Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

А голос, хоть и в голове его, раздавался очень тихо — словно бы некую тайну сокровенную шептал:

— Хочешь завладеть армией и немалой, так разорви грудь ничтожеству, которое пред тобой стоит.

— Вэлласу, что ли? — от неожиданности Вэлломир спрашивал довольно громко, и хотя никакого ответа не последовало — ответ был очевиден.

Вэлломир привычно стал убеждать себя, что так, мол, все и нужно, что, ежели он проявит хоть какую-то слабость, то уж и не достоин Избранным зваться. Однако, так как не было у него никакого оружия (оружие было отобрано у братьев по приказу Гил-Гэлада) — он еще медлил, не знал, как к этому приступить, и пребывал в таком волнении, что и не замечал, что говорит вслух:

— Но — это же грязная, недостойная Меня работа. Этакое должен палач исполнять.

Тут Вэллас стал догадываться, что говорят о нем — он испуганно озирался, приговаривал:

— Да что ж это такое?.. Эй, брат, а ну к — объясни… Что такое задумал?!

Вэлломир продолжал говорить кому-то незримому:

— Пусть бы здесь был Вэллиат — ему то не в первой убивать. То есть — я хочу сказать, что и мне убить какого-то шута, ради великой цели, ничего не стоит. Но руки то марать — нет, нет — вот ты того дозорного убил; вот и его давай также!

— Что?! Что?! Что?! — несколько раз нервно вскричал Вэллас. — Меня убить?! Ну, уж нет — я жить хочу. Мне, ведь, страшно умирать то… Нет, нет — не дамся! Я жить хочу. Мне страшно умирать то… Нет, нет — не дамся.

Этот крик его отдался под низкими сводами — оглушительно в них грянул. НА несколько мгновений оба брата замерли, вдруг почувствовав, что вся эта громада — бессчетные тонны окружающего их камня (а они уж были уверены, что именно бесконечная громада их и окружает) замерли, и смотрели друг на друга испуганно и вопрошающе: «Что это мы здесь делаем? Да и зачем?» — в эти несколько мгновений, стоило им только сделать навстречу друг другу хоть несколько шагов, и они, быть может, были спасены… но слишком многое им мешало — нет, нет — к сожалению, совершенно невозможно было эти шаги проделать — и Вэллас, отпрыгнув за алтарь, вскрикнул: «Живым не возьмешь!» — и весь насторожился, выжидая нападения. Он ухватился за этот черный камень руками, да тут и заорал — его руки были обожжены холодом, намертво приросли к поверхности. Он бешеными рывками пытался высвободится, однако — ничего не получалось.

— А-а! Выходит — все против меня?!.. Да — все против этакого шута!.. Я теперь понял — меня в жертву решили принести! Да-да, конечно же: что стоит великому Вэлломиру пожертвовать каким то там жалким Вэллас, для своей Великой цели. А вот и нет: не дамся тебе! — и тут Вэллас зашелся пронзительным болезненным смехом, и вновь стал дергаться, пытаясь высвободится.

Однако, Вэлломир все еще стоял в растерянности — приговаривал вслух:

— Мне хоть бы оружие какое-нибудь… Хотя… Нет — ты, все-таки — это сам должен исполнить.

И он замер, напряженно вслушиваясь: а он верил, что ответ должен прийти — раздалось шептание: «А время уходит… Я думал, что Ты действительно способен на все…»

Еще несколько раз Вэлломир звал, однако — так больше никакого ответа и не получил. Вэллас больше не дергался, смотрел насмешливо, приговаривал:

— Ну, так что же — как до настоящего дела дошло, так и струсил?!.. А я вот вспомнил теперь, как мы вихрями носились, как сцеплялись друг с другом. По крайней мере, тогда и не задумывались над тем, что делаем — а так, в человеческих телах — слабаки мы, предрассудки мешают. Все-таки, даже великому и невозмутимому Вэлломиру страшновато голыми руками совершить убийство родного брата — хотя и почитаешь этого брата шутом!..

— Руки неохота марать. — глядя поверх его головы, проговорил Вэлломир.

В молчании, прошло еще несколько минут. Они стояли недвижимые, и все ожидали, что что-то произойдет, что вмешается некая высшая сила, поправит дело — нет, ничто не изменялось, и только чувствовали они, что гранит этот леденящий простирается на целую бесконечность.

Вэлломир переживал беспрерывно и мучительно. Он вновь и вновь твердил про свою избранность, про то, что ради великой цели…

Наконец — решился — шагнул к Вэлласу, у которого и ноги теперь приросли к полу, который вновь стал вырываться, и, глядя на выделано горделивый, и в то же время дрожащий лик Вэлломира, выкрикивал:

— Ты не посмеешь! На родного то брата… Нет, нет — не посмеешь ты этакое свершить!.. Я жить хочу не менее твоего!..

