В. Трифонов - Кронштадт-Таллин-Ленинград Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.

• Название: Кронштадт-Таллин-Ленинград Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.
• Автор: В. Трифонов
• Жанр: Военное
• Год: 2001

О первых месяцах 1941 г. войны на Балтике опубликованы десятки книг. Авторы их и адмиралы, командовавшие флотам, его соединениями, и офицеры, командовавшие кораблями или боевыми частями кораблей Описание и анализ описываемых им событий, конечно, излагается на основе их теперешних должностей, званий и многолетнего служебного и жизненного опыта. Данная книга отличается от всех предыдущих тем, что написана бывшим краснофлотцем, который 16-ти летним мальчишкой за неделю до начала войны убежал из дома в Ленинград, где застала его война Благодаря тому, что он учился е 9 классе Военно-морской специальной средней школы в г. Москве и носил форму, мало чем отличающуюся от краснофлотской, он прибился и группе отпускников-краснофлотцев и, прибавив себе 3 года и назвавшись сигнальщиком, был направлен сигнальщиком на ледокол с эстонской командой Особенность книги – ее документальность, т. к. основа ее – дневниковые записи, которые автор вел с 5-6 класса и почти всю войну.

Другая особенность – описание не масштабных событий, в будничной жизни, работы, службы, окружающих его товарищей-краснофлотцев, старшин и некоторых командиров в различных ситуациях, в которых попадал корабль со своим экипажем все виденное совершенное или пережитое не лакируется, а излагается так, как оно случилось в то время, и приведенная оценка этих событий была дана автором 60 лет назад. Интерес представляет и то, что показана деятельность не боевого корабля, а ледокола, который сам по себе теперь является исторической ценностью и музейным экспонатом. а о его деятельности в первые месяцы войны очень мало известно. Несомненный интерес для историков, изучавших жизнь в блокадном Ленинграде представляют скрупулезные описания блокадного питания матросов этого корабля, отнесенного и тыловым частям. Автор приводит не количество граммов продуктов на человека в сутки, а какое количество пищи он получал с камбуза в натуральном виде – количество столовых ложен первого и второго блюда, их качественное описание.

---

Со строевых занятий из роты демонстрантов увиливали уже многие под разными предлогами. Среди них был и я. А так как я был назначен помкомвзвода, то мое отсутствие было сразу замечено, а оправдаться не удалось. «Схлопотал» 3 наряда – после занятий протирать и проворачивать механизмы орудий: стоявшего слева от входа в школу одного 102-мм и двух 45-мм в вестибюле школы.

Эти наряды были для меня не наказанием, а подарком не только от нашего командира роты, но и подарком Судьбы.

В учебное время, да и после занятий, нам не разрешали крутить поворотные механизмы орудий или открывать замки. А ведь мальчишек тянет к таким механизмам как магнитом! А тут совершенно на законном основании, три вечера по целому часу, когда никто не мешает, можно крутить механизмы горизонтальной и вертикальной наводки, воображая, что ты наводчик и наводишь орудие то по плывущей цели, то по летящей. Затем уже в качестве замкового и заряжающего открываешь замок, имитируешь подачу снаряда в ствол и выстрел, подав самому себе шепотом команду «огонь!»

Разве мог я тогда знать, что не пройдет и 9 месяцев, как мне придется наводить такое же 45-мм орудие по настоящим немецким самолетам и, когда самолет попадал а перекрестие прицела, давать замковому команду: «ноль!» и следить за трассирующим следом своего снаряда.

Итак, понеся заслуженное наказание, я продолжал после занятий заниматься строевой подготовкой, чтобы достойно промаршировать в рядах демонстрантов по Красной площади.

Так и не удалось мне быть участником парада на Красной площади. Правда, пришлось три года участвовать в парадах Одесского гарнизона, причем один год парад принимал находившийся в опале маршал Г. К. Жуков. На осеннем параде он был в шинели. И запомнился казус: Жуков на коне скачет вдоль выстроившихся парадных батальонов. Одна пуговица у хлястика на шинели оторвалась, и хлястик похлестывает маршала в такт скачкам коня.

