Иван Стаднюк - Люди не ангелы

• Название: Люди не ангелы
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

39

Анонимные письма, поступающие в обком партии, обычно уничтожают, не придавая им значения. Но письмо из Кохановки показалось в секретариате загадочным, и ему "дали ход". Через некоторое время письмо лежало на столе Арсентия Никоновича Хворостянко с короткой резолюцией: "Расследовать".

Арсентий Хворостянко, прочитав анонимку, разволновался. Еще бы: Маринка Черных, на которой собирается жениться его сын Юра, может оказаться дочерью предателя. А кому из уважающих себя людей, а тем более партийных работников, интересно завести такую родню?! И Арсентий Никонович первым делом позвонил в Кохановку и через Тараса Пересунько передал, чтобы Юра срочно приехал домой в связи с болезнью матери. Надо было предупредить Юру, дать ему добрые советы, узнать от него подробно о событиях в Кохановке, а затем уже поехать в Будомир для беседы со Степаном Григоренко.

История эта могла иметь два исхода, и оба они в общем-то устраивали Арсентия Хворостянко. Если действительно окажется, что отец Маринки власовец, то само собой расстроится нежелательное сватовство Юры; Юра ведь тоже не лыком шит - не захочет, чтоб биография его оказалась с зазубринами. Если же подтвердится вина Павла Ярчука, то Арсентий Никонович в благородном негодовании спровадит, наконец, на пенсию Степана Григоренко.

Но загадывал Хворостянко-старший преждевременно. К концу рабочего дня позвонила ему на службу жена - Вера Николаевна - и веселым голоском сказала:

- Арсик, на работе не задерживайся. У нас дорогие гости.

- Кто?

- Не скажу. Приезжай - увидишь. Я уже накрываю стол. - И, засмеявшись, положила трубку.

Не догадывался Арсентий Никонович, что это уже успел приехать домой Юра, а вместе с ним - Настя Черных.

Вера Николаевна считала, что вопрос женитьбы Юры и Маринки решен окончательно, и встретила Настю с распростертыми объятьями. Юра, увидев мать в добром здравии, смутился, но никаких вопросов задавать не стал; догадался, что родители захотели повидаться с ним.

А Вера Николаевна, дородная и румяная, улыбчивая и предупредительно-внимательная, показывала ошеломленной Насте квартиру, доверительно, со щедрой сладостью в голосе рассказывала, что они с Арсентием со временем уедут в Будомир, а тут останутся хозяйничать Юра и Маринка. В Будомире Хворостянки намерены обзавестись собственным домиком в живописном месте, чтоб лес и речка рядом, и будет тот домик как дача всей их, пока небольшой, хворостянковской династии.

Настя только в кино видела подобные квартиры - с газом, ванной, всякими машинами для стирки и для уборки; даже кофе варит здесь какая-то хитроумная аппаратура. А книг и диковинных безделушек сколько на полках! А картин на стенах! И везде чехлы: на стульях, на тахте, на пианино. Полы отливают янтарным блеском - ходить страшно по ним. Много света и простора. Врывающиеся в раскрытые окна звон трамвая и шум автомобилей тоже казались Насте музыкой.

Только редкие вздохи напоминали, что нет полной радости в осуществляющихся мечтаниях Насти. После того, что случилось в клубе, черный камень не переставал давить ее сердце. Будто в кошмарном сне жила в последнее время. Проснуться бы и узнать, что не было клуба, не было страшных слов Павла Ярчука, не было пепельно-серого, искаженного ужасом лица Маринки, а затем ее страшных беззвучных рыданий дома.

Настя боялась, что дочь лишится рассудка. Да спасибо Юре. Целую неделю долгими часами сидел он возле Маринки, утешая ее, уговаривая. Доказывал, что Маринка не в ответе за отца, что, может, все сказанное Павлом Ярчуком неправда. А если и правда, то за давностью времени не стоит придавать этой правде значения, тем более что власовцы и полицаи, не совершавшие во время войны убийств, уже помилованы государством.

Понимала Настя, что оплакивала Маринка свою любовь к отцу, попранную им же, отцом, оплакивала свою прежнюю жизнь, светлую и чистую, а теперь замутненную позором... Легко ли сознавать, что отец, чей образ, созданный рассказами матери и своей, щедрой на доброту фантазией, с нежностью носила в своем сердце, оказался не героем, а жалким предателем.

И тревога не покидала Настю. В душе она уже раскаивалась, что уехала из дому, оставив Маринку наедине с еще не улежавшейся тяжкой бедой.

В передней раздался сиплый звонок, и Юра, помогавший матери накрывать стол, кинулся к двери. Вошел Арсентий Никонович, держа в руках сверток с бутылками.

- А-а, ты уже прискакал?! - обрадовался он, с любопытством глянув из-за Юры в столовую, где сидела на тахте Настя. - У нас действительно дорогие гости!

