Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

— А Берен и Лучиэнь…

— Да — я слышал когда-то историю. И что же Берен и Лучиэнь? Да, они очень любили друг друга, они жили в полном согласии и общались без слов. Так встретились два прекрасных, жаждущих любви бесконечных мира; и не находя ответа на свои чувства в окружающем, конечно же устремились друг другу, конечно же тешили друг друга пониманием — и это, хоть и самообман, а, все-таки, хорошо — по крайней мере, они были счастливы, и жили в блаженстве; но, все-таки, никакого слияния не было. Да, впрочем, зачем я это говорю: все равно, расскажи я тебе все про себя — все равно ты останешься в своем мире, а я — в своем… Но мой мир такой одинокий, такой темный… Ему бы мрачному, полному зловещих образов, стонов — ему бы хорошо было разлечься где-нибудь под сиянием Вероники, и лежать там согреваться веками… Ну, и довольно, довольно — все равно ты понимаешь это как то по своему, совсем не так, как я…

За время этого разговора, они успели довольно-таки много пройти; ну а Сильнэм так расчувствовался, что даже слезы из его глаз выступили. Он шел, и не знал, что делать дальше: противоречивые чувства так и разрывали его изнутри — несколько раз он почти сознался во всем, но каждый раз какая-то сила удерживала его; потом он усмехнулся, а на душе его было очень больно:

— Ну, вот — мы уже почти пришли. Дай-ка тебе загадку загадаю… Нет — не стану загадывать. Рассказал бы я тебе кое-что Мэлсар — кое что очень, очень важное… Но, кто ты такой, да — кто ты такой, чтобы судить меня потом!.. А, все-таки, когда так вот хранишь это в душе — так темно!.. А давай-ка так: спой ты мне песню; иль нет — даже и песню не надо, просто в стихах что-нибудь расскажи; и вот, ежели ты мне затронешь этими стихами душу, ежели хоть одну слезинку вышибешь, так и признаюсь я тебе во всем…

— Ну, право, быть может после встречи. Идти то совсем немного осталось.

— После встречи то, быть может, и не доведется нам больше пообщаться: разойдутся то наши дороженьки в разные стороны — ты в свой мир навек уйдешь; ну а я — в свой. Нет, пока наши души еще так близко волей случая расположены, давай-ка рассказывай. Ну и я тебе потом кое-что важное сообщу…

Мэлсар вздохнул; и негромким певучим голосом извлек из своего мира:

— Я слышал: для эльфа милее нет моря,
Я слышал: на бреге забудется горе;
И ветер Манвэ нас с собою возьмет,
И к дальним горам навсегда отнесет.

Я слышал, я слышал — в ответ говорил:
Здесь рай мой и место; ведь здесь я прожил;
По этим лесам я с мечтою ходил,
И деву прекрасную здесь полюбил.

И что мне блеск моря, и рокот валов,
И пение мудрых, огромных китов?
И что мне край дальний, накрытый мечтой,
Ведь здесь, по тропинкам иду я с тобой.

Здесь каждое дерево, каждый изгиб,
Мне памятью, чувством, слезой говорит.
На этих полянах я в детстве играл,
Под этим вот небом о вечном мечтал.

Вот здесь вот, под этой небесной сосной,
Стояли обнявшись — обнявшись с тобой.
Тебя уже нету, тебя не вернуть;
Но памяти, чувствам — нет, нет не уснуть.

Тебя уже нету, но ты, ведь, со мной;
Я вижу твой волос в луче — золотой,
И голос твой в грезах ласкает меня,
И льется потоком живого огня;

Всегда ты со мною — куда ж мне идти?
Ведь найденный рай вновь уже не найти;
И моря далекого нежный прибой,
Поет в этих кронах, где я вновь с тобой.

Сильнэм был растроган, и проговорил изменившимся голосом, в котором эльфийского было больше, чем за все последнее время:

— Вот и ты подтвердил то, о чем я говорил недавно. Ведь ты живешь в своем мире; живешь воспоминаньями, живешь мечтою… Да что говорить, когда уже все сказано. Ну, вот сверкнул — так ярко сверкнул твой мир, что даже слезы из мои глаз выбил. Вот и спасибо. Ну, раз ты сверкнул чистотою, раз ясное свое чувство вздумал мне подарить; так я тебе сейчас нечто такое мрачное изолью, что ты к моему миру отвращеньем пропитаешься… Вот сейчас и скажу!.. Да знаешь ли ты что!..