Вэлломир, совсем забывшись от волнения, весь покраснев, взмокший от пота, все продолжал приговаривать:

— Ты сам это должен сделать, потому что… это грязная работа! Я даю свое согласие, а ты… Разве же сложно запустить когти, выдрать сердце… Ведь тебе всегда главное — это согласие. Ну, так и на тебе его — получай…

Он уже стоял рядом с Вэлласом, и все то терзался; наконец, смог выделать презрительный лик, потянул руку, но тут лик его исказился гримасой ужаса, сам он отдернулся, выкрикнул что-то пронзительное и беспомощное — и тут же всем телом бросился на Вэлласа, из всех сил ударил его в грудь, и тут тело Вэлласа взмыло в воздух, перевернулось, рухнуло на алтарь, оказалось намертво приросшим его — он, крича: «Холодно то как!» — пытался еще подняться, однако даже и головой не мог пошевелить, каждый же рывок, в окружении судорожного потока, который он попросту не мог остановить, приносил ему мучительную боль.

Холод проникал все глубже в плоть, достигал и до сердца, словно когтями в него впивался; и вот раскинулся он грязевой долиной, и грязь эта сама собой зашевелилась, забила многометровыми гейзерами — стали вырываться из нее синюшные руки — вот уже и полуразложившиеся лики охваченные судорожным хохотом… Вэллас же видел, как его брат замер, как глаза его закрылись, а лицо потемнело, стало расплывчатым, вязким, словно бы из какой-то грязи слепленным; как живот его и грудь принялись вздуваться, перекатываться — вот уж на целый метр раздулись, и все то не останавливались — слышался и хохот — безумный, болезненный. Его передернуло от отвращенья, он отступил на шаг, и громко проговорил:

— Нет, нет — это все грязная, мерзкая работа. Ее должны исполнять рабы; ведь ты мой раб! Исполняй!..

И тут стремительно распахнулась перед Вэлломиром такая картина: его связанного, жалкого ведут на судилище, и там унижают расспросами, он видел презрительные усмешки — и все то на ликах этих ничтожеств, и все то они разглядывали его. Тогда задрожал Вэлломир, от гнева и отвращенья, понимая, что — это будет с ним, ежели он только не исполнит — и вот он, до дрожи сжавши губы, бросился к своему брату, впился пальцами в его шаром вздувшуюся, судорожно дергающуюся грудь — рванул, а Вэллас открыл рот, и оттуда, вместе с грязью, вырвались такие слова:

— Братец, братец мой!.. Ты только не убивай!.. Вот я тебе до этого кричал, кривлялся, а на самом то деле… Страшно мне умирать!.. Очень, очень страшно, братец ты мой!.. Только помилуй! Не надо! А-а-а — больно то как!..

Вэлломир чувствовал, что ему сейчас будет дурно — в глазах его темнело, однако он продолжал рвать грудь своего брата, и она рвалась так же легко, как прогнившая тряпка — оттуда вырывались сотни тонких синих рук — они растягивались в воздухе, слышался безумный хохот — вот появились, тесня друг друга полуразложившиеся лики, в которых Вэлломир, с ужасом (а он настолько измучился, что уже не мог привычно сдерживать своих чувств) — он со стоном, узнавал самого себя — совершенно обезумевшего, изуродованного — даже и не понимая, что — это скорее лик Вэлласа, позабыв, что они — братья-близнецы.

Между тем, эти испачканные в грязи, обвязанные в лохмотья хохочущие бесы, продолжали вырываться из груди, из живота — они падали на пол, хохотали, подпрыгивали до купола, толкали, кусали друг друга. Их набралось уже с дюжину, и в узкой этой пещерке становилось тесно, а из живота вырывались все новые — воздух и до того леденящий, тяжелый, теперь еще и смрадом полнился. Вэлломир отступил к стене, выставил пред собою подрагивающие руки, и выкрикивал:

— Нет, нет — и не смейте подходить ко Мне, грязные вы отродья!.. Встаньте на колени!.. Перестаньте выползать — здесь тесно! Слышите — Я вам приказываю!..

К нему повернулись, и на ликах наполовину развалившихся была насмешка — сразу несколько насмешливых голосов выговаривало старательным хором:

— На колени можем встать, но вот никак не можем остановится! Тесно нам там — очень нас там много накопилось. О, Вэлломир Великий — Вы должны радоваться каждому вновь прибывшему; ведь — это Ваши бойцы, Ваши верные слуги — ведь Вы же сами хотели, чтобы у Вас было как можно больше сил. А нас еще много-много! Так много, что и эльфийское войско раздавим — не заметим! Что вздрогнули? Рады, не так ли?!

— Не смейте прикасаться ко мне! Держитесь от меня подальше!

— Никак не можем! Тесновато здесь! — засмеялся бес.