Передав Юре бутылки, Арсентий Никонович радушно поздоровался с Настей и, потирая руки, со знанием дела оглядел расставленные на столе закуски:

- Икорка - хорошо!.. Грибочки... лимончик... паштет... сальце... Отлично! Ставь, Юра, коньячок и боржоми, да воздадим хвалу земным благам!

- Может, моей "калиновки" попробуете? - несмело предложила Настя.

- Самогонка? - Арсентий пытливо посмотрел на гостью.

- Настойка, - Настя от смущения опустила глаза. - Калиновая горилка.

- А что? Попробуем!

Вышедшая из кухни Вера Николаевна окинула мужа снисходительно-любящим взглядом и весело пожаловалась ему:

- Настасия Демьяновна не только "калиновки" привезла. Целый чемодан гостинцев: гусь жареный, колбаса домашняя, мед. - И с ласковой укоризной сказала Насте: - Мы ж не в голодном краю живем. Зачем было везти?

- Так полагается, - извиняющимся тоном ответила Настя.

- Это не дело, - покачал головой Арсентий Никонович. - Вы ставите нас в неловкое положение.

- Да мы ж свои люди! Какая неловкость? - Настя смотрела то на Веру Николаевну, то на Арсентия Никоновича с чувством недоумения и легкой обиды.

- Ну, будем садиться за стол, - прервала спор Вера Николаевна и прикрикнула на Арсентия: - Иди мой руки!

Направляясь в ванную комнату, Арсентий Никонович незаметно подмигнул Юре. Юра понял отца и, спросив у матери: "Где штопор?" - вышел из столовой.

В сверкавшей кафельной белизной ванной комнате Арсентий Никонович предусмотрительно пустил воду и зажег газ. А когда зашел, прикрыв за собой дверь, Юра, начал разговор под плеск падающей струи и шум горелки:

- Что тебе известно об отце Маринки?

- Уже прослышал? - Юра с горечью улыбнулся.

- Нам полагается знать все.

- Зачем же тогда спрашиваешь?

- Ты что, маленький?! - Арсентий Никонович смотрел на сына со строгим недоумением. - Если подтвердится, что он власовец, о твоей женитьбе на Маринке не может быть и речи!

Лицо Юры покрылось красными пятнами, а губы мелко задрожали.

- Почему? - чуть слышно спросил он у отца. - Чем же Маринка виновата?

- Не прикидывайся дурачком! - у Арсентия Никоновича даже глаза побелели от негодования. - Если тебе наплевать на то, что у тебя будет жена - дочь изменника Родины, так мне, работнику партийного аппарата, это небезразлично! Шутка ли: Хворостянко породнился с семьей предателя!

- Отец... Но я же люблю ее...

- Понимаю... Надо взять себя в руки. Хочешь - устрою перевод из Кохановки.

- Что ты! Люди засмеют!

- Будто людям нечем заниматься, кроме твоей персоны.

- Ты не прав, папа... Вот я в Кохановке без году неделю побыл, а что-то начинаю понимать. Неправильно мы живем.

- Интересное открытие, - Арсентий Никонович, намыливая руки, бросил на сына саркастический взгляд. - Может, пояснишь?

- Понимаешь, там люди, кажется, меньше всего думают о себе.

- Это мужик-то о себе не думает? - Арсентий Никонович весело захохотал.

- Во всяком случае, так мне кажется. Был я на фермах, на току, на свекловичных полях. И знаешь, как там работают? Будто им это одно удовольствие, хотя к вечеру на свекле бабы еле спины разгибают. Везде смех, песни. Даже если ругают бригадира или председателя - тоже с шуточками. У меня на строительной площадке мужики вроде не работой, а игрой заняты. А над скудными заработками своими только подсмеиваются.

- Привыкли, знают, что шиш получат, - хмуро усмехнулся Арсентий Никонович.

- Может, и так, - Юра пожал плечами. - На меня с недоверием посматривают. Городской, мол.

- Ну, валяй, заслуживай у них доверие, - вытирая вафельным полотенцем руки, Арсентий Никонович смотрел на сына с уничтожающей иронией. - Но их доверие путь в партию и на высокие должности тебе не откроет. За границу ты тоже не ездок со скомканной биографией.

- Старомодный ты какой-то, - со вздохом ответил Юра. - Насколько я понимаю, когда принимают в партию, смотрят человеку в душу, а не в анкету его жены.

- Не все понимаешь, - Арсентий Никонович засмеялся тем неприятным смешком, который говорит о презрении к собеседнику или в лучшем случае о полном превосходстве над ним. - А когда подписывают партийные документы, смотрят уже не в душу, а в анкеты.

- Очень жаль, если это так... Но я думаю, что не так. Теперь другие времена.

Арсентий Никонович ничего не успел ответить, ибо в ванную комнату заглянула Вера Николаевна.