Эльдар Салаватов - Кровь. Закат

• Название: Кровь. Закат
• Автор: Эльдар Салаватов
• Жанр: Боевая фантастика

Из архивов отдела ***. 25 мая 2017 года.

…написано по стенограммам контакта с майором Кровником. Сеанс связи проводил руководитель отдела *** Кузьмин. Проводником к сознанию был агент Пронин. Кровник объяснил, что его заданием было доставить оружие в Москву. Во время выполнения задания, Кровник попал в пещеру сна. Для самого Кровника это его последний сон, он длится несколько секунд в гаснущем сознании – но в самом сне много лет ведёт бой с монстрами, которые пытаются прорваться в пещеру. Спустя полчаса, после выхода на связь, контакт с майором был прерван, связь заблокирована бессмертными. Кузьмин дал задание, найти сильного медиума, чтобы ещё раз обнаружить расположение Кровника и освободить душу его, и той, что с ним.

После завершения контакта, Кузьмин отключился на несколько секунд и произнёс: – «По лезвию сна пылающей империи, майор Кровник ведёт ту единственную, что разбудит его. А потом и весь мир.» Сам Кузьмин не может объяснить, откуда пришли к нему эти слова.

---

Как видел облака и сам был облаком.

Он смотрел вниз и видел крошечного себя, лежащего в детской коляске и смотрящего в небо. Он смотрел на себя, смотрящего на себя, и с ясностью, от которой хотелось зарыдать, вдруг понял, из чего они состоят – эти висящие в небе неповоротливые острова, одним из которых был он сам.

Он увидел белую траву, тонкую как… нет даже тоньше человеческого волоса. Пустившую невидимые корни неборосль, медленно колышущуюся в потоках воздуха… Врастающую снежно-блондинистыми волокнами друг в друга, сплетающуюся в невесомые сети, ловящие ветер… И тот ловился, охотно путаясь в тончайших струнах-стеблях, звенел еле слышно, выплетая такую же невесомую мелодию. Мелодию, становящуюся все уверенней, все гуще… Он услышал, что небесная виолончель взяла одну главную настойчивую низкую ноту, тянущую в этом оркестре одеяло на себя. Тянущую его за уши из сна, превращающуюся в ровный гул…

Он полетел из своего сновидения ногами вперед, полетел в этот

Ровный гул моторов.

Ему кажется? Или он действительно стал иным? Другим? Он – этот звук – действительно изменился?

Ему не хочется открывать глаза. Ему хочется вернуться обратно в свой сон про облака.

Но обратно уже не получается.

Еле уловимый запах в полудреме…

пахнет «словно»… пахнет «будто»… пахнет «как бы»…

Он разлепляет веки. Тусклый свет. Проникает в иллюминаторы, бесцветный как пустая стеклянная банка. Ему не нравится этот свет.

Он моргает и вдруг одним движением оказывается на ногах: мешок!!! Где мешок?!

Он оставил его вот здесь у лавки, рядом с

Где она?! Где девочка?!

Он с колотящимся сердцем озирается по сторонам.

Никого.

Ровное невыразительное безликое освещение, похожее на белое варево, сочится из иллюминаторов в пустой салон.

Никого.

Он сует руку в карман, и сердце останавливается вовсе: ПИСТОЛЕТА НЕТ!!!

Он рывком одергивает занавеску и вбегает в кабину.

Пустые кресла и штурвал, замерший в цепких невидимых лапах автопилота.

Он смотрит сквозь упругое выпуклое стекло кабины: прямо по курсу, слева, справа, вверху и внизу – сплошное молоко. Винтов не видно. Даже намека на них. Густая белесая масса облака в которой…

Летит сейчас самолет?

Висит на месте не двигаясь?

Запах.

Этот как бы запах. Запах который не вызывает никаких ассоциаций, за которым не закрепляется ни один из известных цветов или образов…

Этот словно… этот будто… этот как бы запах исходящий от…

От того кто находится сейчас за его спиной.

Он оборачивается.

Она прорастает прямо из воздуха.

Проступает из бутылочно-алюминиевого пространства в двух шагах от него.

Бесцветная трава, растущая сквозь, внутрь, наружу, извне, с запада на восток, с севера на юг – тело ее.

Глаза ее – ртуть.

Я сплю. Я сплю. Я сплю.

– Ты спишь. Я сплю. Мы спим.

Кровник почувствовал, как его язык пророс скользкими стеблями сквозь зубы, хлынул между губ, из ноздрей и уретры…

Сердце, лопнув, раскрылось алым бутоном в груди, запылало огнем, высыпало мелкими цветами пламени на тыльных сторонах ладоней. Он увидел серебристые искорки пыльцы, поднявшиеся с ресниц.

Его ресниц? Ее ресниц?

– Мы спим. Ты спишь. Я сплю.

– Спим?

И все исчезло.

Все – запах, цвет, свет, фальшивый гул моторов, пыльца и бутоны.

Только Он и Она.

И пустая оболочка самолета, как выгнившая изнутри гигантская стрекоза.

Тающая прямо на глазах тут и там. Появляющаяся снова тут и там. Перетекающая в саму себя.

Она.

Смотреть в ее глаза – мучение.

Оторвать взгляд – невозможно.

Две капли ртути.

– Я хочу проснуться.

Она отрицательно покачала головой.

– Почему?

– Это не твой сон.

– Твой?

Она отрицательно покачала головой.

– Кто ты?

