Мария Семпл - Куда ты пропала, Бернадетт?

• Название: Куда ты пропала, Бернадетт?
• Автор: Мария Семпл
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-905891-43-4

Бернадетт Фокс бесследно исчезла за два дня до Рождества. За день до отъезда в обещанный дочери в награду за отличную учебу семейный круиз в Антарктиду…

Окружающие привыкли к странностям Бернадетт: она почти не выходит из дому, не ухаживает за газоном, отказывается заседать в родительском комитете, школьных мамашек называет не иначе как «мошкарой» и сорит деньгами так, как будто они ничего не значат. Еще она не снимает темных очков, однажды заснула на диване в аптеке и… организацию всех бытовых дел поручила удаленному виртуальному помощнику в Индии! Ее муж Элджи – компьютерный гений из «Майкрософт» – честно пытается понять, что происходит с женой, но слишком редко бывает дома: совещания, командировки и вечный аврал на работе не оставляют времени на семью.

Куда же пропала Бернадетт? Стала жертвой несчастного случая? Покончила с собой? Никто не знает, что с ней случилось, но все уверены: ее больше нет в живых. Все, кроме пятнадцатилетней Би, которая в поисках мамы готова добраться до самого Южного полюса…

---

– Знак? – едва слышно выдавила она.

– Какой знак? – вмешалась я.

– Кем надо быть, чтобы повесить такой знак?!

– Я сниму его сегодня же, – сказала мама.

– Какой знак? – повторила я.

– Об этом ваша грязь уже позаботилась, – огрызнулась Одри. Только сейчас, когда она буквально вонзилась в нас взглядом, я обратила внимание, какие зеленые у нее глаза.

– Я за все заплачу, – пообещала мама.

Мама – она такая: мелкие неприятности выводят ее из себя, зато кризисные ситуации заставляют мобилизоваться. Если официант, вопреки троекратному напоминанию, так и не принес ей воды, если она забыла темные очки, а тут, как назло, выглянуло солнце – берегитесь! Но когда приходит настоящая беда, мама хранит олимпийское спокойствие. Наверно, научилась этому за те годы, что безвылазно провела со мной в больнице. Я что хочу сказать: если все плохо, то мама – незаменимый член команды. Но, похоже, Одри Гриффин ее спокойствие только раззадорило.

– Вас только это интересует? Деньги? – Глаза Одри метали громы и молнии. – Сидите себе в огромном доме на горе, смотрите на нас сверху вниз и знай себе чеки строчите! А вниз к нам, грешным, спуститься – что вы, это ниже вашего достоинства!

– Вы, очевидно, сильно расстроены, – сказала мама. – Вспомните, пожалуйста, что все работы на склоне проводились по вашему настоянию. Я наняла вашего работника, и он все сделал к назначенному вами сроку.

– А вы, выходит, совсем ни при чем? – закудахтала Одри. – Хорошо устроились! Ну а знак? Знак тоже я заставила вас повесить?

– Какой знак? – Мне не нравилось, что они все время говорят про какой-то знак.

Мама повернулась ко мне.

– Би, я сделала глупость. Потом расскажу.

– Бедное дитя! – прошипела Одри. – После всего, что ей пришлось пережить…

– Что-о-о?! – вскинулась я.

– Я приношу вам свои извинения за знак, – с нажимом сказала мама. – Я сделала это сгоряча в тот день, когда застала вас и вашего садовника у себя на лужайке.

– Так, по-вашему, это я во всем виновата? Восхитительно!

Похоже, стрелка ее прибора миновала красную черту и поползла дальше, в область неизведанного, куда еще не рисковала заглядывать ни одна злобносчастливая душа. Мне стало страшно.

– Я не снимаю с себя вины, – ответила мама. – Просто хочу отметить, что сегодняшние события произошли не сами по себе.

– Так вы что же, считаете, что пригласить работника с целью оценки работ по благоустройству, предписанных городским кодексом, – это то же самое, что вывесить щит, напугать до полусмерти малышей из двух классов, поставить под угрозу набор в «Галер-стрит» и разрушить мой дом?

– Знак появился не просто так. И вам это известно.

– Ваааауууу, – взвыла Одри, растягивая звуки так, словно пустила их вверх-вниз по американским горкам. Ее голос сочился такой ненавистью и безумием, что, казалось, мог пронзить вас насквозь. У меня заколотилось сердце.

– Оч-чень интересно… – теперь Одри шипела. – Значит, вы думаете, что повесить над моим домом щит с клеветнической надписью – это адекватная реакция на производство оценки работ по благоустройству?! – произнося эту фразу, она тыкала пальцем по сторонам. – Кажется, я вас поняла.

– Это гипертрофированная реакция, – спокойно произнесла мама. – Не забывайте, что вы нарушили границы частной собственности.

– Да вы с ума сошли! – взорвалась Одри. Глаза ее бешено метались туда-сюда. – Боже мой! А я-то все пыталась понять, в чем дело. Но теперь, кажется, поняла! – Она напустила на лицо выражение изумленной идиотки и часто-часто захлопала в ладоши.

– Одри. Не забывайте, что именно вы начали эту игру.

– Я? Я не играю ни в какие игры!

– А кто заставил Гвен Гудиер разослать письмо про то, как я переехала вам ногу? Это что, по-вашему?

– Ох, Бернадетт, – печально покачала головой Одри. – Вам надо избавляться от паранойи. Если бы вы больше общались с людьми, то поняли бы, что мы – вовсе не свора чудовищ, которые спят и видят, как бы вас схватить. – И она выставила вперед руки со скрюченными пальцами.

