Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

Вот, как то раз, в весеннюю пору, сидел он на берегу, и, вдруг, видит — спускается к воде лебединая стая — никогда не видел он созданий более прекрасных, и, чтобы ненароком не вспугнуть этих, подобных изваянию самого неба птиц, он осторожно отошел за ствол одной из березок, и уж оттуда осторожно выглядывал. Вот опустились эти окутанные белым сиянием лебеди к водной глади, и, как коснулись, так и начали танец — что-то завораживающее и печальное было в их движениях, и, в конце концов, юноша даже прослезился…

Так танцевали лебеди на водой глади до тех пор, пока не разлилась в небесах темно-золотистая вечерняя заря; тогда все потонуло в приглушенных тонах, и уж казалось, что все-все — каждый листик, каждая веточка, каждый глоток воздуха — все-все наполняет грудь и лицо ласковыми поцелуями.

И вот тогда-то взмахнула крыльями лебединая стая, и поднялась в затухающий небесный свет, а на водной глади осталась один только лебедь — он медленно плыл, положивши голову на крыло, и, кажется о чем-то, в большой печали задумался. Вот уже и к самому берегу подплыл, а юноша, как зачарованный, все смотрел и смотрел на него из-за березового ствола. Вот вышел лебедь на ковер из трав, и там разложивши два своих плавных крыла, уселся.

Глядит юноша, и глазам своим не верит — только что сидел на траве лебедь, а теперь — девушка, в белоснежном, как лебединое оперенье, платье, с белыми густыми волосами, и с кожею белой, и такая то прекрасная, что ни словом ни сказать, ни пером описать. Сидела она, в задумчивости глядела на озеро, а по щекам ее слезы катились.

Не мог юноша вынести того, что плачет она, и про себя поклялся, что, ежели есть средство, чтобы не печалилась она — так и добудет он его, пусть бы это ему даже жизни стоило. И вот тихо подошел он к ней, и упал рядом на колени — дева то сначала испугалась, встрепенулась, а затем, как повнимательнее то в его очи взглянула, таки успокоилась, так сразу и доверилась ему.

Стал он ее звать девой лебединой, а ему вот что поведала:

— …Был у меня суженой, и любила я его крепко, как и должно любить такого прекрасного лебедя; но вот, юноша милый, пришла беда — на мою красоту прельстился могучий колдун. Хотел он меня похитить, однако же любимый встал на его путь — сам попался в его лапы, и теперь неведомо где. И вот теперь, вместе со своими родными ищу его по всему свету. Сердце болит, не знает покоя ни днем, ни ночью, и так я утомилась, в эти дни, что решила вот присесть, отдохнуть на брегу этого озерца; ну а родные мои будут искать и ночью… ведь, в прошлую ночь искала я…

— Я клянусь, что все силы приложу на то, чтобы помочь тебе! — тут же воскликнул юноша.

— О, нет… нет… — печально и нежно улыбнулась дева. — Тебе никак не удастся помочь мне, хотя мне приятно, что у тебе такое доброе и мужественное сердце. У нас, ведь, есть крылья, и мы за день видим столько, сколько идущий на двух ногах и за месяц не увидит. Нет, нет — ты живи прежнюю своей жизнью…

— Прежней жизнью я уже жить не смогу. — дрогнувшим голосом молвил юноша и потупился. — Раньше я был спокоен, но теперь все всколыхнулось, все пылает в моем сердце. Потому что я…

Он не договорил, потому что очень смутился, но вот уже вскочил на ноги, вот уже, что было сил, бросился бежать — он бежал через березовую рощу, и казалось ему, будто жилы вместо крови кто-то наполнил кипящую лавой, а в голове был только ее образ — он даже и не знал, что влюбился.

Он так и не заснул в ту ночь, но все ходил — стремительный, с пылающими очами, все проговаривал какие-то нежные, к этой деве обращенные слова. Он хотел придумать такую речь, которая достойно выражала бы его чувство, но все у него путалось, и он очень мучался — боялся, что дева-лебедь улетит, и никогда он ее больше не увидит. Но вот наступил день, а вместе с его пришествием, в деревеньке их появился странник вид которого во всех сердцах вызвал жалость: у этого несчастного не было рук — они были отрублены у самых плеч, сам же он был истощен, тело его покрывали глубокие шрамы, волосы на голове поседели; и все же, несмотря на это, в чертах лица его виделось некое благородство, и все смотрели на него не как на некоего нищего, но как на человека очень знатного.

