Дмитрий Стахов - Арабские скакуны

• Название: Арабские скакуны
• Автор: Дмитрий Стахов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Анна Сергеевна была очень открыта, откровенна - она видела меня первый раз в жизни, а говорила со мной так, словно я был ее старой подругой.

Мы сели в такси и поехали. Таксист посматривал на нас в зеркало заднего вида.

- И вот она оказывается в Москве, вдали от мамочки, проходит каких-то несколько месяцев, она приезжает, и я уже вижу - это не та девочка, что уезжала, это вообще не девочка, она уже совсем другая... Куда это вы едете? Я Москву знаю, нам тут надо через Садовое, на Дзержинского и...

- Центр закрыт, - сказал таксист. - Встречают Рацираку Эпидаса.

- Кого? - Анна Сергеевна искала в сумочке сигареты. - Что тут у вас происходит? Эпидасы!

- Первый секретарь компартии Мадагаскара. Большой друг...

- ...и я сразу поняла - Анна Сергеевна уже забыла и про таксиста, и про направление движения, и про Рацираку, - сразу поняла, что у нее появился некто. Такой... Большой... - Анна Сергеевна нашла сигареты, прикурила от плоской золотой зажигалки. - Ты его не знаешь?

- Большого?

- Ну да! Во! Такого...- она сделала две затяжки и выбросила сигарету в окно. -Слушай, я забыла - как зовут ее американца?

Таксист, знаток деятелей международного коммунистического движения, чуть не въехал в зад троллейбусу.

- Реджинальд. Сокращенно - Реджи...

- Черт, прямо Фолкнером тянет, на дух его не переношу!

Маша не переносила мужские члены, ее мать - Фолкнера, вещи разные, из разных пространств, но механизм непереносимости, судя по всему, был одинаков: не переносилось то, что было хорошо знакомо, изучено. И блевала Маша не из-за эстетического неприятия. Тут был повинен опыт, тот, что предшествует чертам и бездревесности. Даже Анна Сергеевна, все знавшая и все понимавшая, не могла и предположить степени Машиной извращенности, очень ранней и оттого умевшей скрываться под маской. Она была Анной Сергеевной, но все-таки матерью. Всего лишь.

Анна Сергеевна замолчала и молчала, пока мы не приехали к дому, где Маша и ее Реджи снимали квартиру. Напротив подъезда стояла серая "Волга", в ней сидели гэбэшники: Рэджи представлял для "конторы" несомненный интерес, он встречался с какими-то деятелями Хельсинской группы, он занимался не только физикой высоких энергий, но и историей революционного движения, и снимаемые им квартиры вечно наполняли идейные марксисты, утверждавшие, что в СССР от истоков ушли слишком далеко, что к истокам пора вернуться. Анна Сергеевна определила гэбэшников сразу.

- Попадешь к этим, - сказала она, - и сразу все расскажешь! И от Машки отречешься, и от мамы родной!

Я сказал, что, мол, не знаю, как от её дочери, но вот от мамы отречься не могу ввиду отсутствия таковой.

- Так ты еще и сирота?! - она взглянула на меня с интересом.

- Сирота, - кивнул я. - Меня воспитывала бабушка. Отец служил на Северном флоте, у него там была другая семья. Мать умерла, когда мне было полтора года...

- Романтично-то как! - Анна Сергеевна сунула таксисту деньги. - Ты по-аккуратней с моими чемоданами, сиротинушка. Там много ценных вещей...

И вот теперь, а именно - завтра Анна Сергеевна летела с нами, то есть - мы летели с нею в Кокшайск! Ого-го!

- Послушай! - сказал я Ивану. - Ведь я должен лететь с Ващинским, к тому же мои америкосы вроде бы берут меня с собой и теперь еще Анна Сергеевна...

Но Иван спал. И во сне храпел. Тут в мастерскую вернулся Иосиф Акбарович, уселся напротив, закурил и налил себе и мне.

- Ты слышал про Анну Сергеевну? - спросил я.

Иосиф покраснел и кивнул. "Вот сейчас окажется, что у нее был роман и с Акбаровичем, что этот сатир с нею спал", - подумал я, а Иосиф покраснел еще сильнее, поднял рюмку и сказал:

- Выпьем, дружище! Я совершенно не виноват, совершенно! Она приехала в Баку, а я тогда заехал к своему бакинскому дяде, заехал вместе с нахичеванским, нахичеванский ее увидел, влюбился по уши, и тут такое началось! Это было задолго до Машкиного отъезда, задолго...

- Ты хочешь сказать, что познакомился с Анной Сергеевной раньше меня?

- Конечно, раньше, но позже Ващинского, который познакомился с нею через своего отца, которому Аннушка помогла получить заказ на монумент защитникам Ладоги. Там этих монументов!.. И позже Ивана!

- А этот-то как?!

- А он, сачок, поехал якобы поступать в Ленинград в Военно-морское училище связи, представляешь - из пустыни, погранец, в морское училище! Это только Иван мог так все придумать! А она, Анна Сергеевна, была тогда женой начальника училища, и вот Иван...