– Думаю, мы закончили, – сказала мама. – Приношу извинения за знак. Это идиотская ошибка, и я готова понести за нее полную ответственность – как финансовую, так и моральную. В том числе перед Гвен Гудиер и «Галер-стрит».

Она отвернулась, обошла машину спереди и уже открыла дверцу, но тут Одри Гриффин, как оживший киношный монстр, снова выросла перед ней.

– Би ни за что не приняли бы в «Галер-стрит», если бы знали, что она – ваша дочь. Спросите Гвен. Никто не знал, что вы – та самая семейка из Лос-Анджелеса! Подумаешь, купили домину на самом лучшем участке и думают, что им все позволено! Вы хоть знаете, где мы сейчас стоим? В четырех милях от дома, где выросли я, моя мать и моя бабка!

– Охотно верю.

– Мой прапрадед был охотником на Аляске. Прапрадед Уоррена покупал у него пушнину. А вы заявились с мешком майкрософтовских денег и надеетесь стать здесь своими. Но вы – чужаки. И своими никогда не станете.

– Аминь.

– Все родители вас на дух не выносят, Бернадетт. Вы знаете, что на День благодарения мы всем классом ездили на остров Уидби, а вас и Би не позвали? Правда, я слышала, вы чудесно отметили праздник в «Дэниелс Бройлере»!

У меня перехватило дыхание, как будто Одри Гриффин нанесла мне удар в солнечное сплетение. Я схватилась за машину, чтобы не упасть.

– Ну все, Одри. – Мама сделала несколько шагов в ее сторону. – Пошла вон отсюда.

– Прекрасно! Грубость при ребенке. Надеюсь, вам стало легче.

– Повторяю. Пошла вон, Одри. И не втягивай в это Би.

– Мы любим Би. Она отлично учится, она чудесная девочка. Это доказывает, что дети психологически очень устойчивы, раз, несмотря ни на что, она выросла такая хорошая. Будь она моей дочерью – и то же самое скажет любая мать из нашего класса, – я бы никогда не отправила ее в школу-пансион.

Я наконец смогла набрать в грудь достаточно воздуха:

– Я сама хочу в школу-пансион!

– Конечно, хочешь, – с жалостью в голосе сказала Одри.

– И это была моя идея! – заорала я в ярости. – Я вам уже говорила!

– Не надо, Би. Оно того не стоит, – сказала мама. На меня она даже не смотрела, просто протянула руку в мою сторону.

– Конечно, твоя, детка, – сказала мне Одри, не сводя глаз с мамы. – Конечно, ты хочешь уехать. Кто бы на твоем месте не захотел.

– Не смейте так со мной говорить! – проорала я. – Вы меня не знаете!

Я насквозь промокла, мотор машины все это время работал вхолостую, расходуя бензин, обе двери были открыты, так что дождь заливал кожаные сиденья, к тому же мы встали точно в воротах, а они все время пытались закрыться и тут же разъезжались обратно. Я боялась, что двигатель перегреется, а Пломбир просто сидел сзади с глупым видом, разинув пасть и вывалив язык, будто не понимал, что мы нуждаемся в защите. И надо всем этим разносилась песня Here Comes the Sun, которая, как утверждает мама, напоминает ей обо мне. Я поняла, что больше никогда не смогу слушать Abbey Road.

– Господи, Би, что случилось? – Мама поняла, что со мной что-то не так. – Сердце?

Я оттолкнула маму и ударила Одри по мокрому лицу. Я знаю, что так нельзя. Но я больше не могла!

– Я молюсь за тебя, – сказала Одри.

– За себя помолитесь, – рявкнула я. – И вы, и остальные мамаши не стоите мизинца моей мамы. Это вас все ненавидят. Ваш Кайл – малолетний преступник, мало того что двоечник, еще и в спорте круглый ноль. Если кто с ним и тусуется, то только потому, что он распространяет наркоту, да еще вас передразнивает. А муж у вас – алкоголик, его три раза ловили за рулем пьяным вдрызг, но ему все сходит с рук, потому что он водит дружбу с судьей. А вас одно волнует: чтобы никто ничего не узнал. Но поздно: Кайл про вас всей школе рассказывает.

– Я христианка, я тебя прощаю, – быстро сказала Одри.

– Я вас умоляю. После того, что вы тут наговорили моей маме. Христианка!

Я залезла в машину, захлопнула дверь, выключила Abbey Road и заплакала. Я сидела в луже, но мне было все равно. Мне было очень страшно. Но не из-за знака, и не из-за этого дурацкого оползня, и уж, конечно, не потому, что нас с мамой не позвали на идиотский остров Уидби, – нам сто лет не нужны никакие поездки в компании этих дуболомов. Я испугалась потому, что сразу поняла: теперь все изменится.

Мама села рядом и закрыла дверь.

– Ты суперкрута, – сказала она. – Ты это знаешь?

– Я ее ненавижу.

Я не стала говорить вслух (потому что было незачем, потому что это подразумевалось само собой, хотя и непонятно почему: ведь раньше у нас не было от него секретов), что папе мы ничего не скажем.

После той безобразной сцены мама изменилась. Случай в аптеке тут ни при чем: она вышла из аптеки совершенно нормальной; мы же пели с ней в машине под Abbey Road. Мне плевать, что говорят папа, врачи, полиция и кто угодно. Во всем виноват скандал, который устроила маме Одри Гриффин. А если не верите мне, то вот, прочтите.