– Я твой груз.

– Ты совсем не похожа на себя.

– Это же сон.

– Чей?

– Неважно. Ты проснешься и все равно ничего не вспомнишь.

– Так я все-таки проснусь?

– Да.

– А вдруг вспомню?

– Это было бы хорошо.

– Почему?

Кровник заорал от ужаса, закрывшись руками.

СТОЗУБАЯ НАПОЛНЕННАЯ КРЮЧЬЯПИЛАМИ

ИСТЕКАЮЩАЯ СМРАДОМ И СЛЮНОЙ ПАСТЬ.

ЛОПНУВШИЕ СТРУПЬЯ ВМЕСТО ГЛАЗ.

– Тебе страшно?

Она стояла на прежнем месте.

– Что… что… кто это?

– Гноеглазые.

– Гноеглазые?

– Я пришла в их сны, а они приходили за мной.

Ее правое ухо, распустившееся большим медузоцветком, шипастые стебли алоэпальцев, пыльца слов, слетающая с лепестков губ.

– Приходили за тобой? Во сне?

– Нет же. Туда, где меня взял ты. В Лампу.

– В Лампу?

– Тот, с одним глазом, называл это Лампа.

– С одним глазом? – Кровник наблюдал зеркальную колбу, выросшую из ее лба. – Профессор?

– Да. Все называли его профессор. Все считали, что я больна. Все кроме него. Он один говорил, что я не больна. Я ему снилась.

– А мне ты сейчас снишься?

– Ты же спишь.

– Но сон не мой?

– Нет.

– Чей?

– Это сон мухи, заснувшей на зиму в аптечке этого самолета.

– Но зима еще не скоро.

– Это было позапрошлой зимой. Она видела сон, и сон остался здесь. Он никуда не делся. И она сама до сих пор там, эта муха… в аптечке.

Кровник вдруг понял, что воздух стал твердым. Что он больше не может его вдохнуть. Он схватился за горло, за грудь. Глаза полезли из орбит.

– Извини, – сказала она. – Это неприятно.

Кровник почувствовал сквозняк.

Невидимую тугую струю воздуха.

Непонятно откуда взявшийся ветер.

– Открывай, – сказала она.

Он ощутил, как неудержимая сила стала отматывать от него тонкие нити.

– Открывай люк, а то я тебя щас кончу дура тупая! – заорала она.

Кровник сидел, открыв рот.

– Чего? – Пилотка потрогала свое лицо и осмотрела пальцы, – Вымазалась?

Он встал и пересел на стул у стены.

Глаза вишни. Черная спецовка с подвернутыми штанинами и закатанными рукавами.

– Чего ты?

Он, с трудом оторвав взгляд от девочки, посмотрел на Пилотку еще раз.

– Жрать хочу, – сказал он, помолчав. – Пожрать тут можно сообразить?

Она сунула нос в кастрюлю стоящую недалеко от рации.

– Каша с тушенкой.

Кровник сглотнул слюну:

– Можно?

– Щас… – она, пригнувшись, выглянула в окошко. – О! Сам уже сюда идет!

– Маша твоя есть хочет? – спросила она.

Кровник смотрел на девочку.

Чистый лоб. Короткие растрепанные волосы. Кеды.

Маша.

– Да, – сказал он.

Пилотка кивнула.

Они услышали стук палки по ступеням, потом шаги в сенях.

Дядя Женя, громко сопя, вошел в дом.

– Ну что? – спросила Пилотка.

– Песец, – ответил он. – Вот что.

– В смысле?

– В смысле полный! – дядя Женя взял кружку, зачерпнул воды из ведра и стал жадно пить, дергая кадыком и глядя на них из-за эмалированного краешка.

– Товарищу Ли Чжэньфаню, – сказал он напившись наконец, – можешь смело при встрече вырвать сердце и съесть.

Пилотка молчала, наморщив лоб.

– Все плохо? – спросила она.

– Все плохо, – кивнул дядя Женя. – Правому движку хана, забудь про него вообще… левый чистить…

Пилотка взялась за голову.

– Не знаю, где он эту хрень взял, но керосина там только половина, – сказал дядя Женя. – Всю топливную перебирать и… короче работы недели на две…

– Ну, блииин… – простонала Пилотка.

– Машина есть? – спросил Кровник. – Мотоцикл?

Дядя Женя хмыкнул.

– Есть или нету? – спросил Кровник.

– Ну, есть, – дядя Женя снял куртку и повесил ее на один из гвоздей в стене.

– Покупаю, – сказал Кровник, вставая. – Показывай.

Тот хрипло рассмеялся.

– Покупаешь?!

– У них «газон» старый, – сказала Пилотка хмуро. – Хлебовозка… Сарай на колесах… Утя на ней уехал…

Она повернулась к дяде Жене:

– Да?

– Ага… – кивнул тот. – Только он не продается…

– Все продается, – сказал Кровник.

– Все, – согласился дядя Женя. – А Петруша нет.

– Петруша?

– Хлебовозка. – пробурчала Пилотка.

– А… – сказал Кровник. – Понятно…

– Ты мент? – спросил вдруг дядя Женя.

– Нет, – покачал головой Кровник.

– Не мент он, – сказала Пилотка. – Дочка у человека больная, операция у нее послезавтра в Москве серьезная… В аэропорт их должна была, блин, а тут вон…

Дядя Женя смотрел на девочку.

– Помоги, дядь Жень, а?