Все! С меня было довольно! Это было выше моих сил! Я поднялся так резко, что чуть не опрокинул стол на Иосифа Акбаровича. Бутылка упала, рюмки упали, Иван не проснулся.

- Ты что? - Иосиф вытаращился на меня. - Что с тобой, дружище?

- Я еду домой! - сказал я. - Завтра мы встретимся в аэропорту. Если не встретимся там, встретимся на месте. В Кокшайске. Если не встретимся там, встретимся...

- В раю! - встрепенулся Иван. - Что, Иосиф, у нашего борзописца новый приступ откровений?

- Не трогай его! - крикнул Иосиф. - Он хороший, он единственный, кто...

Но узнать, кто я и почему единственный, мне не довелось - меня просто-таки выбросило из Ванькиной мастерской, я сбежал по ступеням крыльца, выскочил из подворотни в переулок. Была ночь, кромешная темнота, ни одного фонаря, только где-то в вышине располагались маленькие звезды, желтые и яркие, словно кто-то острой иглой пронзил бархат неба и стала видна подложка из сусального золота, подсвеченного сильным фонарем. В больших серых домах, за плотными шторами окон чувствовался уютный вечерний свет. "Куда? - подумал я. - Налево? Направо?" и налетел на стоявшего в подворотне человека. Он был очень высок и крепок. Мне показалось, что лбом я попал ему в солнечное сплетение.

- Извините! - сказал я.

- На пару слов! - сказал человек и взял меня за руку: это была железная хватка.

- В чем дело?! - попытался я возмутиться, но человек приподнял меня и понес, понес к стоявшему возле подворотни длинному лимузину, на котором при нашем приближении зажглись габаритные огни, который ослепил меня светом фар. Мягко щелкнула дверца, легким нажимом большой ладони человек заставил меня пригнуть голову и впихнул в чрево машины. Дверца закрылась за мной.

- Ну? - узнал я голос сидевшего на заднем сиденье, в самом углу Ашота. - Кто там его грохнул? Рассказывай все!

- Ашотик! Я их ждал на ужин, стол был заказан, бабок было заплачено... - вякнул Кушнир.

- В самом деле! Мы с этим канадцем, помню, в прошлый его приезд пили, говорили, дела делали, а тут на тебе... - удивился рядом с Ашотом Шариф Махмутович.

- Помолчите вы, оба! - Ашот был в шляпе, из-под шляпы выглядывал Ашотов нос, под носом тускло поблескивал золотой зуб: он то ли улыбался, то ли скалился, мой василиск. - Что теперь делать будем? Сергей завтра приедет, что ему скажем? Счет ему из ресторана покажем, с твоими друзьями, художниками ебанутыми, познакомим? Там же серьезно все, конкретно серьезно. Нас всех не завтра, так послезавтра начнут таскать на допросы, начнут...

- Сергей завтра не приедет, - сказал я. - Он сидит на Сардинии, в тюрьме, его обвиняют в торговле оружием.

- Опаньки! - Ашот снял шляпу и пригладил волосы вокруг лысины.

- А у меня срок условный не кончился, - покачал головой Шариф Махмутович, который слишком много думал о себе. - Они за это уцепятся и посадят меня в Бутырку. Я в Бутырку не хочу.

- Помолчи! - Ашот поправил шляпу, блеснул бриллиант на запонке, белоснежный манжет казался синим. - Бутырку мы купим, а вот Сардиния... Ну?!

"Ну?!" было адресовано явно мне. А что я мог ответить? Что я ещё знал?

Крут

...Так называли лошадей из небольшого оазиса на самом севере Аравии, у самой границы Большого Нефуда. Одна из таких лошадей, о которых судят как об очень бестолковых и пугливых, принадлежала, видимо - по правилу соединения противоположностей, очень смелому человеку, отправившемуся к морскому побережью по какой-то надобности. В пути этот человек встретил льва, ничуть не испугался, а натянул свой лук, наложил на него стрелу, выстрелил в льва и попал тому прямо в сердце, затем подошел ко льву и прикончил его. После чего он пошел к протекавшей неподалеку быстрой реке, снял сапоги, разделся, бросился в воду и начал мыться. Потом он вышел из воды, оделся, надел один сапог, прилег на бок и надолго остался в таком положении. Наблюдавшие за его схваткой со львом местные жители решили, что этот храбрец просто красуется перед ними, и спустились с холма, чтобы выразить ему свое восхищение, но нашли его мертвым. Оказалось, что в сапоге был маленький скорпион, который ужалил доблестного человека в большой палец, и тот мгновенно умер. Местные жители решили разделить имущество того человека и разыграть в кости его лошадь. Но пугливая и бестолковая крут вдруг взбесилась, расшвыряла местных жителей, столкнула тело хозяина в реку и сама бросилась следом. Местным жителям досталась только одежда умершего, ибо все его имущество находилось в седельных сумках уплывшей по быстрой реке лошади породы крут...