол и в партию, пройдя при этом строжайший отбор. Членство в партии было редкой честью, почти равнозначной попаданию в райские кущи, но Попов добился и этого. С другой стороны, это характеризует способности Петра к мимикрии, поскольку у него не было никакой веры в доктрины.

Хотя для многих советских людей получение заветного партбилета было делом престижа, не меньшее их число полагало, что важны сами по себе формальные преимущества, связанные с членством в КПСС. В стране, охваченной кардинальным переделом общественного строя, граница между жизнью и смертью была весьма слабой, поэтому у большинства населения имелись все основания для конформизма. Подобно Петру Попову, многие из-за них поступали так отнюдь не из-за убеждений или соображений патриотизма, а исходя из личных практических интересов.

Таковым было положение в России до самого вторжения немцев, события, сплотившего русскую нацию в не меньшей степени, чем нашествие Наполеона. На несколько трудных для страны лет мир стал совсем иным — даже для людей подобных Попову. Если исключить его службу в период войны, о которой мы мало что знаем, Попова можно причислить к немногочисленной категории людей, называемых карьеристами. Это слово имеет по-русски совсем не то значение, чем по-английски. Население России слишком велико, чтобы эффективно проводить отбор управленческих кадров. Неэффективность кадровой политики косвенным образом подтверждалась частыми публичными разоблачительными кампаниями против чиновников, демонстрировавших и подтверждавших лишь внешнее соответствие требованиям советской власти, но скрытно саботировавших ее решения. Само слово «карьерист» употреблялось в СССР по отношению к людям, активно поднимающимся по служебной лестнице, однако, по сути, лишенным чувства подлинной преданности своей стране. Сам Попов, несомненно, принадлежал к этой категории.

К несчастью для Петра, очутившись за границей, он был вынужден применять на практике все, чему его так долго и усердно учили, но оказался к этому совершенно не пригоден, что, естественно, не способствовало его дальнейшему продвижению по службе. Мало что понимая в незнакомом немецкоговорящем мире, в котором очутился по воле Советской армии, разбившей Германию, Попов был настолько беспомощен, что его американским кураторам пришлось руководить всеми его действиями, за исключением самых обыденных дел. Их помощь помогала ему оставаться на плаву в качестве офицера советской разведки[9].

Он производил впечатление вечного примерного студента, прилежно готовящего все задания, хотя и не слишком интересующегося их содержанием. Это качество, возможно, способствовало его позднейшему назначению секретарем партийной организации одного из подразделений посольства в Вене, в котором Петр служил. В числе важных задач этой привилегированной должности — было следить за чистотой идеологических настроений своих коллег. Вряд ли Попов исполнял свои партийные обязанности слишком уж рьяно, это, вероятно, вполне устраивало его сослуживцев, многие из которых были не более политически активны, чем он сам. Конформизм настолько укоренился в нем, что, должно быть, даже партийные собрания, на которых председательствовал Попов, проходили бесцветно и формально.

Недостаток уверенности в себе и неизменная вежливость накладывали отпечаток даже на отношения Петра с американскими кураторами. Никогда не заискивая перед ними, он тем не менее был предупредителен почти до угодливости, спрашивая позволения даже перед тем, как причесать волосы. Несмотря на это, внешний вид, речь и манеры поведения Попова производили настолько обманчивое впечатление, что по прибытии его в Вену, начальство, должно быть, увидело перед собой образцового советского офицера. Послужной список Петра выглядел внушительно. Он имел боевое ранение, окончил две престижных военных академии, дослужился до звания майора, к тому же являлся не просто членом партии, но и был секретарем партийной организации. Всегда аккуратный, с военной выправкой, Попов обладал прекрасным почерком, был отличным стрелком и никогда не был замечен в пьянстве. Поскольку в описываемый период в ГРУ имелся большой дефицит высшего командного состава, его перспективы на продвижение по службе казались весьма высокими. И действительно, вскоре Петр был произведен в звание подполковника. Что же случилось с ним потом?

Одним из возможных ключей к решению этой загадки являются результаты проведенного ЦРУ стандартного психологического теста, выявившего его ярко выраженный эгоцентризм. Выражаясь более простыми словами, даже те немногие люди, которых он любил, являлись в его жизни чем-то вторичным. Главная же проблема заключалась в том, что, очутившись в Вене, Попов вышел за рамки ограничений, определявших всю его жизнь в Советском Союзе. Более того, его новые обязанности как офицера разведки, подразумевающие определенную степень неподконтрольности, предоставляли ему свободу действий, доступную очень немногим советским людям — гражданским или военным. Воспользовавшись в полной мере этими неожиданно открывшимися перед ним возможностями, он пустился во все тяжкие.