Но в эти мгновенья один из шедших рядом эльфов одернул его:

— Тише, тише. Мы уже совсем близко к ним подошли, нас в любое мгновенье услышать могут…

Конечно, говорил он это из самых лучших побуждений; и, ежели они хотели приблизится незамеченными, так просто необходимо было прервать эти громкие восклицания. Однако, для Сильнэма, этот, прервавший его голос, был все равно, как удар — его аж передернуло всего. Только что он собирался сделать, как ему казалось, величайший подвиг, жертву совершить, а тут эти чувства от которых его словно пламенем вскружило, были таким образом прерваны. И тут же гнев больший, нежели когда бы то ни было, нахлынул на него. О — как же он презирал, как же ненавидел их теперь! Он был зол на себя за то, что едва-едва не открыл самого сокровенного. И он теперь ясно видел, как то, что он копил в себе годами, что было в нем самым сокровенным, что и было по большей части его сущностью, будет вынесено на их рассмотрение; как они будут говорить ничего не значащие реплики, как они, совершенно ничего не знающие, и судящие как-то по своему, с позиций своих, волей случая пришедших воззрений!

И вот он вновь усмехнулся, и весь задрожал, а в глазах его потемнело, от боли, от этих мрачных, зовущих его голосов — он тихо прошептал:

— Нет — я вам, все-таки, после расскажу. А теперь — вперед!

Он стал действовать так, как и задумал еще ранее: прежде всего — обогнул деревья и направился к костру, возле которого сидели Цродграбы, выставив пред собою клинок, и оря на орочьем языке, то, что потом хотел выдать якобы за слова о мире. Затем, когда Цродграбы вскочили, он отшатнулся, и сделал это так искусно, что шедшим позади показалось, будто в него метнули какое-то орудие. Он схватился за бок, прокричал еще что-то, подошел вплотную к Цродграбам, пошатнулся как бы еще от одного удара, и тут сам замахнулся ятаганом, рассек голову; тут же завязалась схватка, об исходе которой уже было сказано выше. Там же было сказано, что среди эльфов несколько погибли — так вот: погибли двое, и одним из них был Мэлсар…

Через некоторое время, Сильнэм и пленные Цродграбы стояли перед королем Тумбаром, а тот, внимательно к ним приглядываясь, расспрашивал их на людском языке, который выходил у него таким музыкальным, будто бы он пел:

— Так кто же вы, и откуда? Кто предводитель ваш? Куда вы направляетесь?

Цродграбы смотрели на него, как на врага, и отвечали резко, с вызовом:

— Мы из северных земель! Мы пришли сюда, чтобы владеть тем, чем должны были бы владеть, но почему то владеете вы! Но не бойтесь — мы уходим дальше; мы не собираемся здесь останавливаться — наш владыка Барахир ведет нас в великий поход на Западную землю!

Бывшие тут эльфы переглянулись, и проговорили на своем языке:

— По видимому, это какой-то не просвещенный, дикий народ. Видно, у них есть какой-то князь, волей которого овладел один из оставшихся выродков Моргота; внушил, что он может править в западной стране, пообещал, видно, много еды и питья — они то и рады верить, идут как стадо баранов; ясно, что дальше морского берега им не пройти, но по дороге, пока не найдут на войска Гил-Гэлада натворят много всяких мерзостей — того-то их истинному предводителю и надо. Если бы удалось вступить с ним в переговоры, то какими-нибудь блестящими безделушками удалось бы своротить с этого пути… Но видите, как враждебно они настроены… Так или иначе, но без переговоров все равно не обойтись: пусть они идут на бойню, на запад; но перед тем, как войдут в Серые горы, должны будут вернуть наших близких…

Тут же обратились с вопросом к Цродгабам: зачем были похищены Кисэнэя и Кэлнэм, на что те отвечали; что никого они насильно не похищали, а, ежели с ними и идет кто, так только по собственной воли.

— …Что ж, довольно. — проговорил на это Тумбар, который очень был опечален гибелью двоих своих соплеменников, в недавней схватке. — Несмотря ни на что, я не стану считать вас своими врагами, и все вы будете отпущены к своему вождю, чтобы сообщить это; а так же то, что через несколько часов мы подойдем с огнями к их лагерю, затем, чтобы вступить в переговоры. Передай, что мы достаточно сильны, чтобы перебить все его войско, но не станем этого делать, ежели он выдаст нам (за хорошее вознагражденье) двух наших соплеменников. Ну, все — ступайте. Дайте им дорогу!

Цродграбы только что полагавшие, что их ожидает мученическая смерть, от радости тут же позабыли почти все им сказанное, и Тумбар еще несколько раз повторил это; и тут они опять было бросились бежать, как государю пришла еще одна мысль — он верил принести им медовых лепешек; и Цродграбы тут же их проглотили, и стали совсем уж веселые, и простодушно смотрели и на эльфов, и на Сильнэма, как на друзей. Затем, каждому из них была выдано по большой котомке наполненной этими лепешками, и еще всякими угощенья. Тумбар улыбнулся им и заверил, что каждый будет откормлен до отвала, ежели только их вожди пойдут на переговоры.