Иван Стаднюк - Публицистические статьи

• Название: Публицистические статьи
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Никто сейчас не возьмет на себя смелость утверждать, что сумеет исчерпывающе и всесторонне осветить в художественном произведении те далекие, но все еще воспаляющие нашу мысль события в их причинной взаимосвязи. Однако писатели военной темы, каждый в меру своих сил, активно стремятся высветлять это прошлое лучами правды - во имя настоящего и будущего.

Свою работу над романом "Война" я рассматриваю как весьма скромный и, может, не во всем удавшийся вклад в это важное и святое дело. Судить о нем - главному судье: читателю.

Иные критики (они есть и среди читателей), не решаясь отрицать права писателя на тенденциозность в своем творчестве, все-таки корят роман "Война" за его тенденции. И мне доставляет удовольствие сказать им, что партийная тенденциозность присуща и моему мироощущению, которое в равной степени проявилось в романе "Люди не ангелы" и в романе "Война". Я горжусь тем, что исповедую почерпнутую из ленинского учения убежденность взглядов на жизнь, на место человека в жизни.

Я никогда не солидаризовался с теми, кто изображал теневые стороны нашей действительности с расчетом на подчеркивание своей "смелости" и на шумный успех у наших идейных противников. Вместе с тем я не уклоняюсь от изображения трудностей и невзгод на боевом пути строительства коммунистического общества. Роман "Люди не ангелы" именно и рассказывает о сложных временах нашей жизни, когда в советской деревне были допущены отклонения от ленинской политики партии. Однако главное в этом романе звучание искренней веры крестьянства в правоту ленинских идей. Эта вера не пошатнулась на самых крутых поворотах истории, а когда на нашу Родину напали фашисты, она, эта святая вера, проявилась в величайшей самоотверженности всего советского народа, в том числе и крестьянства. Великая Отечественная война показала необоримую силу социалистического строя, сплоченность советских людей вокруг Коммунистической партии, единство духа и устремлений Советского правительства и всех народов и народностей, населяющих нашу страну. Именно этой тенденцией я старался пронизать свой роман "Война" и полагаю, что в нем продолжены тенденции, прозвучавшие в "Людях не ангелах".

1970

РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПИСЬМАМИ

Передо мной лежит на столе горка писем - читательских откликов на публикацию первой книги романа "Война".

Многих читателей интересует, как родился замысел романа "Война", где и когда автор черпал для него материалы, в какой мере в романе соседствуют подлинность с вымыслом. А иные вообще приемлют "Войну" как документальное произведение. Приведу для наполнения разговора конкретностью выдержку из одного письма.

"Я прочел первую книгу Вашего романа "Война", напечатанного в журнале "Октябрь" No 12 за 1970 год... Ваш Федор Ксенофонтович очень похож на нашего командира 13-го мехкорпуса генерал-майора Ахлюстина Петра Николаевича, погибшего при выходе из окружения 16 июля 1941 года на реке Сож вблизи Славгорода (бывш. Пропойск) Могилевской области. Он погиб как Чапаев: будучи раненным, утонул в реке Сож на последней переправе к своим, когда под ураганным огнем противника выводил остатки своего корпуса за линию фронта (линия фронта была на реке Сож).

Еще раньше, 30 июня 1941 года, в Налибокской пуще переодетые в нашу форму немецкие диверсанты убили заместителя командира нашего корпуса генерал-майора Иванова Василия Ивановича. На моих глазах погибли в те дни многие товарищи из нашего корпуса. Я, будучи раненным, вынужден был остаться в лесах Белоруссии, потом попал к партизанам. Был начальником штаба партизанского отряда, а потом НШ 1-й Бобруйской партизанской бригады, которой командовал Герой Советского Союза Ливенцев Виктор Ильич. По совместительству пришлось выполнять обязанности ответственного редактора подпольной газеты "Бобруйский партизан". Фамилия моя - Кремнев Сергей Зиновьевич, до начала войны - начштаба отдельного батальона связи вновь сформированного в апреле - мае 1941 года 13-го мехкорпуса.

Штаб нашего корпуса находился в Бельске, южнее Белостока. Части корпуса в первый день войны занимали рубеж по реке Нурец. Дивизии вели бои у населенных пунктов Бряньск, Боцьки, Клещеле. Впереди нас на передовом рубеже 22 июня 1941 года вел бои непосредственно у границы 5-й стрелковый корпус, штаб которого также размещался до войны в Бельске. Между прочим, комиссар этого корпуса Яковлев Константин Михайлович тоже был в партизанах, затем в августе 1942 года был вывезен на самолете за фронт в действующую армию. Теперь он на пенсии, живет в Омске.

Я Вас убедительно прошу, когда будете издавать этот роман в виде отдельной книги, внесите дополнения о наших погибших генералах: Ахлюстине и Иванове. Это были очень заслуженные командиры, участники гражданской войны, награжденные орденом Красного Знамени еще в те годы. У меня есть адреса их родственников и земляков, есть фото.

