Иван Стаднюк - Люди не ангелы

• Название: Люди не ангелы
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Платон растерялся. Ничего он не мог возразить рабочему. Метнул свирепый и беспомощный взгляд на Захарка, и тот в замешательстве потупился. А в зале - звенящая тишина. Казалось, люди даже перестали дышать.

Платон прокашлялся, виновато глянул на Лелеко и заговорил, с трудом подбирая слова:

- Зачем же так?.. "Кулацкая агитация"... "ослепила"... Да, мы тут с Захарком, кажется, поднаплели ерунды. Забыли, что и он и я до революции голым задом светили от бедности... Конечно, многие сегодня мыкают горе не по своей вине. И я не против, чтобы таких бедняков принимать в товарищество. И Захарко, наверное, не против.

- Да, я не против... - смущенно откликнулся Захарко.

Сходка закончилась тем, что было принято решение: организовать в Кохановке ТСОЗ и после жнив начать сбор семенного фонда.

Платон Гордеевич возвращался домой вместе с Захарком. Стояла та ночная пора, когда в дремотной тишине постепенно блекла, обретая пепельный цвет, темень. Под ногами мягко чмокала пыль. Молчали. Думали об одном и том же. Платон испытывал неловкость оттого, что так непродуманно выступил на сходке и, рассуждая о крестьянской жизни, был посрамлен человеком, который, казалось, этой жизни не знает вовсе.

На прощание Захарко сказал:

- А рабочий-то, едрена вошь, башковитый!.. Но в ТСОЗ я все равно не ходок.

- Мда-а, - неопределенно промычал Платон.

Захарко заскрипел калиткой, затем звякнул клямкой двери. А Платон присел на лавочке у своего подворья. Курил, размышляя о сходке, слушал, как над головой в листве ясеней стрекотали цикады.

В кухонном окне хаты Захарка горел свет, и было видно, как Лизавета хлопотала у столика, за которым сидел и о чем-то говорил, глядя на жену, Захарко.

В сердце Платона шевельнулась зависть: хорошо живет его сосед. А ему, Платону, и домой не хочется идти...

Близился рассвет. Гасли в небе звезды.

3

Проснулся Павлик поздно. Окна в хате были завешены ряднами. Сквозь дырку в одном рядне в комнату падал луч света, рассеиваясь на белой стене против топчана и рождая на ней "чудо". Стена, словно матовое стекло, красочно проецировала на себе часть подворья и ворота. Вот проковыляла по стене вверх ногами утка; за воротами шевельнулась от дуновения ветра опрокинутая вниз верхушка ясеня... Павлик пялил на это диво глаза, силясь понять своим умишком его причину. Разглядел на стенке, как открылась во дворе калитка и в ней повисли головой вниз Серега и Михась - сверстники и друзья Павлика.

Павлик вскочил с топчана, сдернул с окна рядно и крепко зажмурился от плеснувшего в комнату слепящего жаркого света. У печки дружно загудели мухи.

Когда открыл глаза, увидел... ружье! Сразу вспомнил вчерашний вечер. Павлик взвизгнул от радости. Еле сдерживая желание поскорее вырваться на улицу и пальнуть в Серегу и Михася сразу из двух стволов, он оглянулся вокруг. На столе стояла миска с кислым молоком и лежала краюха хлеба. Но до еды разве? Торопливо накрыл молоко и хлеб рушником, схватил ружье и ринулся в дверь.

А Платон Гордеевич Ярчук уже возвращался из соседнего села Лопушан, время от времени нахлестывая лениво шагавшего Карька. На телеге, застланной поверх соломы цветным рядном, сидела бок о бок с Платоном немолодая женщина, повязанная белым в горошек платочком. Из-под ее старомодной жакетки выглядывала вышитая на груди сорочка, празднично сверкало красного камня тяжелое монисто.

Женщина смотрела перед собой испуганными, казалось, ничего не видящими глазами, а на ее скорбно сомкнутых губах теплилась такая же испуганная, обращенная к каким-то радостно-тревожным мыслям улыбка. Не верилось, видать, хлебнувшей на своем веку вдовьего горя женщине, что снова для нее ясно засветило солнце, что рядом чувствует она плечо собственного мужа, едет на своем возу, едет в свою новую хату, где ждет ее хлопчик Павлуша, которому она должна стать матерью. Так ли все это? Или счастливый сон, каких много, ой как много уже видела она в томительно-долгие сиротливые вдовьи ночи?

Молчали, смущенные тем, что вот так просто все случилось. Приехал Платон Гордеевич к ее обветшалой хате, забил досками окна и двери, погрузил на телегу легкий узелок с одеждой, перекрестился и сказал:

- Поехали, остальное потом перевезем.