А потом 6 лет парады на Дворцовой площади в Ленинграде.

А тогда, в 1940 году 7 ноября, мы строем пошли на Красную площадь на демонстрацию. Шли хорошо, но далеко от мавзолея. На демонстрации я уже ходил несколько лет с организацией отца двоюродного брата Жени. И хотя почему-то всегда наша колонна проходила ближе к ГУМу, чем к мавзолею, по для нас каждая демонстрация была праздником.

Итоги учебы за первую четверть, как я сейчас понимаю, были плачевные: 7 «псов» («посредственно»), хотя в моем дневнике оценены как «не особенно хорошие» и как бы в оправдание: «Вообще учеба здорово дает знать. Ложишься в 12 ночи, встаешь в 6. Трудновато».

Зима 1940-41 гг. была в Москве менее суровая, чем прошлогодняя, но все же давала о себе знать. У нас дома и у моих знакомых по Клязьминской школе нередко даже днем в домах было 5-10 градусов, поэтому дома было очень неуютно, и для занятий вечерами холод никак не способствовал. А туг еще несчастье с отцом: числа 15 декабря слег – воспаление легких. Опасались за его жизнь. Старый опытный доктор Буров сказал, что спасти отца может только новый препарат сульфидин. Мы с Андреем два дня искали его в Москве. Были и на фармзаводе и «у черта на куличках». Нашли. Сульфидин помог, но отец был очень слаб и лежал дома еще почти месяц.

У электричек еще не было автоматически закрывающихся дверей, а так как утром мы ехали в Москву в час «пик», то нередко висели в дверях, продуваемые насквозь через тонкие шинели. В кожаных хромовых ботинках без калош мерзли ноги. Однажды, когда на улице было минус 30, а мне надо было поехать на станцию Мамонтовка, отец посоветовал мне насыпать в носки сухую горчицу. Результат был неожиданный: в тонких хромовых ботинках ноги не чувствовали холода. Но почему-то повторные попытки спастись от холода таким способом не давали такого эффекта.

В дневнике у меня есть запись о том, что днем 31 декабря в нашей спецшколе около 100 человек отморозили уши, в нашем взводе – 7 человек. Я немного отморозил правое ухо, которое дважды морозил в прошлую зиму. Морозили свои уши, конечно, по своей глупости. У всех были зимние шапки, но опускать уши, да еще их завязывать под подбородком, считали ниже своего достоинства. Как же, моряки!

31 декабря в спецшколе был новогодний бал, на который мы могли пригласить знакомых девушек. Я пригласил свою бывшую одноклассницу и давнюю симпатию Валю Масленникову, Андрей – Женю Преображенскую.

Каюсь, стыдно перед Валей, но бала этого совершенно не помню. В дневнике же очень скупые строки, что бал был ничего, но я почти не танцевал. Много возились, дурачились в кают-компании, во взводе. Уехали в 5 утра. Андрей отказался провожать Женю, т.к. она жила недалеко от станции, а я проводил Валю и сидел час у нее, отогреваясь, но у них было только 7 градусов тепла. Идя от Вали домой, а это 3 км, боялся отморозить ноги, т.к. они совсем окоченели.

