Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

• Название: Заре навстречу
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Историческая проза

В романе рассказывается о последних месяцах героической жизни комиссара «Молодой гвардии» Виктора Третьякевича. Именно он, а не Олег Кошевой, был комиссаром комсомольской подпольной организации Краснодона. Но его судьба вдвойне трагична: он не только принял мученическую смерть, но и был посмертно оклеветан — назван предателем. Эта книга призвана восстановить славное имя Виктора Третьякевича.

---

И он сделал ещё одно осторожное движение вперёд…

И тут же заорал, плююсь свинцом, вражий автомат. Но стреляли не в Виктора, а в сторону берёзок, где залегли партизаны.

Возле самого впадения в большой овраг, тот маленький овражек, по которому полз Витя, несколько углубился, так что юноша наконец-то мог двигаться свободно, не опасаясь быть замеченным.

Витя остановился, вынул из карманов все имевшиеся у него пять гранат…

Затем немного приподнялся; заглянул в овраг, и увидел полицаев, которые кучковались в одном месте.

«Ну будет же вам сейчас, предатели проклятые» — мстительно подумал Витя и, вытащив чеку из первой гранаты, что было сил метнул её в сторону врагов.

Эта первая граната ещё летела, и полицаи ещё ничего не заметили, и ещё стреляли в сторону берёзок, а Виктор уже схватил вторую гранату и, выдернув чеку, метнул её следом за первой.

Вот тогда то и грянул взрыв. Невыносимо сильная звуковая волна ударила, и как бы отшвырнула назад спокойствие окружавшей их природы. Второй взрыв… и уже летит третья Витина граната.

Тут раздался крик раненых, который казался ещё более сильным, чем звук взорвавшейся гранаты.

Огнём полыхнули в Витиной голове слова клятвы:

«…клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен. За сожжённые города и села, за смерть женщин и детей наших…»

Он рванулся вперёд, выскочил в уже затянувшийся гарью овраг, и что было сил швырнул две оставшиеся гранаты туда, где ещё шевелились полицаи.

Сразу же за этим отшатнулся назад, повалился на землю, а там, где только что промелькнула его тень, засвистели вражьи пули.

Взрыв сразу двух гранат почему-то показался совсем негромким. Должно быть, уже заложило в ушах…

Витя досчитал до трёх, затем приподнялся, выхватил автомат, который до этого был закреплён у него на спине, и метнулся в большой овраг.

А там — ужас, уже привычный, и вместе с тем такой, к которому невозможно привыкнуть — развороченные взрывами тела, и кровь… кровь — повсюду кровь. Даже плывущая в воздухе тёмная гарь отдавала сильным кровяным запахом…

Но вот зашевелился массивный, чем-то похожий на медведя полицай, приподнялся, целясь в партизан, который уже бежали, пригибаясь, со стороны берёзок.

Витя первым нажал на курок — короткой очередью срезал врага сбоку, и полицай тяжело, словно мешок рухнул на землю, несколько раз конвульсивно дёрнул ногами, и застыл.

А к оврагу уже подбежали партизаны. Первым рядом с Витей оказался Яковенко. Он ободряюще улыбнулся, и, хлопнув Витя по плечу, молвил:

— Ну, Третьякевич-младшой, молодец. Так и знал — не подведёшь…

И, обернувшись к своим бойцам, крикнул:

— Забираем оружие и отходим к лесу. Быстро!!

* * *

До войны Паньковский лес, получивший своё название от расположившегося на противоположном берегу Донца хутора Паньковка, считался непроходимым. И именно поэтому партизаны избрали его местом для своей дислокации.

Но, когда возникла необходимость в этом лесу укрываться, то выяснилось, что лес совсем небольшой. Этот, расположенный вдоль течения Донца лес, оказывается, хорошо просматривался. Что же касается рассказов о его «непроходимости», то они дошли, должно быть, с дедовских времён…

Решено было и без того небольшой партизанский отряд разделить ещё на несколько расположенных в разных местах групп. И с одной из такой групп, а именно с группой Литвинова пропала связь.

Яковенко и ещё несколько бойцов, в числе которых был и Витя Третьякевич, отправились в разведку. Нашли разгромленную базу группы Литвинова, но ни самого Литвинова, ни его бойцов, ни даже их тел там уже не было.

Озадаченные и расстроенные бойцы возвращались через поле к основному массиву Паньковского леса. Вот тогда то и наткнулись они на полицаев. Последовала стычка, описанная выше.

В результате все полицаи были перебиты, у них взято: восемь автоматов, шесть револьверов, восемьсот патронов, и один пулемёт. Среди партизан только один оказался раненым в руку…

* * *

Через несколько минут партизаны уже шли по лесу. Проводил отряд сам командир — Яковенко. Двигались в таких местах, где не было ни единой тропочки, и только по едва заметным приметам определял командир, что они продвигаются действительно в верном направлении, к своей основной базе.