Здесь, в Минске, живет бывший командир 11-го мехкорпуса генерал-полковник в отставке Мостовенко Дмитрий Карпович. Он занимал рубеж в первые дни войны по реке Лососьна, южнее Гродно (эта речка у Гродно впадает в Неман). Потом в июле 1941 года он вышел с группой через Полесье в Гомель и всю войну командовал танковыми соединениями. На второй день войны (23.6.41) на его КП был генерал Карбышев вместе с командующим 3-й армией генерал-лейтенантом Кузнецовым..."

Это письмо мне очень дорого. Оно словно дружеский голос из глубин самого романа, голос человека, многое сопережившего вместе со мной и с моими литературными персонажами. Мой генерал-майор Чумаков Федор Ксенофонтович - лицо вымышленное, однако, работая над его образом, особенно над чертами его характера как военачальника, я непрерывно обращался мыслями и к командиру 13-го мехкорпуса генералу Ахлюстину, на которого, как утверждает читатель Кремнев, похож мой генерал Чумаков, и к командиру 11-го мехкорпуса генералу Мостовенко, и к командиру 6-го мехкорпуса генералу Хацкилевичу. Мне очень хорошо известно, какую роль сыграли эти корпуса в невероятно тяжелые первые недели войны, а воображение позволило представить, через сколь огромные трудности, опасности, трагические ситуации прошли их командиры. И корпус генерала Чумакова я заставил по своему писательскому своеволию действовать в тех же местах и в той же сложнейшей обстановке...

Сам я тоже участвовал в событиях, которые развернулись в первые дни войны в пограничных районах Западной Белоруссии. Однако мотомеханизированная дивизия, в которую я приехал за двадцать дней до начала войны, располагалась чуть севернее, на участке соседней армии. Еще не укомплектованные полки дивизии в первый же день вторжения врага вступили в бой, и нам пришлось увидеть и испытать все то, что увидели и испытали другие части и соединения, внезапно оказавшиеся лицом к лицу с врагом.

Замысел каждой книги, как мне кажется, берет свое начало в бурном смятении чувств, которые потрясают ее будущего автора, и в их осмыслении. Для меня подобным смятением были, на удивление, не первые контратаки и атаки, в которых я участвовал, не первые бомбежки и окружения, а первая стычка и схватка с переодетыми немецкими диверсантами, проникшими в автоколонну штаба нашей дивизии, который вместе с приданными подразделениями следовал с запада в направлении Минска. К этому времени мы уже были наслышаны о диверсантах. Более того, одним из них на третий день войны был тяжело (а может, и смертельно - об этом я не знаю до сих пор) ранен в живот командир нашей дивизии полковник А. И. Муравьев. Но появление их в нашей колонне оказалось немыслимо неожиданным и невероятным, а действия - предельно дерзкими, наглыми.

Случилось это в ночь на 27 июня близ деревень Валки и Боровая Дзержинского района Минской области. Переодетым в форму старших командиров Красной Армии диверсантам удалось расчленить надвое нашу огромную колонну, но затянуть в ловушку и разоружить не удалось. Как это случилось, я с определенной мерой подробностей описал в повести "Человек не сдается", а затем и в "Войне". Мы разоблачили и уничтожили около двух десятков диверсантов, хотя и сами понесли потери. Дело в том, что в растянувшейся на много километров колонне оказалось много "чужих" машин с беженцами и военнослужащими из других частей, отступавших на восток. Каждого незнакомого человека можно было в той ситуации принять за врага. И каждый незнакомый мог принять тебя за диверсанта и без предупреждения выстрелить тебе в лицо или в спину.

Однако превозмочь можно все. Наши командиры и политработники (мне запомнились батальонный комиссар Дробиленко, майор Маричев, младший политрук Лоб, погибший в схватке с диверсантом, младшие политруки Полищук и Таскиров) сумели организовать людей и взять инициативу в свои руки, сумели потому, что над нашими войсками витала неуловимая сила, именуемая духом веры и упорства. При всей внешней неразберихе и кровавой сумятице будто один нерв связывал тогда всех наших людей. В минуты растерянности, паники он словно посылал в мозг каждого импульсы надежды и стремления к сплоченности. Мне лично казалось, что в западных районах произошло какое-то дикое недоразумение. По какой-то невероятной случайности немцам удалось застать нас врасплох, и стоит нам опомниться от первого потрясения, организоваться и стать фронтом - тут же вражеское вторжение выдохнется. Была твердая надежда, что сплошная линия фронта возводится вдоль старых, до 1939 года, западных границ. А когда ее там не оказалось, мы уповали на каждый очередной водный рубеж... Даже при самых отчаянных обстоятельствах, и не только в начальный период войны, а и во все последующие, все мы, смею это утверждать со всей категоричностью, выросшие при Советской власти, прошедшие до войны школу комсомола, школу Чапаева и Николая Островского, - все мы ни на одну секунду не сомневались, что "наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами". Более того, в сорок первом году мы даже думали, что придем в Берлин гораздо скорее, чем это случилось.