Весело тарахтели колеса. Весело клубилась вслед им пыль. По обеим сторонам дороги раскинулись узкие полоски наделов: одни из них радовали глаз влажной зеленью дружных всходов, другие мертвенно отливали заборонованным черноземом. Только межи везде одинаково щетинились молодой порослью голубой полыни да лебедой. И над всем этим - море пахучего тепла, благодатного света и неугомонная песня невидимого в синем океане неба жаворонка.

Платон Гордеевич вглядывался в цветущие сады, захлестнувшие белыми крутыми волнами недалекую Кохановку, вдыхал напоенный весенней сыростью дурманящий воздух и думал о том, что ему на шестом десятке жизни пришлось везти в дом вторую жену... И все из-за Павлика. Дичает сынишка, растет без материнского глаза, как былинка при дороге. И хата без хозяйки - что земля без весны...

Вот и Кохановка. Платону Гордеевичу хотелось скорее въехать в свое подворье: не любил он бабьих глаз, оживленных бездонным насмешливым любопытством.

Но дорога будто нарочно стала сильнее подбрасывать воз на выбоинах, громче заговорили колеса, и из всех подворотен им обрадованно ответил забористый собачий брех.

Еще издали заметил Платон Гордеевич у своего двора толпу ребятишек. Догадался: вытащил Павлик ружьишко на улицу. Дернул вожжами, сильнее погнал Карька.

Когда подъехал к подворью, дети вспорхнули испуганной стайкой и понеслись по улице. Один Павлик самоотверженно остался стоять на месте, держа в руках ружье и уставив настороженные, виноватые глаза на отца.

- Открывай ворота, казак, - усмехнулся в усы Платон.

Павлик с готовностью кинулся к воротам, уперся своими узкими плечиками в шершавые доски. Подошел отец, и они вдвоем распахнули ворота.

Павлик ждал возмездия, но глаза у отца были совсем не злые. Платон Гордеевич не торопясь распряг коня и сказал сынишке:

- Ну, Павлуша, веди в хату нашу новую маму.

Павлик и сам уже догадался, что за женщину привез отец. Он смотрел на нее растерянно, с разочарованием и открытой враждебностью. Какая ж это мама? Совсем не похожа на маму. Ну ни капелечки!

А отец торопил:

- Приглашай же в хату. Говори: мамо, идемте в хату.

- Идемте до хаты, - несмело повторил Павлик.

В это время взвизгнула от решительного толчка калитка и во дворе появились председатель сельсовета и участковый милиционер. Председатель смотрел на Платона Гордеевича почему-то испуганными глазами и болезненно морщил чисто выбритое, моложавое лицо. Милиционер же, сурово сдвинув тоненькие выцветшие брови и размахивая полевой сумкой, деловито оглядел подворье, задержал взгляд на Павлике, который инстинктивно спрятал за спину ружье.

- Покажи!

Павлик не двинулся с места. К нему подошел отец, взял ружье и протянул милиционеру. Тот подкинул ружьишко в руке, пробуя его на вес, и скосил насмешливые глаза на председателя сельсовета. Затем с любопытством начал рассматривать оружие. Вдруг, заметив на казенной части вычеканенные цифры номера и контуры царского герба, посуровел:

- Значит, в самом деле прячем оружие, гражданин Ярчук?

Разговор продолжали в сельском Совете - пустой, холодной комнате с голыми стенами. Милиционер, устроившись за председательским столом, писал протокол. Красный сатин, покрывавший стол, бросал на его лицо багровый отблеск.

- Как давно храните ружье? - спрашивал милиционер у Платона Гордеевича, сидевшего напротив.

- Пятый год храню. - У Ярчука под усами мелькнула едкая усмешка.

- Где взяли?

- Один добрый человек подарил.

- Кто?

- Не скажу.

- Скажете. У нас все говорят... Вы знали, что держать без разрешения оружие запрещается?

- Слышал, будто есть такой закон. Но видеть его не приходилось. Платон пожал плечами и виновато посмотрел на председателя сельсовета, который молча прохаживался по комнате и дымил вонючей самокруткой.

- Значит, не отрицаете, что прятали от советской власти оружие?

- Нет, не отрицаю. На чердаке прятал, в соломе.

Милиционер неторопливо записывал слова Платона Гордеевича, по-куриному свернув набок голову и кося глаза на лист бумаги, вырванный из какой-то старой конторской книги.

- Подпишите протокол, гражданин Ярчук, - наконец со вздохом промолвил он, распрямляя за столом спину и кинув укоризненный взгляд на председателя сельсовета. Этот взгляд как бы говорил: "Вот какие дела творятся у тебя под носом, председатель".

Платон Гордеевич с похрустыванием в коленях поднялся с табуретки, охнул, ухватившись руками за поясницу, и подошел к столу.

- Звиняюсь, товарищ милиционер... Значит, это как же? Тюрьма мне?

Милиционер развел руками и с сожалением посмотрел в заросшее лицо Платона.