Он уже был еле жив, и едва мог шевелить сухими, растрескавшимися губами. Так получилось, что привели его как раз в дом, где жил влюбленный юноша, и родители его принялись ухаживать за несчастным. Так и услышал юноша его шепот:

— Не видели ли вы лебедя? То прекрасная дева… Если бы она пришла сейчас, к моему изголовью, так я бы был спасен…

Родители подумали, что он бредит; ну а юноша сразу же все понял. Он метнулся было к больному, но тут же и к роще побежал… Бежал то он бежал, а на сердце его все тяжелей, все темней становилась. Нехорошая дума засела в нем: «Вот, ежели они встретятся, так и вправду излечится больной, и уйдут они навсегда… Но как же так — это же несправедливо — ведь я ее так сильно люблю! Он то хоть и излечится, а все равно — безрукий останется. Ведь, смерть уже должна была забрать его, так что просто не справедливо, что набрел он на нашу деревню. Нет — ничего я ей про него рассказывать не стану, но весь то пыл свой положу на то, чтобы убедить в своей любви!»

Подбегал он к озеру, и еще издали услышал горестный плач. То плакала дева, и все родные ее, все белоснежные, стоящие обнявшись на берегу; и из речи их, понял юноша, что нашли тайную пещеру колдуна, смогли и его одолеть; а он, на вопрос о суженном, засмеялся и показал два крыла. Тогда и бросился к ней юноша, тогда, упавши пред нею на колени, стал клясться в вечной преданности; и хотя было ему непривычно больно — фраза, одна другой мудреней, так и вылетали из его груди. А дева взглянула на него плачущими своими очами, молвила чуть слышно:

— Но, ведь, совсем не это, на самом то деле хотел ты сказать. Все эти красивые слова как маска, но что-то очень важное сейчас лежит на твоем сердце.

Юноша испугался, резко выкрикнул: «Нет!» — и продолжил расточать клятвы то о вечной любви, то о готовности на любые жертвы.

— Нет, нет. — плакала она. — Ты должен сказать сейчас это, самое важное, а иначе — вся дальнейшая жизнь твоя мукой станет — и мы то тут не причем, сам себя изведешь.

Еще больше перепугался юноша, и, обливаясь потом, дрожа, продолжил расточать клятвы, да мольбы. Ничего не сказала дева-лебедь, но взмахнула крылами и улетела в высь небесную, за ней и родные ее поднялись — юноша долго кричал, звал их, но они даже ни разу и не обернулись.

Вот бросился он домой — ибо болью его сердце сжималось, ибо чувствовал он, что грех совершил, и хотел он рассказать калеке, что возлюбленная его поблизости была, что она ищет его — надежду ему придать. Но, ворвавшись в дом, он обнаружил, что гость их уже мертв. В мгновенье смерти он стал бескрылым, но прекрасным лебедем на которого нельзя было без слез смотреть. Вот и родители его плакали, а матушка рассказывала:

— Перед самой то смертью взглянул он в окно, и увидел — поднимается над березовой рощей лебединая стая, тогда покатились по его щекам слезы жгучие; а сами то очи так и пылают. Сил то у него не много оставалось; стало быть, только шепотом то и мог говорить. Так вот и звал он ее, любимой называл; и лебеди то повернулись, пролетели над нашей деревней, но нет-нет — не остановились, и теперь уж далече. Ну а он то, как улетели они, так и вздохнул: «Люблю тебя!» — да вот и сам лебедем обратился.

И так то тогда нестерпимо больно на сердце у юноши стало! Как же захотелось ему исправить совершенное — как то время назад вернуть, чтобы только не было этой лжи — ведь понимал же он, что стоило ему сказать правду, и была бы та, которую он любил, счастлива, и этот герой достойный ее любви тоже был бы счастлив, прибывая рядом с нею.

Не зная, что делать, бросился он из дому назад, в березовую рощу, ибо там, в месте, с которым протекло столько счастливых дней его юности, надеялся он найти успокоение своей боли. А как же все изменилось! Вроде бы и небо сияло по прежнему, и стволы берез полыхали прежней, девственной чистотою, а ему то казалось, что все высохло и пожухло. Хотел он окунуться в озеро да так и не посмел — склонился над этой чистотою, да тут и понял, что самому ему не по себе станет, ежели позволит до этой чистоты прикоснуться — таким то он себя грешником чувствовал.

Горько рыдал он, и не знал, куда деться, ибо чувствовал, что все места родные, все те деревья и травы, которые ласкали его прежде — теперь гонят его прочь. Он бежал, закрыв лицо руками, до тех пор, пока не повалился посреди луга. Там долго лежал он среди трав, слышал пение птиц небесных, но и в их голосах слышался ему упрек, и вот тогда зашептал он:

— Я совершил ужасное преступленье; пусть про него никто и не узнает — мне самому до самого скончанья, не будет теперь покоя. Ну, разве же может быть покой, когда предал ЕЕ, деву-лебедь, которую полюбил больше всего на свете; больше всего на свете полюбил и сделал самой несчастный. Из-за моей подлости она теперь убивается, а возлюбленный ее уже мертв. Что же ты можешь сделать?.. А отправлюсь я в странствия, обойду весь свет вдоль и поперек, чего бы мне не стоило найду ее, а как найду, так и паду на колени, так и поведаю, как все на самом деле было; и так как мне за такой грех смерть полагается, так и приму смерть из ее рук…