Сразу же следом за командиром шёл Витя Третьякевич. Пышные, щедрые на свет солнечные зайчики вновь и вновь появлялись на лице юноши. И лицо его казалось всё таким же открытым, полным оптимизма. И только очень внимательный человек, заглянув в его глаза, прочитал бы там глубокое, и самое, пожалуй, сильнейшее неприятие происходящего. Это было отвержение войны, отвержения насилия, невозможность смириться с тем, что он видел, слышал и чувствовал в последние дни и месяцы.

И рядом с Витей шёл именно такой, понимающий всё человек. Это была девушка Надя Фесенко, которая возглавляла подпольный обком комсомола при штабе партизанского отряда.

Витю она уже хорошо знала. Ещё в первые дни подпольной деятельности, а именно 17 июля её вместе с младшим Третьякевичем направили на разведку в захваченный немцами Ворошиловград. И прямо на их глазах (ведь немецкие войска вошли в этот город именно 17 июля), враги установили на высоких зданиях громкоговорители, и вели фашистскую пропаганду на русском языке.

Немцы, и их прислужники — предатели из местных, вновь и вновь повторяли, что Советская армия уже никогда не вернётся, и что новый порядок закреплён здесь навсегда.

Конечно, партизаны понимали, что на лживую вражью агитацию надо отвечать агитацией правдивой. Простых людей травила фашистская ложь, и у простых людей не было возможности слушать голос Москвы, так как приёмники, у кого они были, изымались.

А в партизанском отряде имелась рация, вот с её то помощью и слушали Москву, принимали сводки Совинформбюро, и на их основании сочиняли листовки. Окончательные тексты листовок составляли комиссар и командир отряда. А комиссаром отряда был старший брат Виктора — Михаил Третьякевич.

Листовки распространяли в городе и ближайших к нему районах — по хуторам:

«…Не падайте духом, срывайте мероприятия оккупационных властей, поддерживайте и развивайте патриотический дух в городе» — это из текста одной из принесённых Витей и Надей Фесенко в народ листовок.

И вот теперь Надя шла рядом с Витей. И её, обычно такие сосредоточенные, суровые, а иногда даже и злые глаза, сейчас потеплели, и стали по-девичьи нежными. И эту тёплую ласку взором своим она дарила Вите, и говорила ему:

— Витя, ты молодец…

А он вздохнул и ответил:

— Узнать бы, где сейчас группа Литвинова. Живы ли…

— Будем верить, что живы, — ответила Надя.

— Да. Будем верить, — ответил Витя, и слегка улыбнулся.

И, как впоследствии выяснилось, группа Литвинова действительно уцелела. Просто на них напали немцы, и они вынуждены были отступать. Тогда у них не было возможности пробиться к остальным частям отряда, и они ушли в другой район, где на хуторе Рогалик начали подбирать новых людей для борьбы. К концу ноября их численность уже составила 50 человек. Но этого Виктору не суждено было узнать…

А Надя Фесенко всё говорила ему:

— Главное — верить, что война закончится.

— Конечно, она закончится, — уверенно ответил Витя. — И я не сомневаюсь, чья будет победа. Ведь на нашей стороне та правда, которая составляет главную ценность всего миропорядка. Это — сама жизнь… Только бы побыстрее всё это закончилось!

И тут сзади раздался задрожавший от радости голос одного из партизан:

— Ну вот и вернулись. Наконец-то!

Они вышли в такое место, где среди тесно стоящих сосен примостились маленькие, неприметные, скреплённые из сучьев шалашики.

Это и была главная база партизан из Паньковского леса.

Глава 2 Отец

Навстречу вернувшимся, спешили несколько партизан, которые оставались здесь, охранять базу.

Среди них была Галя Серикова, которая возглавляла горком комсомола при партизанском отряде, и старший брат Вити, Михаил Третьякевич, которому уже исполнилось тридцать два года.

Кто-то из подоспевших товарищей спрашивал, нашли ли они группу Литвинова, но большинство, в их числе и Михаил — ничего не спрашивали, потому что уже видели, и понимали, что не нашли; а увидев трофейное оружие и раненого бойца, догадались, что была стычка с врагами.

Михаил сразу подошёл к Вите, и сказал:

— Отец пришёл…

* * *

Старший Третьякевич — Иосиф Кузьмич уже во второй раз приходил к партизанам, из города Ворошиловграда, куда его ещё в ноябре 1941 года перевёз вместе с матерью Анной Иосифовной из Краснодона Михаил Третьякевич.

Минула первая неделя оккупации, когда Михаил послал проворного паренька Юру Алексенцева в Ворошиловград на разведку, а помимо того — поручил ему зайти в дом к Кудрявцевым, и пригласить отца в отряд.