С 4 по 10 января мы с двоюродным братом Женей поехали в деревню Кипрево Ярославской области к моему деду с бабушкой на зимние каникулы. Взяли с собой по сумке продуктов, лыжи, я взял еще свою берданку с патронами, а Женя – этюдник с красками. Женя в основном рисовал деревенские виды, моих стариков и местных двоюродных братьев, а я часами бродил с ружьем по лесу, пытаясь расшифровать узоры следов зайцев и лисиц. Следов было много, уводили они за 10-15 км от дома, но их хозяев так и не удалось встретить. Может и к лучшему. Однажды лисий след вывел меня к небольшому холмику, у подножия которого были видны отверстия нор. Но, очевидно, мое приближение было услышано, т.к. от норы с противоположной стороны холма я увидел свежие следы – скачки удравшей хозяйки этого жилища. После неудачных походов в лес доставалось воробьям, возившимся около сараев с сеном за домами…

«13 января 1941 г. Было общее собрание школы. Докладывали результаты учебы и успеваемости, сопоставляли их с аналогичными показателями Ленинградской военморспецшколы, с которой мы, оказывается, соревнуемся. У Ленинградской успеваемость 97%, у нас – 96,6%. В нашей школе на первом месте по успеваемости наша 2-я рота. Наш взвод на 3-м месте по школе. И на этом весьма благоприятном фоне я чувствовал себя не очень уютно, неуверенно, стал бояться вызовов преподавателей по предметам, которые не успевал подготовить, стал или сбегать с этих уроков, или прогуливал весь день, уходя в какую-нибудь библиотеку-читальню, и читал там литературу, которую «проходили», например, «Что делать?» Чернышевского».

Из моего дневника видно, что «способствовал» моим прогулам занятий мой товарищ Андрей Айдаров, с которым мы ходили днем в кино или занимались у него дома пустой болтовней. Но у него с учебой было все в порядке, ведь он был принят в 8-й класс и для него все занятия – повторение пройденного. В дневнике попадаются такие записи:

«18 января. В школе не был. Ходил в читальню на Арбате по абонементу Жени. 20 января. В школу идти без выученных уроков не охота. Сказал это Андрею. Он согласен. Сходили в кино, в читалку, поехали к Андрею и сидели у него до 21 часа. Дурак»! (Какая самокритика!).

Дома, конечно, о моих прогулах долго не знали.

«21 января. Опять вместо школы в читальню… После читальни опять засиделся у Андрея. Какие у нас разговоры! Куда пойти, если выгонят из спецшколы? Решили в училище штурманов дальнего плавания. Туда принимают с 7-летки, но с 16 лет. Но где оно – не знаем».

«24 января. Сегодня получил по алгебре «плохо»… Ком. взвода поговорил со мной и сказал, что приедет ко мне домой. Да! Дела!»

«30 января. В школу не пошел…».

«31 января. Андрей тоже не пошел в школу».

7 февраля в дневнике попытка разобраться в самом себе и в сложившейся ситуации:

«Вчера поговорил с отцом и сказал, что не тянет меня в школу и что, если бы был интернат, то время бы даром не расходовалось, а учить приходилось бы. А это можно будет сделать, если учиться в другой школе, т.е. надо переходить из Москвы. Он разъяснил, среди 3-й четверти это делать бессмысленно, что надо дотянуть до весны, до осени, а там уже думать об этом. Я и сам понимаю, что нужно дотянуть. Осталось каких-то полтора, полтора! года учебы, вернее 13 месяцев, и буду уже в училище, но никак не могу. Черт знает, что такое! Чувствую, что хватило бы силы сидеть над дельной, практической работой, относящейся ближе к делу. Частенько хочется взяться за морскую литературу и изучать, изучать, делать конспекты, записи, выводы, чертить чертежи и многое другое. Но времени нет. Надо учить уроки, а я не могу. Не могу сесть за них! Видимо, не хватает воли. Это плохо, но на что другое ведь хватает, а на уроки нет.

Думаешь в школе: «Приду, сяду, часов на 7, позанимаюсь, выучу!» Приду, часов в 7 сяду, посижу часа 3-4, и то невнимательно, и все.

Иногда, правда, нападает. Сяду за физику и готов ее всю проконспектировать, прочесть, изучить. Лишь бы не отрывали меня, и сделал бы. Но и отрывают, и неуютно (холодно, пальцы замерзают), да и, главное, времени нет. Черт его знает, куда время летит, совсем его нет.